— Не думаю, что они использовали оружие именно против сейфа, — сказал Стилхувз.

— С чегой ты взял?

— Ну, во-первых, сейф был спрятан. Похоже, они даже не знали, что он здесь есть.

СтилХувз был прав. Сейф был спрятан за большим оправленным в рамку плакатом; большинство мародёров не додумалось бы снять его и посмотреть за ним. Но после того, как Хомэйдж показала её сейф за пейзажем Прекрасной Долины, у меня появилась привычка заглядывать за картины. Которая, конечно, стала темой для моих спутников при обсуждении моих недостатков.

Я окинула взглядом место, где плакат был прислонён к медицинской стойке. Он сильно отличался от плакатов, которые я видела раньше. Это было более прямолинейное и беспристрастное предупреждение из прошлого:

Невроз Военного Времени

Тысячи лет пони знали только мир.

И нет ничего удивительного в том, что многие не смогли выдержать суровые реалии войны.

Невроз Военного Времени — настоящая болезнь, которая захватывает тысячи пони каждый год.

На что обращать внимание:

· Депрессия

· Постоянное беспокойство.

· Бессонница.

· Потеря аппетита.

· Непатриотичные мысли.

· Суицидальные порывы.

Если у вас или кого-то из ваших близких присутствуют два или больше из этих симптомов — это может быть НВВ.

В этом случае обратитесь за помощью. Ни один пони не должен страдать в одиночестве. Специально обученные и внимательные пони, прошедшие подготовку в Министерстве Мира, ждут вас, чтобы помочь.

Я лишь мимолётом глянула на плакат и снова прислушалась к Стилхувзу. (Прочитав плакат, перед тем как снять его, мне не было нужды читать его снова.)

— Во-вторых, — продолжал Стилхувз, очевидно, обративший больше внимания на окружающее, чем я, — следующее за клиникой здание было банком.

По правде сказать, я выбросила из головы соседнее здание, после того как обнаружила, что двери завалены изнутри кирпичами. Теперь-то я видела (через сейф), что изрядное количество обстановки внутри не пострадало. А банк обещал много интересного.

— Хорошо, — сказала я, левитируя перед собой зебринскую винтовку. — Я иду туда.

Едва я полезла в сейф, как тут же почувствовала зубы, вцепившиеся в мой хвост и вытащившие меня обратно.

— Не-не-не-не, ты чё! — сказал Каламити, отпустив меня. — Да никто из нас нифига не сможет забуриться в эту штуку, — уточнил он, указывая копытом на стенной сейф. Я открыла рот, собираясь возразить, но он оборвал меня: — И тебе не дам храбриться тут в одиночку. То, что разнесло эту стену, может быть, ещё там шныряет. — И ухмыльнулся: — К тому же, ты сказала, что следующая развлекуха у тебя будет вместе со мной. Обещания над держать!

Я осеклась — он попал в точку. Потом меня осенило:

— Оттуда я смогу увидеть обвал, заваливший вход, и отлевитировать его с пути. И вы все сможете войти через дверь. Это займёт всего мгновение.

Они переглянулись, и я прочла на их лицах неохотное принятие неизбежности этого. Раз уж я взялась за это, то ничто не могло меня остановить (кроме, разве что, дротика с транквилизатором).

Я левитировала перед собой зебринскую винтовку, моё нынешнее основное оружие. Мы с Каламити провели всё утро за разграблением закрытых оружейных ящиков из сохранившихся конвойных колесниц на эстакадах; в результате я больше не беспокоилась о патронах для винтовки зебр. (Меня удивило, что даже здесь наверху всё, что не было закрыто, было разграблено. Но Каламити напомнил мне, что он не единственный летун на Эквестрийских Пустошах.)

Я поняла, что мы везунчики, раз уж пробрались через территорию адских гончих в разрушенные адские территории филлидельфийских пригородов без единого столкновения. Во время перехода мы с Каламити выдвинулись на разведку, будучи, безусловно, самыми скрытными членами нашей группы. Я держала радио в моём ПипБаке выключенным. Лишь самым крошечным отголоскам шумов удавалось утечь из моих наушников, чтобы быть услышанными кем-то ещё, но я подозревала, что адские гончие могли засечь даже их. Мне безумно хотелось опять включить его и услышать, что ещё может сказать Красный Глаз.

