Я медленно кивнула.

— Эти пони не будут промышлять грабежом, пока меня нет поблизости?

Гауда ухмыльнулась. У меня всё лучше выходило задавать вопросы, которые она считала уместными.

— Если я им скажу этого не делать, то не будут. — И с нехарактерным ей тёплым тоном она добавила: — Все осознают, что ты для них тут сделала. А те, кто не считает себя перед тобой в долгу, имеют достаточно здравого смысла, чтобы не нарываться на гнев местного убийцы драконов.

Я смотрела на нерабочий поезд, на лачуги из металлолома, видя все в новом свете. Это место может быть моим домом. Нашим домом, если Каламити и Вельвет готовы к этому. Место для отдыха, место, где Каламити мог бы повесить свою шляпу. (образно говоря, ибо он даже спал, не снимая её, впрочем, как и боевое седло)

Я прошлась, осматриваясь.

На Станции был водяной насос, гриль для приготовления пищи. Небольшой очиститель воды находился там, где были личные покои Гауды. В поезде было несколько запираемых скотных вагонов и два крытых вагона. У нас было бы у каждого своё личное пространство, много места для хранения. Генератор в одной из лачуг поддерживал освещение в ночное время, а в товарном вагоне стоял рабочий холодильник.

Я взглянула на сторожевую платформу над местом, что раньше было кабинетом Гауды. Каламити помахал мне своим перебинтованным крылом. Он почти закончил устанавливать трехствольную плазменную пушку. Я задумалась... Каламити был единственным из нас трёх, у кого хватало навыка, чтобы стрелять из этого монстра вкопытную, но, может быть, я сумела бы переделать её в автоматическую турель? Помня о камуфлированном пегасовском конвое, я знала идеальное место для поиска требуемых деталей.

Да, это местечко было проржавевшим, засранным, полным заплесневелого сена, но почти всё это можно было исправить тяжелой работой и любящей заботой. Отвратительная вонь из здания вокзала, уборная которого была переполнена навозом, была совершенно другим делом. Я бросила на него взгляд и подавила рвотный рефлекс. Решение этой задачки было бы и непростым, и неприятным.

Вельвет Ремеди заметила выражение моего лица и пропела:

— Думай об этом не как о годах сваливания лепешек в одну кучу, Литлпип, а как о бесплатных удобрениях. Мы бы могли возвести здесь сад-огород.

Мы! Это слово наполнило меня теплом и радостью, словно луч солнца.

Моим домом в Эквестрийской пустоши будет бывший дом Гауды. Вместе с её кабинетом.

Любое сомнение (или беспокойство о том, зачем это вдруг Гауде понадобилось хранилище, полное шаров памяти) было смыто этим замечательным словом — "мы".

— Беру!

* * *

— Так-то я не понял, — пробормотал Каламити. — Она терь рейдерам помогает?

Вместе, Каламити и я шли через каменоломню Разбитого Копыта чуть позади Гауды. Вельвет Ремеди была где-то в другом месте, настаивая, что сделает всё, что может, для помощи раненым, несмотря на полное отсутствие медикаментов (как наших, так и в запасах лагеря), израсходованных уже на второй день после битвы. И даже несмотря на то что, вполне возможно, изверги, убившие родителей Сильвер Белл, были скорее среди раненых, чем среди мертвых.

— Не будет рейдеров больше. — Голос Гауды звучал решительно, так, что данное заявление было трудно поставить под сомнение.

Каламити, будучи самим собой, все равно усомнился.

— Не изменить тех ужасных вещей, чё натворили некоторые из них. — Он встряхнул гривой. — Мне всё-таки эт не нравится.

— Это было при Дэдайсе. — Гаудина Грознопёрая привела угнетённых пони Разбитого Копыта к победе против работорговцев Красного Глаза. Теперь, когда Дэдайс и Мистер Топаз были устранены, она была единственной, кого пони из лагеря признали своим лидером. — У меня большие планы; не будет больше места для бесчестных уродов в моём Разбитом Копыте.

Я наблюдала за ней, любуясь её словами и движениями. Мне не нравилась Гаудина, но я не могла её не уважать. И да, она была гладкая, мощная и очень привлекательная для не-пони. (И что с того, что она грифина? Нет ничего плохого в том, что я просто смотрю.) Гауда взяла на себя двух вражеских грифонов и покромсала их своими когтями и магическим дробовиком. В бою она получила несколько новых рубцов. Я думаю, они только сделали её ещё более впечатляющей.

Я надеялась, что и другим кобылам они тоже приходились по нраву; теперь у меня самой был подобный шрам. Несмотря на причиняемую ожогами боль, их можно было полностью исцелить волшебными лечебными средствами. Но зловредные повреждения, причинённые деформирующей и разрушительной магической силой, было не так-то просто излечить. Короткий штрих повреждённой плоти на шее, след от прикосновения магического энергетического копья, останется у меня на всю жизнь.

—... тухлые яйца везде есть, но с ними мы разберёмся, — сказала Гаудина Каламити. Я поняла, что отвлеклась, так как рассматривала её бока (совершено уважительном образом), и потеряла нить обсуждения. — Остальные пони понимают, что они годами ломали копыта ради дракона, который в качестве награды собирался их сожрать. Они переоценили свои жизненные пути, и большинство будет готово к переменам.

Гаудина ухмыльнулась, глядя на Каламити.

— Я заставлю бояться Гауду всех, кто не будет.

За несколько прошедших дней я уже успела узнать, что Мистер Топаз опустил лифт и собирался забраться в двор, когда я включила тревогу. Голос у дракона был громкий и звучал на весь двор. Хоть никто и не знал, о чем я говорила, слова дракона слышало довольно много народу.

Слово распространилось среди выживших. Теперь каждый пони знал меня и моих товарищей по имени и составил своё мнение...

— Эй, Литлпип! — раздался крик через двор, исходивший от группы пони, которые раскладывали броню, снятую с трупов. — Нашла хорошие пули для убийства драконов? А в кладовке Мистера Топаза не искала?

...у некоторых оно было чуть менее уважительным. Я закатила глаза и постаралась проигнорировать их.

Собравшись, я включилась в разговор.

— Так что же за большие планы, о которых ты упомянула?

Гауда остановилась и, повернувшись, оценивающе меня оглядела. Несомненно, я совала нос в дела, которые она предпочитала хранить в секрете. После длительной паузы она поведала мне всё, что мне было позволено знать, но ничего сверх того, что я разузнала бы сама за несколько недель.

— Из-за безвременного разуплотнения Мистера Топаза у нас теперь достаточно самоцветов для привлечения караванов и создания торговых путей. Разбитое Копыто лежит в пределах нескольких дней движения каравана от Мэйнхэттена и Новой Эплузы, — с проницательной усмешкой заверила меня Гауда, — а эплузианцы, я слышала, ищут новых торговых партнёров.

Я старалась не поморщиться. Как много Гаудина знает?

— Агась, а у меня в Кантерлоте есть один хлев, который я могу продать, — с издёвкой сказал Каламити, криво улыбаясь Гауде. — Нисколечки не поверю, что закалённая наёмница, навроде Гаудины Грознопёрой, собирается обосноваться тут и поиграть в мэра.

Гаудина рассмеялась. Звонко и насыщенно.

— Ты прав. Ещё я разошлю... — Она сделала паузу, подыскивая подходящее слово, — приглашение всем Когтям, кто сейчас не связан контрактом.

Дальше она не разъясняла, но картина у меня уже начала вырисовываться.

— Что насчёт шаров памяти? — спросила я в основном из любопытства.

При всём моём удовлетворении от приходящей в форму Узловой Станции Р-7 (особенно порадовали запечатывание источника тошнотворной вони и начало воплощения моих планов о батарее турелей в реальность), я стала подозревать, что мне чего-то недоговаривают. Эта мысль меня не расстраивала — мои седельные сумки уже и так были полны. Во всяком случае, я восхищалась тем, насколько проницательной казалась Гаудина.

Глаза Гауды сузились.

— Не твоё дело. — Как я и ожидала.

Когда мы дошли до конца двора и вошли в сторожевую башню, я услышала работающее радио. Окончание древней песни Сапфиры Шорс уступило голосу диджея Пон3: