Мы с Вельвет сидели вместе на скамейке в задней части фургона. Рог Вельвет Ремеди светился, и тихая мелодия словно ручейком лилась из него.

— Ну как, похоже? — спросила она. Ошеломлённая, я смогла лишь утвердительно кивнуть.

— Ты что... прям сейчас это придумала? — с трепетом спросила я, снова поражённая тем, как же легко ей удавалось придумывать абсолютно новою музыку, да и чтобы она при этом была просто потрясающей.

— Ну, да, правда этому предшествовали годы практики, — признала Вельвет Ремеди. — Но это мой врождённый талант. — И, по-матерински посмотрев на меня, посоветовала: — Прежде чем я смогу написать музыку под твою песню, Литлпип, тебе бы надо написать слова. По крайней мере несколько строф, чтобы я смогла узнать, какой ритм и стихотворный размер ты хочешь использовать.

Я тоскливо вздохнула. Идея так хорошо звучала в моём сердце прошлой ночью и так легко в голове этим утром. Я хотела написать песню, которая бы выразила мои чувства к Хомэйдж. Она должна была быть не чем-то чрезмерно слащавым, а чем-то откровенным, искренним выражением моей любви. Чем-то, что Вельвет Ремеди исполнит в следующий раз, как мы вернёмся в Башню Тенпони. Особым подарком для пони-ДиДжея, которая позволила мне влюбиться в неё по уши.

С Вельвет Ремеди рядом я думала, что могла придумать что-то мало-мальски достойное, до того как достигнем Стойла Двадцать Девять, но...

— Я просто не умею писать стихи. Складывать слова вместе это... — Я вздохнула. — ...Очень сложно.

— Позволь мне помочь, — предложила Вельвет, слушая, что у меня уже выходило, вежливо стараясь не морщиться.

В течении нескольких часов я с Вельвет собрали несколько строк, из которых можно было бы скроить полный куплет. Или две половинки двух разных куплетов. Я ещё не была уверена.

"...В тепле твоих объятий я нашла признание,

И в самый тёмный час маяк увижу я,

Сквозь все невзгоды, сквозь отчаянье,

Тот шар, в котором память, в котором ты и я..."

Вельвет Ремеди пропела мои стихи, пробуя их на вкус, улыбаясь тому, как они звучали на этот раз.

— Намного лучше. Хотя я всё ещё думаю, что некоторые из твоих фраз немного слишком конкретны.

Я покачала головой.

— Это к ней от меня. Это личное. Эти слова и должны быть конкретны. — Я была упряма перед лицом мудрости, но это была моя песня, и мне нравилась строчка: "Я была разбита вагоном одиночества."

Вельвет Ремеди одарила меня полной понимания терпеливой улыбкой. Я поняла, что ей удастся уговорить меня немного изменить текст ещё до рассвета.

* * *

Буря продолжала усиливаться. Нам приходилось останавливаться каждый час, чтобы дать Каламити отдохнуть от бомбардировавшего его косого дождя. Продвигались мы медленно, хоть и летели. Всё по причине сильного ветра, сносившего нас с курса и вынуждавшего Каламити постоянно его корректировать. Так больно было смотреть на все эти его старания ради нас.

На нашей третьей остановке нас приютили останки заправочной станции, стоявшей среди руин небольшого бизнес-района, некогда простиравшегося от Мэйнхэттена до Фетлока. В почти развалившемся строении я заметила более-менее целую кладовую. На её двери был выцветший и запятнанный плакат с изображением радушной Твайлайт Спаркл. "Знания — это магия" — гласила надпись над её дружелюбной улыбкой. А под ней шрифтом поменьше: "Министерство Тайных Наук ищет светлые головы. Вместе мы спасём Эквестрию!" Плакат пересекало корявое граффити: -орись с мини-. Этот обрывок навёл на мысль, что плакат откуда-то перевесили и края фразы теперь украшают неизвестную стену.

Каламити отстегнулся и отправился в каморку хорошенько отряхнуться, а мы стали рыться в своих припасах в поисках коробок "Пышек Пони Джо" и банок сладкой картошки на ужин. На пышки я посмотрела с сомнением — хотя я и стала менее брезгливой в отношении двухсотлетнего съестного, но всё же не решилась к ним прикоснуться. Каламити вернулся, когда Паерлайт уже подогревала (и слегка облучала) банки с картофелем. Пегас уже порядком обсох и был характерно нагружен раскопанным добром.