Ещё раз взглянув на сейф, я решила сбросить свои седельные сумки. Будет тесно, и застрять совершенно не хотелось. Я могу просто левитировать их за собой, когда полезу внутрь. Или, в худшем случае, вернуться в клинику за ними когда открою парадную дверь банка.

"Без столкновений" также означало что я всё ещё должна Каламити приключение, и я хотела отдать ему этот долг, до того как мы прибудем в самое сердце Филлидельфии. Мы собирались пробираться на территорию работорговцев, и я очень боялась за безопасность моих спутников. Не то, чтобы я сомневалась в их способностях или храбрости, но... тревога, которую я ощущала, с трудом складывалась в слова. Мои друзья были дороги мне, но они также могли быть дороги и работорговцам, но совсем в другом смысле. Насколько ценной добычей для них считался бы пегас? Или Вельвет Ремеди?

Только Сёстрам известно, как они отреагировали бы на Стального Рейнджера. А ведь нападать на целую чёртову армию работорговцев было бы последней вещью, которую я собралась бы сделать.

Если честно, то мы были почти в Филлидельфии, и я не знала, что нам делать по прибытии. Весь мой план заключался в том, чтобы прибыть туда, осмотреться и надеяться на то, что увиденное подскажет, что мне делать дальше. С тревогой я понимала, что единственным вариантом там вполне могло оказаться лишь развернуться и шмыгнуть домой. Но мои друзья ожидали большего. Все те рабы ожидали кого-то, кто спасёт их.

Я внезапно представила себе, как бегу к воротам, стучусь в них и говорю стражнику с другой стороны: "Привет, я пришла чтобы спасти рабов." Грёзы закончились на моменте, где мне прострелили голову.

Так что да, я, скорее всего, осматривалась. Подобное отвлечение давало мне немного времени.

Я залезла в узкую чёрную прямоугольную рамку сейфа и начала ползти на другую сторону.

* * *

"Ко мне недавно приходила кобылица. 'Спасибо вам, Красный Глаз!' — Сказала она. 'Вы придали моей жизни смысл. Раньше я была несчастной, но теперь я часть чего-то большого. И теперь я знаю, что ещё большее ждёт меня. Возможность всей моей жизни.'

Конечно, она говорила это только для того, чтобы подобраться ко мне поближе и вонзить в меня грубый нож, сделанный ею из украденного железа. Но всё же её слова затронули меня. Поэтому её не убили на месте.

Вместо этого, я отправил её в Яму, где у неё будет шанс воплотить свои кровожадные порывы с более достойной целью..."

Вельвет Ремеди бросилась в женскую уборную сразу из вестибюля банка, и мы все вежливо притворились, что не слышим её. Вестибюльное радио неплохо помогало этому: слова Красного Глаза сливались с жужжанием мух. Озираясь вокруг, мне было неприятно думать о том, что мой желудок не выражал хотя бы близких по силе протестов. От вони слезились глаза, но я видела слишком много и слишком часто. Можно даже сказать, что я становилась закостенелой. И это до чёртиков меня пугало.

Я услышала как вода начала стекать в одну из раковин в уборной, и мне вдруг захотелось вломиться внутрь. Мы не проверяли местную воду, но я была уверена, что она радиоактивна. Вельвет должна была знать это, но я сомневалась, что она сейчас мыслит разумно.

— Разорванные тела пони и пошлые граффити, — сказала Вельвет со слабой улыбкой, когда она вернулась. — Прямо в стиле рейдеров. — Она повернулась ко мне: — Спасибо тебе снова за то, что приводишь меня в такие "замечательные" места.

Мне стало не по себе.

Когда-то вестибюль был местом, где пони слонялись в ожидании своей очереди к банковским служащим, чьи кассы занимали одну из сторон вестибюля, или к тем, чьи офисы были в задних помещениях, вроде того, в которое я проползла через сейф с уничтоженной стенкой. Однако рейдеры осквернили этот зал, с присущим им извращённым весельем, равного которому я не видела с Понивилльской Библиотеки. Замученная собака, свисающая с потолочной лампы, была чрезвычайно отвратительной деталью декора.