Оркид сидел какое-то время молча, в задумчивости покусывая кончики пальцев, потом предложил:
— Может, нам прямо сейчас и попробовать? Он ведь уже твёрдый, — добавил он, потрогав мой член.
— Ладно. — Я стянул с себя остальную одежду. — Знаешь, он странный такой… как будто у него собственные мозги есть… или даже сознание. — Я зажал свой цветок между пальцев. — Как будто он сам по себе. У тебя тоже так?
Флар встал, раздеваясь, и кивнул:
— Симбиоз, я же говорил…
Он залез ко мне на кровать, с интересом поглядывая на меня. Инопланетянин ведь тоже не знал, что изо всего этого получится.
— Иди сюда. — Я привлёк инопланетянина к себе, нежно целуя его и склоняя на кровать.
Флар вжался в меня бёдрами, глубоко и расслабленно дыша, и рукой придвинул мой член к своим ягодицам:
— Давай так…
— Хорошо… — Я втолкнул член в его тело, с наслаждением оказываясь в плену тугих мышц.
Наши цветки почти соприкасались, но не реагировали друг на друга. Может быть, мы делали что-то не так. Флар стиснул мои плечи с томным стоном, его нога обвилась вокруг моего бедра, заставляя меня двигаться.
— Саймон… — капризно простонал он, открывая губы.
Я прильнул ртом к его губам, мы сплелись языками, сладко играя друг с другом и возбуждаясь от этого ещё больше.
Мой цветок вдруг налился, раздаваясь вширь. Мне показалось, что он готов взорваться изнутри. Так и случилось: он распахнулся, сочась золотой слизью, и его лепестки трансформировались в какие-то тонкие округлые стебли, похожие на щупальца. Они оплели цветок Оркида, проникая в него и раскрывая его. И тот тоже изменился: из него вытянулись такие же стебельки и оплели центральный пестик моего цветка, заставляя его войти внутрь раскрытой чашечки. Они тоже сочились золотом, но несколько иного оттенка, и тянули пестик внутрь, пока он буквально не воткнулся в сердцевину, едва ли не брызжущую пыльцой. Флар вскрикнул, глаза его залила золотая муть, а тело задрожало.
— Саймон… — выдохнул он, ещё цепче стискивая пальцы на моих плечах.
Я понял, что это оргазм. Стебельки между тем продолжали сплетаться, золото сочилось и брызгалось сквозь них. Флар стонал, не переставая, и его тело содрогалось всё откровеннее.
Я пока не очень понимал, что происходит со мной: я привык чувствовать удовлетворение пенисом, — но моя нервная система ещё не слишком слилась с рецепторами цветка, наверное, поэтому оставалось ощущение чужеродности. Я продолжал двигать членом, стараясь достигнуть оргазма привычным способом.
Потом что-то вспыхнуло внутри меня, и я всем телом ощутил горячий прилив в цветке. Дыхание моё сбилось, и я наконец-то почувствовал то, что и должен был: цветок стал частью меня, и я испытал бесконечное наслаждение, с которым не мог сравниться даже привычный мне оргазм. Я тоже застонал, расслабляя тело и позволяя ему биться в экстазе.
Волны накатывали снова и снова, и им не было конца. Золотые разводы растекались по нашим телам всё больше. Мы перевернулись на бок, лёжа лицом друг к другу (так было удобнее). Мне даже больше не хотелось двигать членом, настолько новые ощущения были потрясающие. Глаза Оркида горели золотом и восторгом. Он то и дело жадно целовал меня, подливая сладости в происходящее.
Это длилось почти час и истомляло нас до умопомрачения. Я уже успел кончить по-настоящему, и не один раз. Флар был в полуобморочном состоянии: его глаза закатились, губы вздрагивали, и тело блестело сочным соком. Но цветки и не думали останавливаться: их стебли продолжали виться вокруг друг друга, источая вязкий сок.
— Флар… — простонал я, — когда это закончится?
— Не знаю… — выдохнул он, изгибаясь в очередном оргазме. — Они просто рады, что нашли друг друга. Разве ты не слышишь их?
Я не слышал. Да и не нужно было слушать, и так всё ясно было. Они просто не могли остановиться, делая это снова и снова. Наверное, цветок Флара тосковал по настоящему цветку, и мой член был плохой заменой.