— Ща надо б Спарк-батареи поменять, пока мы тут сидим, — объявил Каламити, когда Вельвет закончила телекинезом очищать его перья и шкуру от остатков воды. — Хреново будет, если они сдохнут в воздухе посреди бури.

— Не смей, — ахнула Вельвет Ремеди. — Ты и так достаточно потрудился. И теперь, когда ты наконец сухой, ты не полезешь сразу же валяться в грязи, под этим фургоном. Ты отдохнешь. Один из нас сменит их за тебя.

Конечно же это означало, что полезу я. Но я была более чем счастлива быть добровольцем.

— Ну, — Каламити явно был согласен с этим вариантом и был рад возможности наконец расслабить свои ноющие от усталости крылья. — Тогда, наверн, нам надо чуток отдохнуть здесь и переждать, пока буря не поутихнет. — Мы сразу с ним согласились. Хоть я уже и знала, что дождь над Эквестрийской Пустошью может идти несколько дней подряд, но всё же надеялась, что худшая его часть закончится через пару часов. Слепящая вспышка молнии сверкнула над нами, на мгновение превратив мир вокруг в чёрно-белую панораму. Каламити оглянулся и сказал что-то ещё, но его слова утонули в раскатах грома, от которого здание содрогнулось и из трещин в потолке посыпалась штукатурка.

Через пару минут я уже заползала под Небесный Бандит. Жижа подо мной была не просто размокшей землей — скорее вязкой смесью воды и пепла. Я старалась не думать, в чьих останках мне пришлось барахтаться. В конце концов, большая часть пепла была от испепеленных взрывом зданий, ведь так?

Выкручивая телекинезом болты, державшие крышку отсека спарк-батарей, я услышала музыку. Это был уже знакомый марш, звуки которого просачивались через шум дождя и ветра. Приближался спрайт-бот. По мере того как летающее радио приближалось к фургону, музыка становилась всё громче, а шум дождя ещё сильнее подчёркивал металлическое дребезжание его динамиков.

Статические помехи пришибли музыку. Спрайт-бот умолк.

— Привет, Наблюдатель.

— Эй, Литлпип. Давно не виделись, и могу сказать, ты явно была сильно занята.

Я печально усмехнулась, подумав, сколько воды утекло и через сколько всего мне пришлось пройти, с тех пор как я в последний раз говорила со Спайком.

— Как там дела обстоят с тво... твоим домом? — спросила я (наплыв паранойи не позволил мне напрямую назвать его дом пещерой). — Эти... эм... незваные гости всё ещё приносят тебе неприятности?

— Вообще-то, в последнее время они притихли. Не знаю, окопались ли они, или просто стараются избегать моё укрытие. — Он сменил тему. — Кстати, ты, случаем, не находила других... подходящих, м?

Ух, в этом разговоре я чувствовала себя как-то неловко.

— Нет, ещё нет. Но я ищу.

— Спасибо.

Мы либо ходили вокруг да около, либо нам и вправду было нечего друг другу сказать. Я вдруг ощутила охватившее меня горе от осознания того факта, что, видимо, я была не тем героем, что был нужен Спайку. Я определённо была не той пони, что может сделать всё от и до без сучка и задоринки. На краткий, буквально искре подобный момент я подумала, что знаю своё предназначение, однако надежда на это тут же разбилась подобно волнам о камни суровой действительности.

Но ведь Сады Эквестрии не вернут всё на круги своя по мановению копыта доброго пони с радужными намерениями. Даже после того как они очистят землю от порчи, мутировавшие создания, порождённые этой порчей, останутся нетронутыми. Аликорны, те жуткие монстры из больницы (если они выжили), блотспрайты, адские гончие. Даже если порча будет изгнана из атмосферы, мир останется покрытым завесой гнетущего мрака. Даже если мир будет очищен от радиации, Сады Эквестрии не смогут изгнать зло, отравляющее сердца столь многих пони. Рейдеры и работорговцы не испарятся подобно ядам, отравляющим почву.

Короче говоря, требовалось столько всего сделать. И мне не обязательно быть избранным героем, появление которого предсказали росписи на стенах. Я просто должна сделать что-то хорошее.