Вскорми меня Селестия!

В Стойле Два всегда была Смотрительница-единорог. Я попыталась представить Стойло под управлением земных пони и с тем же рвением к прогрессу и промышленности, что было свойственно головам из Министерства Технологии. Что же они могли создать за более чем две сотни лет изоляции?

Ну, допустим, кибернетические импланты.

Я поняла, что упустила нить речи Красного Глаза, и упрекнула себя, что не уделила ему более пристального внимания при том, что он был прямо передо мной. Однако меня не покидало смутное ощущение, что я смотрелась во мрачное и чертовски кривое зеркало.

— ...видел Пустошь такой, какой она была. Но более того, я видел то, какой она должна быть! И какой она может снова стать! Той ночью, впервые, Богиня прошептала мне...

Едва удержалась от фейсхуфа. В идее, что Богиня аликорнов говорила с Красным Глазом, ну или что у него создавалось такое впечатление, было куда больше смысла. Я знала пони в Стойле 2, которая иногда принимала радио Стойла на металлический зубной протез. И одной Селестии известно, что могло ловить то биожелезо в голове Красного Глаза, будь то по задумке разработчика или нет. Богиня телепатически обращалась к аликорнам. Может, она и к нему обращалась? Или он просто помехи ловил?

А ведь Проповедник в разговоре с Вельвет Ремеди предполагал, что Красный Глаз получал искажённые сообщения.

— ...И в первую очередь Она показала мне, насколько ошибочны были принципы моего Стойла. Насколько отталкивающей была вера в превосходство земных пони. Ни одно племя пони не выше другого. Мы все — рабы Эквестрийской Пустоши и только труд сделает нас свободными.

Пока Красный Глаз говорил, я вспомнила искажённые версии историй и прошлого, которые встречала в Стойле Двадцать Четыре. Даже повесть о Кобыле на Луне — повесть о тысячелетнем пути принцессы Луны к безумию в виде Найтмэр Мун, от которого её спасла группа друзей, которых она потом назначила главами своих Министерств — была переделана в повесть об обезумевшем принце. Если Стойл-Тек делала такое для успешного проведения в том Стойле эксперимента по мужскому доминированию, то я могла только догадываться, какими были методы в Стойле Красного Глаза.

— Но труд этот ничего не стоит, если его не разделить! Пока все мы не станем свободны, никто из нас по-настоящему свободен не будет. Да и не заслуживает быть! — Красный Глаз посмотрел куда-то в сторону со странно пристыженным видом. Затем с неожиданным неистовством он продолжил. — Именно поэтому моё Стойло было разобрано первым. Его двери и опоры были выдернуты и переплавлены, а бетонные стены и полы — разрезаны для основания Собора — крепости, которую мы возводим на месте моего былого дома, крепости, которая станет новой столицей нашей Новой Эквестрии и новым домом для нашей Богини во плоти.

Я пошатнулась.

— Пони моего дома были первыми присоединившимися к армии Детей Единства. Или как было во многих случаях, они стали первыми рабочими на этих самых дворах, где трудитесь и вы сегодня. Я видел, как дар нашего Стойла был разделён, как водный талисман был отдан боровшемуся с трудностями городу, который теперь знает радости чистой прозрачной воды. Я направил величайшие умы наших лучших пони-учёных на решение задач грядущей новой эры.

— От моего дома осталась лишь эта мантия, которую я ношу как напоминание, — заявил Красный Глаз, улыбаясь нам. — Всё, что я когда-либо имел, я отдал. Так же, как отдаёте и вы сегодня... — Его глаза, и механический и натуральный, окинули взглядом толпу пони. Голос его звучал по-отечески. — И я просто не могу гордиться всеми вами ещё сильнее.

Красный Глаз бросил взгляд на Стерн. Чёрная грифина кивнула белопёрой головой, однако, только он отвернулся, скривила клюв. Одна из аликорнов продолжала кружить в воздухе, находясь на страже на случай неопознанных левитируемых объектов.

Взглянув на нас снова, озаряя нас своей улыбкой из-под облаков цвета сланца, Красный Глаз объявил:

— И потому я решил подарить вам передышку. Завтрашний день объявлен днём отдыха. Никто не должен трудиться. Кроме того, бар Ромер будет открыт для всех желающих отведать лучшего конского виски во всей Филлидельфии!

