— Скажи что-нибудь.

Ее слова вытаскивают меня из забвения, и время начинает бежать снова. Жизнь вдруг кажется слишком короткой, просто средством для достижения цели.

— Я люблю тебя, — шепчу я и кладу руки на ее плоский живот, который вскоре станет округлым. — И этого малыша тоже.

Она вздрагивает от непролитых слез, и я убираю сумку с ее коленей. Ложусь на спину и тяну ее за собой. Мы остаемся в таком положении в течение некоторого времени. Я обнимаю ее, пока она плачет от чистой радости, и улыбаюсь будущему. В конце концов, наше счастье перетекает в необходимость друг в друге.

— Займись со мной любовью, Брэкстон Кеннеди.

Переворачиваю ее на спину и смотрю сверху вниз. Волосы почти высохли и вьются, зеленые глаза опухли от слез, носик покраснел. Пухлые губы полуоткрыты, и я облизываю свои, прежде чем опуститься и поцеловать самую красивую женщину на планете.

Она стонет, когда я медленно вхожу. Ее тело принимает каждый мой сантиметр. И когда вхожу полностью, чувствую себя совершенным и цельным. Мы соединены с нашим ребенком. Мои толчки медленные и дразнящие, и вскоре она царапает меня. Джессика любит нежно, но также она жаждет грубости.

— Я люблю тебя, — стону я и начинаю неумолимо вбиваться в нее. Эта женщина приносит удовольствие каждой клетке в моем теле, и это чистое блаженство, которое окутывает мою душу.

Ее оргазм тихий, никаких криков, и, расслабляясь, я кончаю.

— Я собираюсь жениться на тебе, — самодовольно говорю я.

Джесс посмеивается и приподнимает бровь.

— Технически, в соответствии с моим паспортом и юридическими документами, я уже твоя жена.

Я широко улыбаюсь.

— Завтра я куплю тебе самое огромное кольцо и отвезу в здание суда, чтобы сделать это официально.

— Мой первый муж мертв. Ты уверен, что хочешь взять эти обязательства? К тому же, я думала, что сначала мужчина должен спросить женщину, хочет ли она стать его женой. А не предъявлять требования, — забавляется Джессика, и от ее игривой улыбки мой член снова твердеет.

Я подмигиваю ей.

— Я справлюсь. Твой первый муж, по сравнению со мной, был слабаком. Если ты станешь капризничать, я просто свяжу тебя и накажу ремнем. — Ее щеки краснеют, она смущена, что просто упоминание о ремне возбуждает ее. Улыбка выдает ее. Виновна, миссис Кеннеди. — Я не обычный мужчина. Я другой, как и ты. Сексуальная мегера и мать моего ребенка. Именно поэтому ты настолько особенная.

Она щекочет меня, и мы смеемся, пока я снова не вхожу в ее влажную киску. Наши взгляды встречаются, и я вонзаюсь в нее, снова и снова, как будто каждый раз последний.

— Ты выйдешь за меня, Джессика Кеннеди?

Ее рот полуоткрыт, и она кивает. Игривый огонь мерцает в ее зеленых глазах.

— Кто-то же должен принять удар на себя.

Скользнув пальцами в ее волосы, я вбиваюсь в нее все жестче и жестче. Чувствую, что могу взорваться от возбуждения в любую секунду.

— Я рад, что ты в моей команде, малышка.

— Я тоже рада.

Почти два года спустя…

Ричард Кеннеди

Хлопок!

Я рывком убираю покалывающую от удара руку и хмурюсь Кристине.

— Что? Это Рождество. Зачем заворачивать еду в бекон, если я не могу его съесть?

Она обходит меня и кладет закуски на поднос.

— Ты можешь съесть. Только не сейчас. Терпение, молодой человек.

Я смеюсь над тем, что она называет меня молодым. Встаю позади нее и оборачиваю руки вокруг ее талии. Она перестает суетиться и расслабляется у моей груди. Вскоре после переезда к сыну я был сражен Кристиной. Она стала первой женщиной, на которую я взглянул за многие годы. Мое сердце всегда принадлежало Викки, и после ее смерти я отказывался даже смотреть на других женщин. Не только из уважения к Брэкстону, но и из уважения к ней.

Но однажды, в воскресный день, спустя несколько месяцев после того, как привезли Джессику из Джорджии, я оказался на кухне с Кристиной и не смог отвести от нее взгляда. Ее темные волосы с легкой проседью были распущены, а милые голубые глаза светились от счастья. Мы только что узнали пол ребенка, и она была столь же радостна и горда, как чувствовала бы себя мать Бракса, если бы дожила до этого момента. Любовь, которая исходила от Кристины, как свет от солнца, в конечном итоге, заставила меня влюбиться в нее.

Я не часто испытывал такое чувство, как любовь, но когда это случается, я отдаю всего себя.

Потребовалось проявить настойчивость, чтобы убедить ее встречаться со мной, и однажды я удивил ее, приготовив обед. Бракс и Джесс ушли за покупками для ребенка, а Картье с Дюбуа находились в своих собственных домах.

В тот вечер мы с Кристиной общались за романтическим ужином при свечах, словно вновь были молоды. Позже я отнес ее в постель и показал, что у старика есть еще несколько трюков. Вскоре она сдалась, и мы поженились незадолго до рождения ребенка.

— Я люблю тебя, Крис.

Она хихикает и гладит мою руку.

— Я тебя тоже люблю, дорогой. Теперь тащи свою задницу в столовую и накрывай на стол. Семья Джессики скоро будет здесь, и я не хочу, чтобы они думали, что мы кучка неотесанных деревенщин.

Я смеюсь и неохотно отстраняюсь, но не раньше, чем краду поцелуй, от которого она краснеет. Затем направляюсь в столовую, где Бракс уже раздвинул столешницу, чтобы разместить всех наших гостей. Я едва не наступаю на самого любимого человечка в мире.

— Деда!

— Медвежонок!

Он визжит, когда я поднимаю и подбрасываю его в воздухе несколько раз. Эштон начал ходить пару месяцев назад и любит исследовать наш огромный дом. У Джессики терпение святой, и она следует за ним повсюду, для его же безопасности, поэтому я удивлен, не увидев ее рядом. Когда выглядываю в холл, вижу сына, прижимающего свою жену к стене в страстном поцелуе. Я горд тем, что смог вырвать его из старой ужасной жизни. Его мать была бы тоже горда, увидев, что он вырос джентльменом.

Я знаю, что это так.

— Кто твой любимый дядя? Скажи: Джуд, — воркует брат Джессики над своим племянником. Эштон бьет его по голове плюшевым медвежонком, нашим с Кристиной подарком на Рождество.

— Дуб-ва, — лепечет Эштон в ответ.

Джуд фыркает, и я подмигиваю Дюбуа, который улыбается, как кошка, съевшая канарейку. Джуд видит моего внука всего раз в несколько месяцев, когда гостит здесь, или когда Бракс и Джесс навещают ее семью в Джорджии. Но Дюбуа? Он обожает этого ребенка, как своего собственного. Мрачный лучший друг моего сына тает, как масло, когда Эштон находится рядом. Неудивительно, что его первым словом было имя любимого дяди.

— Нет. Картье. — Карт надувает губы, сидя возле Дюбуа на диване. Я заметил их близость и взгляды, которые они украдкой бросают друг на друга, когда все остальные не видят. Они ничего не демонстрируют, но между ними точно что-то есть. — Карт-тье. Картье. Повтори.

Эштон морщит нос и качает головой.

— Дуб-ва.

Мы смеемся, и даже ворчливый второй дедушка. Папе Джессики было нелегко оттаять, но он пытается. Джессика рассказала мне, что он плакал (чего она никогда раньше не видела), когда она поведала о своей жизни после ухода от Джеймса. Ее мать — нежная душа, так же, как Джуд, и мне они оба безмерно нравятся.

— Спасибо всем, что пришли, — говорит Бракс, улыбаясь от уха до уха. — Мы с Джесс так рады, что наша семья собралась вместе. И у нас есть для вас сюрприз.

Наклонившись, он целует Джессику в губы и направляется к ковру, где сидит Эштон и жует оберточную бумагу.

— Открывай эту, приятель.

С помощью отца Эштон открывает коробку и достает футболку. Бракс разворачивает ее, чтобы мы как следует рассмотрели. Кристина и мать Джессики начинают плакать. А я подмигиваю своему сыну и киваю.

— Хорошая работа, сын, — шепчу я.

На футболке надпись: