Воспринял я Таинство крещения действительно как дар Божий, вполне осознанно и серьезно. Во время крещения батюшка сказал, что нужно завершить это Таинство причастием и подсказал, как к нему подготовиться, объяснив, какие молитвы нужно вычитать, сколько дней попоститься. И я почему-то решил все это исполнить. Пришел на службу в воскресенье, исповедался и причастился. Батюшка в тот же день мне сказал, что если я крещеный и у меня с женой двое детей, – нам нужно обязательно венчаться. Что я сразу же и сделал. Правда, был у меня один нюанс, о котором я сообщил тогда священнику, сказав: «Батюшка, венчание – это праздник, а я человек военный и кроме обмундирования да спортивного костюма у меня ничего нет. А строгий мужской костюм покупать нам дорого». На что отец Валерий Щербаков, мой крестный и духовник, нисколько не смущаясь, ответил: «Ты ведь воин, вот и венчайся в военной форме».
В 1991 году начался распад Советского Союза, а вместе с этим и разделение воинских частей, которые стали принадлежать уже другому государству. Нужно было принимать присягу на другом языке и клясться в верности другой стране. Как человек на тот момент уже воцерковленный, я спросил у батюшки, что же мне делать дальше – переводиться в Россию или оставаться в Казахстане? На что батюшка ответил: «Ты всегда хотел служить, защищать свою Родину. Вот иди и служи, защищай свою Родину – Православную Родину. Иди в Церковь!» И, будучи еще военным, 28 июля 1991 года я был рукоположен в сан дьякона, а в августе того же года уволен из вооруженных сил. В декабре уже 1992 года я был рукоположен в сан священника и отправлен миссионером в Тургайскую область[2]. Как оказалось, это была область одной из трех новообразованных епархий (Алма-Атинская, Чимкентская и Уральская) в Казахстане, где не было ни храмов, ни священников (областной центр г. Аркалык, куда и был я направлен).
Меня отправляли туда первым и единственным на тот момент священником с наказом, что церковь я должен построить сам, и священников найти тоже сам. Так по промыслу Божию началась моя священническая деятельность, которая сразу же стала носить миссионерский характер, так как вокруг были либо мусульмане, либо русскоязычное население, слабо представляющее, что же такое Православие. Усложняла мою ситуацию и общая неразбериха в стране.
Надо сказать, что когда я только начинал свое священническое служение, то у меня, тогда молодого священника, не было ничего: ни богословского образования, которое пришлось получать позже[3], ни большого духовного опыта, ни тех людей, кто мог бы подсказать, что и как делать правильно. Не было ни богослужебных книг, ни Минеи, ни Октоиха, ни Типикона, часто мы не знали, как составить службу, особенно праздничную, так как не было уставщика, а молитвы мы переписывали от руки в тетради. Они до сих пор хранятся в моем доме как память о тех временах.
Матушка, моя супруга, была у меня и просфорницей, и певчей на клиросе, и портнихой, которая шила мне подрясники и церковные облачения. Она же звонила и часами сидела на стационарном телефоне, выясняя каждый шаг, каждое движение службы. Конечно, мы все равно делали ошибки, но все получалось по милости Божией.
На тот момент у меня уже был духовник, отец Валерий, и его заслуга была именно в том, что он в целом изменил мою жизнь, приобщил меня ко всем Таинствам, которые может взять на себя человек, в том числе и Таинству Священства. Он смог найти и раскрыть во мне что-то новое, чего я не знал ранее, что позволило созреть мне духовно. Именно за это я безмерно благодарен ему до сих пор. Все остальное приходилось осваивать самому, просто некому было подсказать, был один подсказчик – Господь, который дал мне силы сообразовать мою духовную жизнь.