— Я с ума сойду от удовольствия… — простонал Оркид, вжимаясь в меня всё сильнее. — Никогда не испытывал ничего подобного… Саймон, обними меня покрепче!
Цветки успокоились через несколько часов, но нам так и не удалось их распутать. Пришлось лежать и ждать, когда они позволят нам разъединиться. Хотя «успокоились» — неверное слово: иногда они снова оживали, плескаясь соком с новой силой, так что мы с Фларом оба буквально извивались от накатывающих ощущений. Мне уже начало казаться, что не существовало ничего, кроме сплетения наших тел. Это было потрясающе!
Хотя я с опаской подумал: если каждая близость будет теперь такой, мы недолго протянем и загнёмся от переизбытка удовольствия и просто усталости. Но я недооценивал цветки: у них, в отличие от нас с Фларом, всё было под контролем. Скоро их ласки стали затухать, и они ослабли настолько, что нам удалось их распутать почти без труда. Я перевернулся на спину, не зная, что делать со всеми этими испачканными вьющимися стеблями и бесконечно горячим и напряжённым пестиком.
— Цветок закроется, когда успокоится, — тяжело дыша, пояснил Флар.
— Нам бы тоже не мешало… — Я положил ладонь на грудь, старясь унять сердцебиение.
Но — удивительное дело! — через пару минут наши тела пришли в себя, усталость как рукой сняло, как будто мы ничего такого и не делали. Осталось лишь приятное томление и невыразимая сладость.
— А с этим что делать? — спросил я, трогая пальцем слизь, которой мы были покрыты буквально с головы до ног. — Она липкая такая, сложно будет отмыть.
— Не нужно её отмывать, — выдохнул Оркид. — Подожди, пусть сначала цветок закроется, потом сам увидишь.
— Что увижу?
Флар лишь утомлённо улыбнулся, расслабленно посасывая испачканные пальцы, и закрыл глаза.
Цветки закрылись минут через двадцать, приняв обычную форму. К этому времени слизь на наших телах загустела, образовав эластичную корочку. Я поддел её пальцем, и она отстала.
— О, и что теперь с этим делать? — удивился я.
Флар собрал все корочки в кучу и сложил их в пакет:
— Это для плодов, отлично их подкормит. К тому же это несёт в себе нашу ДНК. Так им передастся наш опыт.
— В самом деле? — удивился я, помогая ему собрать всё до последней крошки. — Значит, ничто не пропадает зря?
— Разумеется, поэтому цветы так удачно приспосабливаются к любым условиям. — Флар выгнулся, потягиваясь и почти визжа от удовольствия. — Как хорошо-то! Как будто я только что регенерировал…
Взгляд его стал лукавым, и инопланетянин завалился на меня, игриво трогая мой член рукой.
— Что ты делаешь? — Я засмеялся, перехватывая его руку.
— Мне кажется, мы могли бы ещё немного… — пробормотал он, жмурясь и потирая мой член о своё бедро.
— Флар… — Я не успевал перехватывать его руки, и эта игра меня порядком взвинтила.
В дверь отсека застучали. Оркид раздражённо зашипел (я уже сообразил: когда переводчику не удавалось перевести, значит, это было какое-то ругательство, судя по всему — очень крепкое).
— Что там? — откликнулся я.
— У нас проблемы, — отозвался бортовой инженер, — и вы в этом виноваты! Так что вам и расхлёбывать!
— Ну что там ещё случилось? — недовольно спросил Оркид.
— Проблемы какие-то… Давай посмотрим? — Я встал и обречённо вздохнул, пытаясь запихнуть оба отростка в штаны.
— Если это какой-то пустяк, я их покусаю, — пообещал Флар, спрыгивая с кровати и без труда облекаясь в свой костюм.
Мы отперли дверь и вышли в коридор. Инженер покосился на нас (наверное, догадался, чем мы там занимались) и сказал:
— Из-за того, что эта… она изменила курс, мы попали в пояс астероидов. Впереди огромные камни, нас просто разобьёт о них! На такой скорости и при таком весе корабля мы не сумеем избежать столкновения. И что нам делать?
Я перевёл его слова Флару. Инопланетянин поморщился и пошёл в отсек управления, мы следом. Там царила если не паника, то нечто близкое к этому. Что-то в духе: «Мы все умрём!»
Начальник станции выхватил оружие и наставил его на Флара: