– Прошу немедленно сдать почётные грамоты.

Опозоренная троица повиновалась приказу директора. Наверно, это были самые тяжёлые шаги в судьбе этих восьмиклассников. Несостоявшиеся комсомольцы на ватных ногах, сонные, точно сомнамбулы, вернули грамоты и вернулись в строй одноклассников, чуть отстранившись от основной массы. Или же это одноклассники чурались незадачливых похитителей металлолома и пытались дистанцироваться от них.

– Батареи сегодня же вернуть на стройку. Совету дружины приказываю завтра же разобраться в произошедшем. Негативный поступок пионеров Маркова, Сафиуллина и Шибкова следует основательно проработать и вынести соответствующее наказание. Вопрос об их вступлении в комсомол аннулируется. Всё на этом, – директриса, нахмурив напоследок брови, подвела итог скандальной линейке.

Школьники стали потихоньку расходиться. Повод для пересудов на ближайший месяц был найден. Линейка оказалась не такой скучной, какой представлялась заранее.

– А я знал, что ничем хорошим это не закончится, – с интонацией злорадствующего пророка произнёс Аркадий Васильевич.

Баранов спешил домой. Жена обещала сварить на ужин борщ. Очень хотелось есть.

– Макс, кончай филонить! – Игорь Шибков вытер капли не то пота, не то дождя со лба. – Всё равно, пока все батареи на стройку не вернём, домой сегодня не пойдём.

– Да знаю я! – печально шмыгнул носом Марков, попытавшийся было улизнуть домой под невинным предлогом «зонтик дома возьму». – Дождик, блин, как назло зарядил.

– А я сразу говорил, что погорим на этом деле, – не без злости сказал рассудительный и спокойный обычно Руслан Сафиуллин, толкая перед собой старую детскую коляску, временно приспособленную под перевозку злосчастных радиаторов отопления.

– Вот Трус – ты и есть трус! – заявил товарищу Шибков. – Мы уже грамоты, считай, получили. Если бы на нас не стуканули, всё прошло бы ништяк.

– Грамоты получили! – распалялся Сафиуллин. – Да в былые времена мы бы срок за эти батареи получили. Скажи спасибо Жанне Викторовне, замяла это дело.

– Ладно, пацаны, кончайте ругаться, – заявил Максим, тайком засунувший карамельку за щеку. – Я знаю, кто на нас донёс.

Игорь и Руслан загадочно поглядели на друга с внезапно раздувшейся щекой и усмехнулись.

– А вот если бы у меня была карамелька, я бы обязательно с друзьями поделился, – сказал Шибков.

Марков, не моргнув глазом, вытащил изо рта обсосанный сладкий овальчик и протянул его в грязной ладошке товарищу:

– На! Держи!

– Нет уж, спасибо, кушай сам!

Игорь отчего-то помрачнел и на полном серьёзе спросил Максима:

– Ну и кто же донёс на нас, а?

Марков выкинул прочь карамельку, почесал кулаком чёрную, слипшуюся от дождя шевелюру и выдал:

– Айдарик это стуканул.

Айдар Галиуллин был старостой их класса, но уважением среди ребят не пользовался по причине своего гадливого характера. Отличник и активист, как это всегда и бывает, был мил учителям, но противен одноклассникам. Списывать не давал, обо всех делах, творящихся в классе, регулярно докладывал классному руководителю или даже выше. При всём этом свою сексотскую позицию скрывать Айдар и не собирался, на каждом шагу твердя, что у него якобы обострённое чувство справедливости. И, вообще, после школы парень собирался пойти по стопам отца – стать милиционером.

– От этой гниды этого вполне можно было ожидать, – кряхтя, сказал Игорь, загружая вместе с Рустемом на коляску последнюю батарею. – Только откуда он узнал, а, Максимка?

– Когда мы очередную партию батарей со стройки привезли, Галиуллин припёрся на сборный пункт с тремя отработанными огнетушителями, забыл, что ли? От них вес-то как от воробьёв. Вот он и обзавидовался, проследил, откуда мы возим батареи. И не зови меня Максимкой!

– Ладно, дружище, что ты, не обижайся, – Шибков крепко похлопал грязной рукой по светлой болоньевой куртке Маркова, так что у того сразу возникла на лице кислая недовольная мина.

– По домам пора, – вытирая руки заранее заготовленной тряпкой, сказал Руслан. – Завтра контрольная по геометрии.

– Час от часу не легче, – взвыл Игорь. – Когда же эта мучиловка закончится?

Максим, хитро прищурившись, сказал:

– До окончания срока нам осталось 2 года 7 месяцев. Ну а ты, Игорёк, зря плачешь! Ты уже через семь месяцев от школы отскочишь – не собираешься ведь в 11-й класс идти?

Шибков фыркнул:

– Чё там делать? В инженеры и врачи, как некоторые, я не собираюсь. В ПТУ пойду на слесаря. А вообще, вы же знаете, есть у меня одна мечта-мечтулька…

– Знаем-знаем, дружище, – деловито перебил его Сафиуллин. – Хочешь стать великим рок-музыкантом.

Игорь отчего-то покраснел, потом тихо промолвил:

– Ну да, есть такое дело. Великим не великим… Хотя бы как Цой или Кинчев.

– Ты хоть играть-то на чём-то умеешь? – ехидно полюбопытствовал Марков. – На гитаре ещё так себе бренькаешь.

– Я же только недавно начал, – возбудился Шибков. – А ещё я дома на ударных тренируюсь.

– Это как? – поинтересовался Сафиуллин.

– Ну как – вместо барабанов у меня шарики воздушные.

Друзья прыснули от смеха.

– Что вы смеётесь, придурки? – вскричала обидевшаяся будущая рок-звезда. – Даже моим соседям нравится, как я репетирую.

– С чего ты взял, Игорёк? – полюбопытствовали в один голос Максим и Руслан.

Игорь почесал голову и выдал ответ:

– Да они по батареям стучат. Думаю – одобряют…

Шибков пришёл домой и прямиком отправился к себе в комнату. Врубив на занюханном переносном магнитофоне марки «Весна» один из любимых альбомов группы Scorpions, Игорь начал отрабатывать ударницкие движения, нещадно лупя по первомайски весёленьким шарикам.

– Прекрати свою страхофонию! – в комнату Игоря ворвалась мать, вернувшаяся с работы.

Мама Игоря являла собой уставшую от жизни женщину с засаленной головой, волочащую на своей костистой одинокой спине подростка переходного возраста. Отец умер от пьянки пять лет назад, и женщина, работавшая на низкооплачиваемой должности уборщицы в заводском цеху, едва сводила концы с концами.

Игорь знал, что маму после работы лучше не злить, и выключил магнитофон.

– Всё по шарикам лупишь?! – рассерженная мама Игоря была страшна: впавшие глаза в тёмном, нездоровом обрамлении предвещали неприятный разговор.

– Ладн, мам, ты чё? – попытался ретироваться сын.

– Ты учиться собираешься нормально, дармоед?!

– А чё, я не учусь разве? Вчера вот четвёрку по английскому получил.

– Отвечай, зачем вы украли со стройки батареи?

– Откуда ты знаешь?

– Да уже вся школа знает про вашу троицу! Эх вы! Опозорились на весь город! Вместо грамот взбучку получили! Ты, Игорь, что – уголовником хочешь стать?

– Ну, мам!

– Что – мам?! Ты же меня в гроб раньше времени загонишь!

– Не загоню!

– Загонишь! Один останешься, дармоед! – мама Игоря всхлипнула. – Эх, был бы отец жив! Выпорол бы тебя как сидорову козу!

– Так он меня и так порол! – обиженно ответил Шибков.

– Мало, видать, порол! Это ж надо – на воровство пошёл. У нас в роду ни одного жулика доселе не было. Мы, Шибковы, каждую копеечку потом и кровью зарабатывали. Не водилось у нас отродясь жулья всякого.

– Я не жульё, мам, меня чёрт попутал!

– Чёрт тебя попутал! Это время горбачёвское тебя с панталыку сбило. Всё равняетесь вы, молодые, на этих – кооператоров всяких. Ты это, сын, случайно, в эти… Как их?.. В рэкетиры не собираешься ли, случаем, податься?

Игорь погладил мать по начавшей седеть голове:

– Да что ты, мам, я не такой! Ну какой из меня рэкетир?! В следующем году на слесаря пойду отучусь, а потом на завод – работать, как папка.

Мать Игоря немного успокоилась:

– Игорёш, а музыка вот эта твоя шумная – зачем? По шарикам стучишь. Соседи жалуются.

Шибков доверительно посмотрел матери в глаза и твёрдо сказал: