Я вспомнила, как Каламити шокировало и встревожило то, что я устроила пальбу. Вельвет уже почти впала в истерику. В подвале! — крикнула я. Идите! Смотрите сами!

— Здесь не было пони, заслуживавших спасения, парень, — сказал нашему пегасу дедуля Рэттл, — Разве что только дети. Все, кто заслуживал право гордо именовать себя пони, покинули этот город давным-давно. Нашли другие способы выжить.

— Ты пока здесь! — жёстко отметил Каламити.

— Кто-то должен был остаться ради детей, — парировал старый жеребец. — А также отваживать отсюда приезжих.

Каламити выглядел так, будто хотел добавить что-то ещё, но дедуля Рэттл продолжал говорить:

— Все остальные здешние пони без колебаний пошли б на убийство или ещё чё похуже. А те, кто не могли... Некоторые ушли в Город Дружбы или в Гаттервилль, некоторые просто стали бандитами. Чёрт возьми, парень, половина ребят, которых ты положил сегодня утром, раньше жили здесь.

Каламити немного пошатнулся от этого откровения.

Малыши, дети Арбы, сбились вместе за заклинанием щита Вельвет Ремеди. Единорожица поддерживала щит с начала сражения, убирая лишь, когда я левитировала нового жеребёнка или кобылку из одного из магазинов. Она не выстрелила ни разу. Просто стояла здесь, внутри щита, защищая детей.

К тому времени, когда я вышла из Старбакса с жеребёнком и двумя кобылками на буксире, остальные вышли из клиники. Они видели то, что видела я. Но к тому времени это уже было не важно. Остальные жители города проснулись и теперь отстреливались. Если бы не Вельвет Ремеди, жители могли бы убить собственных детей в перестрелке.

Каламити отстреливался для самозащиты, стараясь ранить и лишить возможности сражаться. Я помню его полный ужаса взгляд, когда я добила пони, которого он подбил, чтобы вывести его из боя. СтилХувз тоже придерживался обороны, всюду пропуская меня вперёд. Но, в отличие от Каламити, мой друг-гуль не боялся давать сдачи. Кондитерская Кастарда загорелась от выпущенных им ракет. Думаю, что-то в архитектуре препятствовало распространению пожара, иначе вся Арба сгорела бы до основания.

Я взглянула на детей. Они жались друг к другу, напуганные, плачущие. Съежившись позади Вельвет, они бросали на меня полные ужаса и ненависти взгляды. Я стояла там и впитывала их ненависть; я не могла их винить. Бедные дети только что видели, как я убивала их родителей, их семьи. Многие слышали, как их матери орут "НАСИЛУЮТ!", когда я срывала с них одежду, чтобы посмотреть, есть ли у них клеймо.

Я сглотнула, когда ко мне в душу вернулись первые чувства: боль и ужас от содеянного по отношению к этим детям. Того, что им пришлось увидеть по моей милости и во имя их спасения. О Богини, что я наделала!

Всего их было пятеро. Плюс жеребёнок, отца которого я убила. Плюс один молодой паренёк, чуть постарше жеребёнка. Он был достаточно взрослым, чтобы иметь кьютимарку, но его бок не нёс клейма Арбы. Он ел мясо сознательно, но не мог заставить себя убивать.

Я пощадила его. Его ещё можно было спасти. Из всего города он был одним-единственным, исключая дедулю Рэттла и детей. Даже в забытье ярости я не хотела верить в то, что весь город целиком погряз в пороке. Честно говоря, я продолжала думать, что тут должен был бы быть кто-нибудь ещё, кого можно было спасти. Всего один, возможно ли такое? Теперь же, слушая дедулю Рэттла, я поняла, почему любая попытка найти не совсем пропащего пони (исключая того юношу) была обречена на провал.

Каламити развернулся, побежав к Вельвет Ремеди, только бросив взгляд мне вслед. Он уставился на свою возлюбленную сквозь щит, который она поддерживала вокруг себя и жеребят.

— Ты говорила, что у Лил'пип сотрясение, так? — Мой друг-пегас выглядел совсем отчаявшимся. — Она же не соображает, не в своём уме, так? Может это быть... оправданием?

Вельвет Ремеди оглянулась на него через сияние магии, её глаза сузились.

— Ей не нужно оправдание!

