— Подожди, дорогой, вон там, видишь?

В сторонке от самолета, на камнях, сидело несколько девочек.

— Вон тот, с длинными такими волосами…

— Это ж девчонка.

— Нет, Алик, это мальчик. Посмотри его, хороший экземпляр.

Я, обливаясь потом, оглядел Нино недовольным взглядом.

— Экземпляр… — фыркнул я. — Ладно, пошли, но этот на сегодня последний.

Это и вправду оказался мальчишка лет двенадцати. Тонкий и худенький. С длинными, до уровня подбородка, тонкими волнистыми темно-русыми волосами — не мудрено, что издали он мне показался девчонкой.

— Привет, мелкотня, — сказал я беззаботно. Дети нескладно ответили. — А че ты сидишь в стороне, че со всеми не играешь? — обратился я к мальчику, но он молча глядел на свои изношенные сандалии.

— А он алауда! — усмехнулась одна девочка.

Алауда на их сельском выговоре означает… хм… это у них самый конченый, самый опущенный пассивный голубой.

Я нахмурился. Я такое не любил.

— Такой маленький — и уже алауда? — не поверил я.

Мальчик втянул голову в плечи.

— Да не он, а мама его! — смеялись вокруг девчонки.

— А вот врать не хорошо! Как его мама может быть геем? Она же женщина!

— Да она была мужчиной, а стала женщиной! — все более и более веселились девчонки.

— Как так?!

— Транссексуал, переделок… — шепнул мне на ухо Нино. — Идеально! Не упусти его!

— Хм… а в школу ты ходишь?

— А его выгнали из школы! — ответили за него девочки.

— За что? Двоечник? Хулиганил поди?

— Нет. Его одноклассники били, и мама его приходила за ним после уроков, чтоб до дома его довести, чтоб не трогали его. А когда учителя увидели, что она алауда, то запретили ему в школу приходить.

— Если мать его алауда, почему ему-то запретили в школу ходить?!

— Ну… потому что она нечистая, и он от нее тоже нечистый стал!

Я мотнул головой.

— Малой, хочешь подзаработать?

— Ну, а че делать надо? — неопределенно пожав плечами, спросил мальчик, не поднимая головы.

— В богатом доме убрать, принести-отнести. Хочешь? Накормят тебя и живых денег дадут.

— Ну, можно…

— Знаешь, где дом Мемухана?

Он отрицательно мотнул головой.

— Где ты живешь?

Он показал рукой. И только сейчас он поднял голову и показал мне лицо. Жил он в той же стороне, куда и нам надо было ехать.

— Поехали с нами, прокатишься. Нам по пути, заодно и дорогу покажем.

Мальчик замялся.

— На вот, хочешь?

И я протянул ему порцию соленых крекеров в упаковке из солдатского пайка.

Он вскрыл пакетик и тут же, видно с голодухи, принялся есть печеньки. Я положил ему руку на плечо, и мы пошли к машине.

***

Добравшись до дому, я упал на кровать и закрыл глаза. Устал я че-то сегодня. Голова болит. Эта жара меня доконает.

Я выпил таблетку и уже разделся, чтобы идти в душ, как в комнату залетел Гегай, тоже один из множества племянников дядюшки:

— Ты тут?! Собирайся! Надо ехать. Очень крутым людям из Мидланда нужна наша помощь! Быстрее! Платят много, заставлять ждать их нельзя, очень крутые! Мы вдвоем пойдем, собирайся!

Вот почему я ненавижу столицу! Там у себя, в Авел Ишве, я сам был хозяином и господином. Сам решал, что и когда мне делать! А тут не успел приехать — и уже загоняли! Пойди туда — пойди сюда!

Мы быстрым шагом зашли в гараж, и мне велели сесть за руль большого фургона. Я хотел было начать отпираться, такими бочками я еще не управлял, но тут увидел наших Мидландских пассажиров — и замолчал. Это были два мужика, здоровые, крепкие, поджарые, словно из камня. Морды такие небритые, тяжелые, брутальные. Светлая, «пустынная» униформа: ботинки, штаны, футболки, такого же цвета и бронежилеты с подсумками. По пистолетной кобуре на каждом бедре, автоматы, каких я раньше и не видел, бейсболки и крутые темные очки.

— Вот это место знаешь? — спросил один, показывая мне адрес на карте. — Вот туда надо, поехали!

От него прямо веяло холодной, жестокой силой.

Поначалу мне было тяжеловато управлять такой большой машиной, но я быстро прочувствовал габариты, время разгона и торможения, и рулил уже увереннее.

Ехать было далеко, на другой конец города, в бедные, полуразрушенные районы. Тротуары были загажены, и я прижался к ржавой бочке у входа в лавку.

Мы долго стояли и ждали чего-то. Крутые постоянно переговаривались с кем-то.

Я уже расслабился и начал дремать, как меня толкнули в плечо:

— Заводи! Вон она! Подъедь к ней!

Я заморгал, приходя в себя, и увидел девушку, спешащую куда-то. Черные густые волосы, большие карие глаза… вот это да! Где-то я ее уже видел…

Подъехав к ней, я притормозил, и Гегай высунул свою бритую башку и дружелюбно спросил:

— Красавица, а как нам проехать к госпиталю, скажи, пожалуйста! Мы заблудились.

Девушка (какая все же красавица!) развернулась, указывая рукой дорогу, и тут боковая дверь приоткрылась, и сильные руки вмиг втянули ее в фургон.

Я тут же поехал дальше.

Самым мерзким оказалось то, что на душе у меня было спокойно. Я не боялся и не возмущался.

Тупые полицейские ничего не могли нам сделать, в крайнем случае мы легко откупились бы от них на месте.

Единственную опасность могли бы представлять родные девушки, но даже если за нами и погонятся ее братья, эти два киборга-разрушителя спокойно всех перестреляют из своих крутых автоматов.

Ехали долго, оказались в самом пригороде, зарулили в какую-то лачугу.

Мы с Гегаем остались во дворе, а спецназовцы завели девушку в кривой домик. Нам приказали ждать. Как я понял — они ждали другой транспорт, и когда он придет — с нами рассчитаются и отпустят.

В машине из-за жары сидеть было невозможно, я вылез и сел под кривой ржавый навес. Хозяев развалюхи я не наблюдал. Стекол в окнах этой старой мазанки не было, и я слышал, как какая-то тетка уговаривает плачущую девушку:

— Почему ты думаешь, что твоя жизнь теперь кончена? Глупая! Это только начало! Если бы ты знала, какой господин положил на тебя глаз, ты бы радовалась, а не плакала! Он влюбился в тебя с первого взгляда, а он великий человек, почти что государь! Он вождь могучего клана и безмерно богат! Ты видела, какие у него дворцы? Видела по телевизору? Ты будешь жить там! Каждую неделю он будет одаривать тебя драгоценностями, у тебя будет множество служанок. Отправив родителям одно кольцо, ты обеспечишь их на полжизни! А у тебя таких колец будут целые шкатулки! Ну, не реви, не порть глаза. Как только ты увидишь дворец господина, ты обрадуешься и еще будешь благодарить всевышнего…