В пастырском служении действительно очень важно, кем же себя священник осознает. Могут быть разные модели: кто-то мыслит себя начальствующим, кто-то, наоборот, подчиняет себя всем. И в этом смысле многое зависит от той среды, в которой сам священник находится. Например, в одном случае приходская семья отнимает гораздо больше сил, чем своя собственная, в другом – эта семья организуется сама. При этом если среда зациклена на одном человеке, то и это проблема для прихода, так как случись с ним что-нибудь, потрясение будет великое. Об этом тоже нужно помнить. В идеале приход должен организовываться таким образом, чтобы была коллективная ответственность с четкими, прописанными в уставе обязанностями каждого. Священник – один из элементов, но не абсолютный правитель этой системы, один из прочих, уважаемый член этого сообщества. Но надо признать, что с коллективной ответственностью в российской жизни, в том числе и церковной, возникают большие трудности. Не всегда и не везде можно обнаружить способность нести эту ответственность. После советского времени это совсем неудивительно, казалось бы, формально советская система приучала к ответственности, но в реальности если над тобой не было руководителя, то очень трудно было организоваться. Усложняло все и то, что на протяжении десятилетий отсутствовала ответственность перед Богом. Это породило то, что для многих гораздо проще найти того, кто бы на себя взял ответственность и руководил, ну а мы, если надо, проголосуем для какой-нибудь бумаги или протокола. Ведь совсем не случайно, что Церковь соборная, и никакой человек не становится центром церковной жизни.

Надо сказать, что внебогослужебная деятельность в нашем приходе организуется и происходит сама собой, во всяком случае я никогда не выступал инициатором. Например, однажды встал вопрос о написании икон, в результате возникла иконописная мастерская, и на сегодняшний день почти все иконы в храме выполнены прихожанами. Причем эта деятельность оказалась объединяющей: одни пишут иконы, другие – жертвуют средства, третьи – построили мастерскую. Точно также возникла и воскресная школа, в какой-то момент появилось такое количество людей, что встала необходимость в воскресной школе. Само здание воскресной школы также продукт деятельности прихожан, которые сначала отремонтировали крышу, а затем расширили здание, построив второй этаж. Сделано все по чертежам прихожанки, конструктора по образованию. Конечно, строили под одни цели, получилось под другие, воплощенное противоречие между единоначалием и демократией. Если бы этим кто-то руководил, то можно было бы построить в три раза быстрее, но с другой стороны, мы бы не учли всего того, что проистекало из народного творчества.

Еще одна деятельность, которая сложилась сама собой, не по замыслу, – это гуманитарная помощь малоимущим, которая выражается в сборе одежды в приходе и ее раздаче, пересылке. Помимо этого, прихожане нашего храма переписываются с заключенными одной из тюрем Мурманской области. Иногда мы высылаем им посылки, подарки к праздникам.

В свое время у нас появился приходской листок, инициаторами опять же выступили сами прихожане, причем не профессиональные журналисты. Конечно, пока это на уровне некоторой самодеятельности, но к этому процессу подключились люди, готовые в этом участвовать, что уже само по себе важно. Кстати, у нас есть и свой сайт, где отчасти отражена наша жизнь. Нашлись люди, которые стали заниматься в том числе и этим.

Еще одна инициатива – прихожане предложили устроить выставку фотографий, посвященных Пасхе. Какая-то часть прихожан занимается паломническими поездками, и при этом довольно давно и успешно. Есть при нашем приходе занятия английского языка для детей и аналог полулегального детского сада.

