– Задания с 356-го по 361-й.

– Да, удружил ты, Масик, на ночь глядя, – схватился за голову отец. – А сам что сделал?

– Ой, пап, я же сегодня вечером батареи вместе с Игорьком и Русланчиком на стройку возил.

– Зачем?!

– Да мы на днях батареи со стройки в металлолом сдали. Игорь сказал, что они списанные. А сегодня в школу пришёл прораб и сказал, что они ещё нормальные…

– Батареи, прораб… Какой-то хреновиной вы там в школе занимаетесь! – сердито промолвил Егор Васильевич. – Вместо того чтобы серьёзно заниматься учёбой, готовиться к поступлению в институт, вы там бьёте баклуши.

– Игорю Шибкову твоему, конечно, высшее образование не нужно, – переняла эстафету критики Ирина Борисовна. – Он же вроде бы в ремесленное собирается. Только вас с Русланом с толку сбивает.

– Но мы же друзья. – Марков-младший понял, что инцидент с металлоломом он проскочил, но теперь полночи надо будет решать эти ненавистные математические задачи.

– Масик, ты учти, что если ты не будешь хорошо учиться, то в институт не поступишь!

– Угу! – промычал Масик, у него уже слипались глаза, и вопрос поступления в вуз его сейчас волновал в той же степени, как и политическая ситуация в Гондурасе.

Оценив сонную невменяемость ленивого восьмиклассника, Марковы-старшие принялись до двух ночи решать математические задачки. Максим в это время уже сладко спал в кроватке. Ему опять приснилось, что он нашёл клад.

Наутро родители разбудили сына на полчаса раньше, чтобы он успел переписать решённые ночью задачки в тетрадку. Максим повиновался этому требованию, но в глубине души не понимал, какую роль в его судьбе могут сыграть эти непонятные объекты – интегралы и логарифмы. Ведь жизнь явно может быть счастливой и без них.

Уроки английского ученики Юлии Евгеньевны Шанской старались не пропускать: преподавала предмет она интересно, с огоньком. У многих получалось получать пятёрки, понимать и говорить на языке Шекспира. Учительница применяла в обучении всякие новаторские приёмчики. При ответе на вопросы школьники перекидывали друг другу мячик, а опаздывать на урок вообще все боялись: в этом случае нужно было на входе в аудиторию рассказывать пословицу на английском. Причём банальной “east or west, home is best” («в гостях хорошо, а дома лучше») отделаться было нельзя, приходилось придумывать нечто вычурное, например, “the devil is not so black as he is painted” («не так страшен чёрт, как его малюют»). Лексикон ребят неизменно расширялся.

К своим подопечным из 8 «Г»Шанская относилась чуточку лояльнее – как-никак, классный руководитель, первый наставник при входе во взрослый мир. По этой причине каждый урок Юлия Евгеньевна, будучи человеком общительным и участливым, всегда начинала с изучаемого предмета, а заканчивала классным часом.

На сей раз, после вчерашней памятной линейки, учебный план вообще пошёл прахом. С самого начала всем одноклассникам хотелось обсудить с «класснухой» гнусное поведение гайдаевской троицы из 8 «Г». Как же они, такие неблагочестивые пионеры, могли пойти на обман, опуститься до кражи. Достойны ли такие недоумки рода человеческого быть комсомольцами?

Больше всех распалялся староста Айдар Галиуллин – гроза всех нечестивцев и похитителей радиаторов:

– Это что? Сегодня они батареи со стройки увели, а завтра Родину продадут?! Я против того, чтобы их принять в ряды ВЛКСМ.

– Несовременно рассуждаешь, Галиуллин, – пытался отбиться от дурака Игорь Шибков. – Не в духе времени! Сейчас в стране перестройка, ускорение, гласность – а ты о продаже Родины рассуждаешь, связывая её со сбором металлолома. А в комсомольцы я и сам вступать не собираюсь, мне это нафиг не нужно.

– Игорь! – укоризненно посмотрела на парня классная руководительница. – Ну что ты такое говоришь?!

– Юль Евгеньевна, а на кой мне ваш комсомол сдался? – всем своим видом Шибков демонстрировал пренебрежение к затронутой теме. – Я в ремесленное училище пойду, рабочим стану – что, у меня от этого зарплата больше станет?

– Игорь, ты лишишь себя возможностей для карьерного роста! – глаза «англичанки» и от природы были чуть навыкате, а под очками с диоптриями вообще превращались в рыбьи. – Иди в музучилище, развивай свой талант.

– Я вас умоляю! Какой карьерный рост? Это Галиуллину надо – он же большим человеком стать хочет!

– А ты что же, не хочешь? – зло ответил староста. – А кто говорил, что хочет стать великим рок-музыкантом?

– Дорогой наш Айдар, – усмехнулся Шибков. – Если я когда-то и стану большим музыкантом, то твой комсомол точно не будет иметь к этому отношения.

– Юлия Евгеньевна! – взмолился о подмоге Галиуллин. – Ну что с такими делать прикажете?!

– Успокойся, Айдар! Садись! – охладила пыл молодого карьериста Шанская. – Сейчас действительно время такое – переломное. Неизвестно, к чему вся эта перестройка приведёт, но уже сейчас позиция Игоря имеет право на существование.

– То есть в комсомол теперь вступать необязательно? – задала вопрос Марина Левандовская, сидящая за одной партой с Русланом Сафиуллиным.

Юлия Евгеньевна сняла очки и туманно посмотрела в окно. На улице пошёл первый снег, и первые хлопья с неба уже успели покрыть пушистым ковром серо-коричневую ещё пару часов назад землю.

– Я не знаю, – тихо сказала она. – Школа вас уже это не может заставить сделать, и это должен быть только ваш личный выбор, только ваше решение…

В классе повисла тягостная тишина. Каждый думал о новом времени и о себе в этом времени.

– Юль Евгеньевна, а Левандовскую тоже в комсомол не примут? Она ведь у нас в проститутки собралась, – с задней парты раздался хриплый, насмешливый голос Вовки Шныкова по кличке Шнек.

– Шныков, прекрати сейчас же, – классная руководительница за все эти годы измучалась с этим рыжим хулиганом-двоечником, он стал для неё сущим кошмаром. – Извинись перед Левандовской.

Любому другому она бы приказала привести в школу родителей для беседы, но Вовка воспитывался с глухой бабушкой, так как папу его давно зарезали по пьяной лавочке, а мамаша спилась и сыном не интересовалась.

– Извинись сейчас же, – вторил учительнице Руслан Сафиуллин, сидящий за одной партой с первой красавицей в классе Мариной Левандовской.

Сама Маринка сидела ни живая ни мёртвая, лишь только румянец появился на её холёных персиковых щёчках.

– Посмотрите на него: защитничек выискался, – хулиган Вовка закинул ногу на ногу и презрительно сиканул слюной сквозь зубы. – Зря стараешься, она с тобой всё равно целоваться не будет.

– Шныков, что за тон? Как ты разговариваешь с товарищем?! И кто тебе дал право оскорблять Левандовскую?

– Ачё я? Как что – так сразу Шныков. Марин, вот ты скажи, на какой фильм ты вчера ходила с родителями?

– На «Интердевочку», – честно ответила первая красавица, поджав под стул стройные ножки. – И что из этого?

– Да я лично слышал, – Вовка впал в раж, откинувшись на спинку скрипучего школьного стула. – Ты утром всем девчонкам сказала, что хотела бы, как главная героиня, выйти замуж за иностранца и уехать с ним жить в капстрану.

– Нормальный ход! – одобрительно присвистнул Серёжка Хальзон. – И бабки, и шмотки всегда будут! Молодец, Марин!

Хальзон был хитроватый выпендрёжный парнишка с модной пышной причёской под Юру Шатунова. Учился неважно, зато исправно фарцевал джинсами, присылаемыми ему родственниками из Израиля. На переменах продавал всё, что движется, – от пробок из-под одеколона (игра в них была тогда очень популярна в школах) до швейных машинок марки «Зингер», но основным профилем неформальной коммерческой деятельности Сергея была продажа модных записей на кассетах и бобинах.

– Какой же ты ябеда, Шныков, – Марина презрительно сморщила свой милый вздёрнутый носик. – Мало того, что ходишь, подслушиваешь, так ещё и делаешь из мухи слона. Да, мы с девочками обсудили фильм и пришли к общему мнению, что лучше найти себе богатого заграничного парня, чем якшаться с таким раздолбаем, как ты.