— А-ах, нет, конечно, никогда, — сиплым голосом, торопясь, заговорил он. — Ни словом, ни делом, никогда. Вы, вы, вы самый лучший в мире. Простите меня, я не знаю, почему так думал. Я, я, я не знаю. Не понимаю. Мне стыдно. Не расстраивайтесь, пожалуйста. Мне так стыдно!.

— Ох, Рональд. А я говорил тебе, что ты — самое настоящее чудо? — устало улыбнулся Грэгор.

— А-ах, да, постоянно говорите. Спасибо. Спасибо, спасибо, спасибо. Ой… — вдруг выпустил его и сел на пол, хлопая широко распахнутыми глазами. — Грэгор. Я же… Лизу… что я наделал?.. А она же теперь… никогда… никогда-никогда, да? — и голос его опять задрожал.

— Нет, нет, нет, — навалилась Лиза на дверь и ворвалась на кухню, доползла до него и заключила в крепкие объятия прежде, чем Грэгор успел закатить глаза. — Нет, я не обиделась, и я очень счастлива, что теперь ты будешь меня обнимать, когда захочешь, и не бояться, что кто-то нас увидит.

— А…

— Нет! Я тебе все-все буду рассказывать, что мы там делаем и чему он меня учит, чтобы ты не волновался и не думал, что я сошла с ума.

— И…

— Да! Я все видела, подсмотрела, нет, ты не упал в моих глазах, наоборот, мне тебя теперь выпускать не хочется, мне… я… — задержалась она взглядом на зареванных, но безумно счастливых синих глазах напротив, на щетине с колючими волосками, на приоткрытом рте с манящими губами, не утерпела, наклонилась, и… отвлеклась на некстати заговорившего Грэгора.

— Ох, Лиза, — вымученно простонал он сбоку. — Меня на тебя не хватит. Можно я чуть позже расскажу, что там произошло?.

Лиза обернулась, посмотрела на выжатого до предела Грэгора.

— Нет, нет, нет. Хватит на сегодня. Я поняла, что там случилось. Ярый умер. Ему надо отлежаться и прийти в себя. Схожу к нему завтра. А пока давайте просто попьем чай и поиграем в карты. Я так соскучилась по обыкновенной жизни!

И никто не возразил.

Рональд чувствовал себя крайне опустошенным. Добрел до колодца, опустил в шахту ведро, умылся отрезвляющей водой, сел на каменную кладку, задумался. Что-то в нем изменилось. Леденящая мгла в тех местах, о которых ему еще недавно было страшно задумываться, рассеялась, и оказалось, что ничего страшного там нет. И не было. Теплота грела изнутри. Как будто от него отрезали что-то плохое, а в образовавшуюся пустоту положили что-то хорошее. Он уже испытывал подобное чувство, и каждый раз долго приходил в себя. Его до сих пор потряхивало.

Рональд сбежал из кухни первой возможности, потому что и Грэгор, и Лиза — оба смущали его. Они так старательно делали вид, что ничего не произошло, говорили о погоде, о природе, не вспоминали лес, молчали о Яром и поглядывали на него такими красноречивыми озабоченными взглядами, что Рону стало очень-очень неловко. Ему было перед ними стыдно, и за то, что он устроил, и за то, что наговорил, и за то, что так не вовремя и неуместно перетянул одеяло на себя, и за то, что так плохо думал о Грэгоре, но больше всего — за то, что под порывом эмоций толкнул Лизу. Она так испуганно смотрела!.. И чем он лучше лесной твари? Да ничем! Как Рональд корил себя, как ненавидел, как ругал! Как бы ему хотелось повернуть вспять время и все исправить, как бы хотелось себя наказать и высечь руки в кровь, прижечь прутом раскаленным, за то, что тронули ее и напугали; хотелось доказать ей, уверить, что он скорее сам умрет, чем еще раз сделает хоть что-нибудь плохое, чтобы она никогда, ни на секунду в нем не сомневалась и никогда так больше не смотрела.

Девушка, конечно, сказала, что не обиделась, но Рону от этого не стало легче. Ему казалось, что она сказала так нарочно, чтобы он успокоился, потому что она его, неблагодарного, оберегает. Потому что думает о нем, даже после того, что он наделал, даже после того, что с ней произошло. Рональд был уверен, он знал, что и десятой доли подобного отношения не заслуживает.

Лиза, переодетая в чистое и сухое, вышла из дома, покрутила головой, увидела его. Уверенно выдвинулась навстречу. Рональд виновато улыбнулся, опустил глаза и внутренне напрягся — потому что когда Лиза подходила вот с таким вот выражением лица: глазки чуть сощурены, в зрачках чертинки, а на щеках то появлялись, то исчезали милые ямочки, что-то всегда начиналось.

— Ты так быстро улизнул, — прильнула она, присаживаясь на колено. Руками девушка обвила его шею, задышала в затылок.

Рональд насторожился поначалу, по привычке, после расслабился и с удовольствием обнял ее за талию, осторожно прижал к себе. Почему-то казалось, что, если обнять Лизу крепко, так, как хочется, то ребенка можно случайно повредить, а он же живой, по крайней мере, пока находится внутри нее. Положил голову на плечо девушки, кончиком носа прикоснулся к косе — торчащие волоски защекотали кожу; прикрыл глаза. Так приятно стало от того, что она сидит на нем, так здорово было не бояться быть замеченным и чувствовать ее близко — легкую, теплую, с запахом вкусным. Не хотелось, чтобы девушка вставала. Хотелось с ней сидеть всегда. Солнце гладило спину. Птицы в лесу пели, кузнечики задорно стрекотали в траве. Слишком хорошо и безмятежно.

— Лиза, что мне сделать, чтобы загладить вину? — спросил Рон мельтешащую косу перед глазами.

— Иначе ты не успокоишься? — спросила девушка. И, хотя Рональд не видел ее лица, по одной только интонации он догадался, что она улыбается. Хитро улыбается и что-то затевает. Совсем не злое.

— Нет, не успокоюсь.

— Тогда, Рональд, — она подалась чуть назад, так, чтобы посмотреть в глаза. — Тогда тебе придется сегодня много работать.

— Что тебе хочется?

— И ты сделаешь все-все-все?

— Все, что угодно.

— Тогда… — мечтательно протянула она. — Тогда, во-первых, мне хочется, чтобы ты поцеловал меня. Сейчас.

— Я, я не пробовал ни разу, — он впал в замешательство от подобной просьбы. Но прежде, чем Рональд успел растеряться окончательно, Лиза сама к нему наклонилась, обхватила ладонями затылок и осторожно поцеловала, едва касаясь губами. Тысячи маленьких разрядов разбежались по телу, глаза непроизвольно закрылись, а руки оплели плечи девушки и уверенно потянули на себя — и Рональд сам поцеловал ее, настойчиво и нежно. А после опустил голову и лбом уткнулся в плечо Лизы, не веря, что все-таки сделал это.

Вкус девушки остался на губах, по телу разливался жар. Такого рода наказание ему очень понравилось. Хотелось повторить. Еще раз и еще.

— А теперь, — зашептала девушка на ухо. — Теперь пригласи меня на свидание.

— Куда?

— В свою комнату.

— Когда?

— Сразу после ужина.

— Хорошо, — поднял голову, посмотрел в глаза. — Лиза, приходи ко мне после ужина. На свидание.

— Я подумаю.

Наверное, на его лице слишком явно прочиталась полнейшая обескураженность, потому что девушка с трудом удержала смех и быстро добавила:

— Приду, конечно, я приду. Ох, Рональд, ну какое же ты все-таки чудо!

— Почему меня все так называют?

— Потому что ты чудо и есть. А теперь, мне надо подготовиться. Меня сегодня первый раз в жизни пригласили на самое настоящее свидание, а я не готова нисколько! А до ужина всего несколько часов осталось, — Лиза легонько прикусила его за кончик носа, мило сморщилась — после соскочила с колена и, взметнув косой, быстро пошла к дому.

Рональд не сразу понял, что произошло. Долго приходил в себя от накатившей эйфории. Сидел, грелся на солнце, соловел. Все, что произошло утром, отошло на задний план. Как будто было не сегодня, а много времени назад. Потом взял ведро, подошел к грядкам, полил морковь, и тут только до него стало доходить.

Свидание. Настоящее. В наказание, нет, в награду за то, что он натворил.

Всего через несколько часов.

У него, в комнате!

Остатки воды вылились на ноги, он и не заметил. Отложил ведро и пулей помчался в дом. Забежал к себе, замер на пороге, схватился за голову. Ну разве можно в такой бардак кого-то приглашать, тем более — ее?