Если говорить о том, повлиял ли приход на окружающую его среду, то, наверное, как-то повлиял. Трудно ответить на этот вопрос однозначно, так как это влияние не измеришь, не зафиксируешь, да и слишком много процессов влияют на местную жизнь. Но если судить по тому, как относится местное население к деятельности прихода, можно отметить, что больше тех, кто оценивает ее положительно. Наверное, образ не самой скучной церковной жизни мы все-таки являем собой. Еще у нас есть источник с купелью, который строили мы, но теперь это место общественного интереса и достояния, куда ежедневно устремляется большая часть окрестных жителей. Это тоже косвенно связано с нашим приходом. Да и в праздники местное население с радостью приводит своих детей в храм, видимо тоже получая от этого какую-то пользу.

Взаимоотношения с приходами другого благочиния пока претерпевают некоторые сложности, связано это с тем, что не так давно некоторые населенные пункты района стали Москвой. Бывшее до этого подольское благочиние разделилось, и часть связей нарушилась. Но они, конечно, есть, например происходят собрания благочиний, мы включены также в собрания викариатства. Да и на уровне человеческого общения между священниками взаимодействие всегда было и остается. Неплохо к нам относятся и власти Щапово, но их бюджет не предусмотрен для помощи приходам. Благочиние пока также не в силах нам помогать, поэтому в основном вся помощь приходит от прихожан. За что им отдельное спасибо!

Протоиерей Сергий Пятугин, настоятель храма свв. мцц. Веры, Надежды, Любови и матери их Софии г. Ожерелье (Каширское благочиние): «Я забыл, когда я последний раз венчал. Всем хочется, чтобы было красиво, а наш нынешний храм – это бывший сарай».

Родился я в 1979 году. В качестве священника служу уже 12 лет. Учился в Тобольской семинарии и Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете. Рукополагался я еще до разделения Красноярской епархии[33].

Поступил я в семинарию весьма интересным образом. Мамочка моя ходила в церковь, и я вместе с ней. Друзья по приходу собрались поступать в семинарию; как говорится, «все побежали, и я побежал», только все не поступили, а я поступил.

Норильск, где я служил до Каширского благочиния, – не самый лучший город для жизни с семьей и детьми. Зимой –40°, со всех сторон дуют ветра с химическим составом тех заводов, что там располагаются. На самом деле я упирался сколько мог, не хотел уезжать, помня, что пастор добрый душу свою полагает, но в конечном итоге обязательства перед семьей и близкими взяли вверх. В Кашире же, так получилось, вступивший тогда на должность благочинного отец Виталий Коценко искал в свой штат священников. К тому же моя теща купила здесь квартиру. Вот так и оказалось, что я пришелся к месту.

Надо сказать, совсем не случайно, что отец Виталий подыскивал себе новый штат священников, так как благочинные здесь менялись каждые полтора года и было тяжело работать без своих людей. Кашира вообще тяжелый город. В чем его тяжесть? Наверное, в том, что город этот тихий и жизнь здесь пресная, в ней почти ничего не меняется. И прежние благочинные именно с этим не справлялись. Храмы не строились и не восстанавливались, так как нужны были кадры, которые кардинально меняли бы обстановку в целом.

Для сравнения: когда я служил священником на Севере, то вообще не знал проблем с каким-либо обеспечением. Нужен транспорт для храма или нужд воскресной школы, достаточно было позвонить, чтобы грузовик или автобус уже был. В Кашире же можно было обойти с десяток организаций и не получить ничего, и у всех будет одно объяснение: сейчас бесплатно ничего, мол, не бывает. Вот с таким отношением сталкивались здесь благочинные, которые в массе своей не задерживались. Поэтому, наверное, не случайно, что в конечном итоге на место благочинного назначили отца Виталия – бывшего военного, имеющего мужской, крепкий характер.

После перевода из Красноярской епархии я служил год в Успенском соборе, у отца Виталия; затем меня назначили настоятелем храма в честь святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии в город Ожерелье. Я тоже, можно сказать, принял так называемое каширское наследие. Приход к моменту моего служения существовал уже лет десять, но здесь не оказалось ничего: ни оформленной земли, ни зданий. Не было ни одного документа, который объяснял бы наше присутствие здесь.