— Я думал, что мы собирались потрахаться, — говорит он с усмешкой.

Мне нравится, когда он такой, как сейчас — именно таким должен быть настоящий мужчина со своей женщиной. Обдумывая эту мысль, я кусаю губу, прежде чем ответить. Считаю ли я себя его женщиной? Определенно, я чувствую, что принадлежу ему больше, чем принадлежала Джимми. Я хочу принадлежать Браксу. И, несмотря на его склонности, он никогда не относился ко мне так, как мой муж. Конечно, он необычен в своих пристрастиях, но делает это таким образом, что меня это заводит и заставляет тянуться к нему еще больше. Я даже не уверена, что он понимает, что делает со мной.

— Надо было включить диснеевский фильм. Держу пари, ты бы уже снял с меня штаны, — дразню я Бракса и оставляю поцелуй на его щеке. — Но ты сам себе вырыл могилу, и теперь должен лежать в ней смирно.

— В конце концов, я сниму сегодня с тебя эти штаны, Банни.

Я прижимаюсь к нему, когда он укрывает нас пледом. К этому я могу привыкнуть. Мое сердце болит, и в голове возникает вопрос, на который мой разум не хочет отвечать.

А что, если?

Он

За всю жизнь я всего несколько раз испытывал абсолютную радость.

Однажды, в доме у очередного маминого дружка я обнаружил журнал Hustler. Сел с ним в ванной комнате и впервые в жизни помастурбировал. Это было приятно, но как только я закончил, то наспех отмыл себя, а журнал спрятал в задней части шкафа под раковиной. И прежде чем дал своей совести замучить себя, на мгновение представил, что нахожусь не в своей дерьмовой реальности, а в мире, который контролировал я. В мире, где я правил.

Я был счастлив.

В свой шестнадцатый день рождения я проснулся от металлического звона над ухом и, открыв глаза, увидел улыбающегося Ричарда, трясущего связкой ключей. Когда вышел на улицу, у подъездной дорожки я обнаружил черный «Камаро Z28» с золотистыми гоночными полосками. Он был моим. «Лучшее для моего мальчика», — сказал тогда Ричард.

Я был в восторге.

Но ни один из этих случаев не сравнится с тем, что я чувствую, когда слушаю смех Банни, ее пение и то, как она цитирует каждое чертово слово в этом фильме. Ее смех заразителен, и в этот момент что-то происходит. Мое почти несуществующее сердце начинает биться. Оно бьется для чего-то особенного. Оно бьется для нее.

Я переполнен абсолютной радостью.

И теперь, когда переплетаю наши пальцы, чтобы отвести ее в свою спальню, думаю, будут ли у меня когда-нибудь снова такие моменты, как этот. Это эгоистично, но я хочу больше этих моментов. Не только счастья — счастья с ней.

Это важнее, чем любая финансовая цель, которую я когда-либо перед собой ставил. Дороже, чем любой дом, который я когда-либо хотел купить. И это более недосягаемо, чем любой спортивный автомобиль, который я когда-либо хотел.

Мне хочется покорить ее, обладать ею.

Но меня пугает мое желание, чтобы и она владела мной.

— Ты когда-нибудь думал продать свою компанию? — тихо спрашивает она, прерывая мои мысли, когда забирается на кровать. Ее темные волосы небрежно собраны, и это выглядит неимоверно сексуально. Она снимает одежду и смотрит на огонь, пока ждет, когда я присоединюсь к ней.

Окидываю взглядом ее идеальное голое тело и снимаю свои пижамные штаны.

— Пару раз. Почему спрашиваешь?

Джесс пожимает плечами и ложится на кровать, а я ложусь рядом с ней. Мой член уже в полной боевой готовности, но мне любопытны ее мысли.

— Не знаю. Я имею в виду, что твой отель, кажется, приносит тебе много неприятностей. Да, ты наслаждаешься развлечениями, — говорит она, показывая на себя, — но мне кажется, оно того не стоит.

Перемещая кончик пальца по ложбинке ее груди, я вопросительно приподнимаю бровь.

— Во-первых, ты больше, чем обычное развлечение. Ты моя. А во-вторых, это приносит мне чертовски много денег.

Она смеется.