Слова лидера работорговцев были встречены топочущими аплодисментами и радостными выкриками. Сумасшествие какое-то. В благодарности толпы было смысла не больше, чем в местной овсянке. Оглянувшись, я всё-таки нашла несколько пони, не поддавшихся всеобщему ликованию. Одним из них был Нарц, хотя Блад, похоже, радовалась за них двоих.

Красный Глаз расплылся в доброй улыбке и взмахнул копытом, требуя тишины. Гул и топот прекратились с трудом, будто бы их душили.

— Также я устраиваю и развлечения. Два полных Турнира в Яме для всеобщего удовольствия, вход свободный! — Он окинул толпу взглядом. — Но это, конечно же, если найдётся несколько добровольцев.

Тишина переросла в тяжёлое молчание. Рабы посмотрели друг на друга.

— И у нас есть один претендент! — объявил Красный Глаз, глядя в толпу. — Ещё желающие?

Я осмотрелась вокруг, пытаясь увидеть, что за пони вызвалась на эти кровавые состязания. Нарц поднял копыто. Блад шокировано смотрела на него.

Затем, не спеша, в знак товарищества, что, я думала, за пределами возможности порочной бывшей рейдерши, Блад встала рядом с жеребцом цвета мочи и подняла собственное копыто, опустив голову со вздохом.

— Да чтоб тебя, Нарцисс! — пробормотала она, — Как я тебя, блядь, ненавижу...

Голос Красного Глаза подсчитал:

— Это два!

* * *

Всё полетело к чёрту через час после выступления Красного Глаза.

Я уже возвращалась к Плугодрому, когда крик кобылы заставил меня пуститься бегом. Крик доносился из строения, потускневшая надпись на котором гласила: "Зеркальный Лабиринт и Дом Чудны́́́х Отражений!" Крик повторился и я бросилась внутрь.

Интерьер был довольно тёмным и пыльным, в воздухе кружили пылинки, пол был устлан битым стеклом. Не желая порезать копыта, я слегка левитировала себя, шагая. Я оказалась в лабиринте, как и было заявлено, но лишь немногие рамы сохранили больше, чем несколько зеркальных осколков, упёршихся в задник рам. Старые граффити наводили на мысль, что когда-то банда рейдеров использовала это место для "увеселений" в своём стиле.

— Нет! Отвалите от меня! — закричала кобыла, и я остановилась, как только узнала этот голос. Это была Блад.

Я услышала смех. И голос жеребца, хриплый и жестокий, который спрашивал:

— А теперь, почему бы нам не повеселиться этой ночью? Это будет правильно, учитывая то, что завтра в Яме ты помрёшь!

Я слышала мычание, похожее на голос Нарца. А потом звук удара чем-то деревянным о тело пони.

Я побежала вперёд, пока не поймала отражение сцены в оставшейся трети разбитого зеркала. Два пони-рабовладельца прижали Блад к стене. Я могла видеть кровь, текущую из ран на её крупу, сделанных осколками зеркала позади неё. Один из работорговцев был единорогом, левитирующим рычажный дробовик перед лицом Блад и похотливо притеснявшим её. Жеребец рядом с ним наставил на неё обрез, практически идентичный самому первому увиденному мной огнестрельному оружию.

Ещё три работорговца свалили Нарца. Одна из них, кобыла, пыталась заставить его повиноваться, избивая прикладом своей винтовки.

Моё сердце вспыхнуло от гнева. Я почувствовала, что мои нервы воспламенились. Пони в моей голове пытался напомнить мне, что я не могла начать убивать работорговцев, что это что мой единственный шанс добраться до Красного Глаза требовал до конца оставаться незаметной, что мне всё ещё нужно проделать много работы...

...И что в любом случае я действительно не хотела спасать эту садистскую суку и её дружка-насильника. Какого чёрта я буду рисковать своей жизнью, рисковать всем ради них?

И абсолютно ничего из этого не возымело значения, когда в ярком свете моего рога по всей комнате всплыли сотни смертоносно-острых осколков зеркал.

Пони-работорговец с обрезом успел только один раз выстрелить, до того как комната превратилась в один большой кухонный комбайн. Он промазал.