Вспоминается несколько случаев, характеризующих духовное наставничество тех лет. Как-то отправили меня, еще военного, в командировку на Северный Урал. Я должен был ехать за солдатами, было это накануне Пасхи. Перед моим отъездом отец Валерий сказал мне: «Вот тебе благословение – выучить за два дня Символ веры». И все эти двое суток, где бы я ни находился – в самолете, поезде, машине – я учил Символ веры. Когда прилетел обратно, то первое, что сделал, прочитал Символ веры батюшке наизусть. Вот такое было стремление, вот такая была вера в силу благословения священника.
Был и другой случай, который до сих пор дорог моему сердцу. Я был тогда еще в военной форме, пришел в храм святого князя Владимира на службу, и батюшка предложил мне задержаться, сказав: «Останься, Виталий!» Я остался. Батюшка достал Евангелие, положил на аналое и произнес: «Читай!» Текст был на церковнославянском языке, и я ничего не мог понять. Для меня это был как китайский язык, а он говорит: «Читай, как можешь». И я начал читать, неожиданно для себя вспоминая те и иные сокращения. Я прочитал приблизительно 4–5 строчек и был весь мокрый от волнения, он же мне тогда сказал: «Вот из тебя получится священник, потому что есть желание. Другой мог бы и отказаться, а ты склонен к послушанию».
После моего служения в Тургайской области меня перевели в деревню под Оренбургом, где мне достался разрушенный храм. Поэтому богослужения мы проводили в маленьком доме. А уже в 1998 году я поступил в клир Московской епархии, в приход города Раменское, и был назначен священником в Свято-Троицкий собор. Но в скором времени был освобожден от служения в этом соборе, так как вновь стал строить храм, уже в честь святой блаженной Матроны Московской[4]. Это был первый в России храм, который носил ее имя, и приступили мы к строительству тогда, когда эта святая еще не была канонизирована[5].
Так начиналась моя пасторская деятельность в Московской епархии. Прослужил я в Раменском более пяти лет. За эти годы мы успели построить здание воскресной школы, духовно-просветительский центр, открыть благотворительную столовую, православное издательство и многое другое. В настоящее время эти объекты действуют и развиваются, а в 2009 году на территории храма святой блаженной Матроны Московской в Раменском был заложен камень в строительство большого храма в честь Казанской иконы Божьей Матери. Это то приятное продолжение, которое начато не мною, но радует, так как является достижением того прихода, который заложил я.
В 2003 году, по благословению митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия, я был назначен благочинным церквей Каширского округа и настоятелем Успенского собора города Каширы. Как я теперь вспоминаю, было очень тяжело начинать, так как не было ни взаимопонимания с администрацией, ни взаимосвязи с населением. Церкви были разрушены до основания, а о сплоченности среди духовенства можно было только мечтать. Когда я прибыл сюда и начал свою деятельность в качестве благочинного, то даже подумал, что в Казахстане среди мусульман мне было намного легче.
С чем это связано? Прежде всего, с особенностями самой Каширы и района, которые характеризуют население Каширы в целом и отражены в народной притче. Как рассказывается в ней, захотел однажды монах одного монастыря переплыть с одного берега Каширы на другой, подошел к лодочнику и попросил его оказать ему такую услугу. Тот согласился, но потребовал за это деньги. Монах сказал, что денег у него нет, но он готов помолиться о лодочнике. В ответ монах услышал: «Я и сам могу молиться. У меня детей много, их кормить надо». И так и не перевез монаха на другую сторону. С тех пор повелось, что Кашира – город, где живут, мол, неуступчивые люди, не готовые делать что-либо безвозмездно.
Вместе с тем, по данным нашего краеведческого музея, на начало XX века каширский район имел 89 приходов, что говорит об определенной религиозности местных жителей и, может, об их желании таким образом обезопасить себя, сохранить. Наличие большого числа храмов в городе всегда было неотъемлемой чертой Каширы. Эту традицию мы стараемся сохранять и теперь. Почти восемь действующих храмов в городе на сравнительно небольшой территории создают впечатление того, что город буквально окружен церквями – там и здесь виднеются маковки куполов.