— У тебя их и так уже хренова куча. Не пора ли старине Кеннеди уйти на пенсию? Начать играть в гольф? Трахать игрушки? Сменить костюмы на спортивные штаны?

Меня передергивает от мысли носить спортивные штаны. Джинсы, возможно. Но спортивные штаны — никогда.

— У меня было несколько предложений о покупке FTL. Они все были отличными, но я боюсь расставаться с ней.

Зеленые глаза Банни встречаются с моими, и она буравит меня взглядом. Обычно я отталкиваю ее, но сегодня она, кажется, одержима исследованием тех моих сторон, которые даже я сам полностью не изучил.

— Думаю, ты должен продать ее. И в ближайшее время. Рынок уже не тот, что был раньше. Нужно продать ее, пока ты еще можешь выручить хорошие деньги, и инвестировать во что-нибудь другое. — Ее забота о моей компании имеет скрытый смысл. Почему Банни волнует, что я сделаю с одной из моих самых прибыльных компаний? В любом случае, она же скоро уйдет.

Я чуть ли не смеюсь вслух. Никуда она, блядь, не уйдет!

— У кого тут финансовая специальность? — спрашиваю я, продолжая дразнить ее соски.

— Я не глупа, Бракс, — фыркает она. — Я смотрю на картину в целом. Если все это когда-нибудь попадет под пристальное внимание, боюсь, что твоя «законопослушная и платящая налоги» компания может быть не такой уж законной, как ты утверждаешь. И что тогда?

Мои сотрудники делают все возможное, чтобы следовать букве закона. Но Банни избили под крышей моего собственного отеля, что заставляет меня задаться вопросом, соблюдаются ли все правила должным образом. Соглашения между игрушкой и клиентом — конкретные и согласованные. Однако, когда клиент имеет дело с игрушкой, с которой у него соглашения нет, границы становятся размытыми. Я пару раз задумывался над этим, но после того, что произошло в Вегасе, понимаю, что этим нужно заняться вплотную. И после ситуации с Тревором, я спрашиваю себя, что еще происходит без моего ведома.

— Моя компания не будет находиться под пристальным вниманием. Перестань беспокоиться, — говорю я ей с ворчанием.

Банни глубоко вздыхает.

— Что, если Джим… э-э, Джеймс, разозлится за то, что ты ударил его? Разве он не говорил, что он политик? Такой человек может превратить твою жизнь в ад. Он может найти способ посадить тебя в тюрьму.

Ее нос краснеет и она, кажется, сдерживает слезы. Небольшое подергивание ее нижней губы говорит о том, что она близка к тому, чтобы расплакаться. Меня радует, что Джесс переживает за меня.

Я хмуро смотрю на нее.

— Этот мудак не тронет меня — собака лает, караван идет.

Банни вздрагивает от моих слов, поэтому я обхватываю ладонями ее лицо и смягчаю тон.

— Банни, я не собираюсь в тюрьму. Я не стыжусь своей компании и не боюсь, что меня отправят в тюрьму. Тем не менее, могу понять твою точку зрения относительно того, чтобы уйти в отставку. Я становлюсь старше и устаю. Но я не позволю какому-то мудаку напугать меня до такой степени, чтобы выставить на продажу свою компанию, прежде чем сам буду готов это сделать.

Согласившись, Джессика кивает и гладит меня по щеке. Ее прикосновения нежные и успокаивают меня.

— А теперь, — я вздыхаю, не желая говорить ей следующую часть, — я бы хотел, чтобы ты воздержалась от лишних обсуждений, когда мой отец посетит нас.

Она широко распахивает глаза, и я вижу в них вопрос. Мы не разговаривали о наших семьях до этого момента, и это важно для меня. Наши отношения развиваются ненормально для господина и его игрушки. Джессика становится моим утешением. Моим другом. Любовницей. Доверенным лицом. Моим спасением.

— Мне позвонили, пока я ехал сюда. У него был сердечный приступ. И его врач не хочет, чтобы он жил один. Отец стареет, и доктор считает, что ему будет лучше рядом с семьей. — Я с трудом сглатываю, надеясь, что волнение в моем голосе не покажет мою уязвимость.

Здесь, в своем теплом убежище, я чувствую себя свободным от прошлого, настоящего и будущего. Рядом с Джесс время останавливается. Это похоже на вечное счастье.