Я молча смотрела, наблюдая за друзьями, спорящими о моих действиях, принимая разные стороны. Я потрясённо молчала, будто бы в шоке. Вот только при шоке не чувствуешь себя безжизненной. Моя головная боль вернулась. На самом деле она никуда не уходила. Но пульсации становились всё хуже. Настолько хуже, что я не могла больше её игнорировать, даже ради творящегося вокруг.

— Пардон? — спросил Каламити, выпучив глаза.

— Они. Были. Каннибалами! — фыркнула Вельвет Ремеди. — Может тебе, с такой скоростью пожирающему мясо, сложно это увидеть, но эти... пони... то, что они сделали, выходит за рамки приличия.

— Эй! — огрызнулся Каламити, и, чтоб не уступать ей в голосе, повысил свой. — Я понял, что они были каннибалами. Я б записал этот городишко в список тех мест, где б я не хотел поселиться, сразу за Новой Эплузой. Да и за то, что они скормили мне пони, я никогда не возвращался б сюда и предупредил бы народ об этом.

Я содрогнулась. По моральной шкале Каламити каннибализм и сделки с работорговцами оказались на одном месте.

— Но я б не убивал их за это! — продолжил он. — Как я заметил, они ели только бандитов и рейдеров. Уродов, которых надо отстреливать, как бешеных собак.

— Аарггхх! — выдохнула Вельвет в порыве чувств. — Есть вещи, которые делать нельзя, Каламити! Я уже давно не та наивная кобылка из Стоила. Я видела, насколько жестока Эквестрийская Пустошь. Я знаю, что иногда приходится делать нечто плохое. Шарить по карманам мертвецов? Ладно. Убивать? Монстры и мутировавшие животные каждый день. Убивать пони? Больше, чем хотелось бы, но случается. Даже убийство пони оказывается часто и прискорбно необходимым.

Вельвет была Выходцем из Стойла, как и я. Мы выросли с одинаковыми моральными принципами. Только... она держалась за них лучше, чем я. Пустошь начала подтачивать меня с первой же ночи. Её нравственный стержень был крепче и прочнее моего. И увиденное ею в подвале было далеко за пределами того, что она могла принять.

— Но нужно проявлять хоть каплю уважения. Нужно хоронить врагов. А если и нет, то, по крайней мере, не на надо танцевать и мочиться на них. И уж тем более не следует растаскивать трупы на харчи.

— Иногда приходится делать то, что нужно, чтобы выжить, — мягко заметила Ксенит. Это было первое, что она сказала с момента начала стрельбы.

Вельвет повернулась к ней с круглыми от удивления глазами.

— Ты всерьёз не поддержишь в этом вопросе Литлпип, а открыто заявишь: "Каннибализм — Yay!"?

В отличие от Вельвет и Каламити, голос Ксенит стал только тише:

— Вы до сих пор не можете взять в толк, на что я была готова пойти, лишь бы остаться в живых, и что мне в итоге устраивали. Если бы передо мной поставили тарелку с мясом пони и сказали: "ешь", я бы съела. И это не было бы худшим из того, что я позволяла с собой совершать. Даже ничто из произошедшего за эту неделю не сравнилось бы с этим.

Вельвет отшатнулась от суровой зебры. Повернувшись к Каламити, она сказала:

— Они не просто убили бандитов, Каламити. Ты видел голову проповедника. Они прибили её к стене, словно трофей! А если они убили его, то скольких же ещё?

— Этого я не знаю, — ответил Каламити. — Но ведь и вы тоже.

— Они накормили тебя мясом пони, которых ты убил. Возможно, скормили тебе сердце одного из них... — продолжила Вельвет Ремеди.

— За что не услышат "спасибо".

— ...и они продавали его торговцам, дабы те разносили его на пустоши! — Вельвет указала копытам на сжавшихся позади неё жеребят. — А ещё готовили целое поколение делать то же самое...

— Вельвет, — произнесла я мягко. Слишком мягко, чтобы быть услышанной. Не надо меня защищать, Вельвет. Ты была права насчет меня тогда, в Старой Эплузе. Я убийца. Монстр, тонущий в крови всех убитых ей пони. Я — та пони в зеркале, ничем не лучше рейдера.

Хотя... Так ли это? Тут жили плохие пони. Они должны были умереть. Я спасла других пони, убрав этих, не правда ли?

"Исковерканная доброта", — сердито сказала в моей голове маленькая пони.