========== Глава 1 ==========
— Доброе утречко!
Больше всего я ненавидел именно этот момент.
Утро не бывает добрым, тупая ты дура, оно никогда не может быть добрым!
— Как спалось, медвежонок? Чем планируешь заняться?
Я молча, чтобы не расплескать чашу с утренней мерзостью, что дрожала у меня под горлом, встал и пошел умываться.
— Где ты купил такую рубаху? — донеслось из комнаты. — Ты совсем не будешь со мной разговаривать?
Я выплюнул теплую воду и посмотрел на свое отражение. Рожа была мерзкой. Все вокруг было мерзким.
— О-о-о! Какой шоколад! Заграничный! Любишь сладенькое? Я возьму у тебя, хорошо? Ты же не против?
Я молча шоркал зубы. Она включила телевизор, громко заиграла музыка, спутниковый канал. Я сплюнул, промыл рот и вышел. Вырвал телевизор из розетки, отобрал у нее плитку шоколада и стал одеваться.
— Какой злюка! — накуксившись, выдала она. — Отстань от меня! — она забралась в постель и накрылась одеялом до головы.
— Давай. Тебе пора! — хрипло проговорил я, но она укрылась с головой. — Я сказал — выметайся!
— Ты мне отдашь шоколадку? — хитро спросила она, высунувшись из-под одеяла.
— У меня дела. И у тебя тоже! Давай, не нервируй меня.
Она опять скрылась с головой. И вот тут-то меня и пробило! Я схватил и с силой сорвал с нее одеяло. Потянул за руку, но она упиралась не хуже ослицы.
— Возьми на ручки! Ты никогда не носил меня на руках! — притворно хныкала она.
Я как бы пришел в себя. Словно бы другими глазами посмотрел на ее тело, зубы, волосы. Посмотрел на себя. Ослаб и отступил.
— Я ухожу, — объявил я. — Комнату запираю до вечера.
— Хорошо, я останусь. Подожду тебя! — она снова улеглась и раздвинула ноги. — Протяну до вечера на твоих шоколадках! Ам-ням-ням!
Я вырвал у нее из рук плитку и замахнулся на нее кулаком:
— Я ударю тебя! — прохрипел я.
— Да! Сделай мне больно! Я такая проказница!
Я вспыхнул, но сдержался:
— Овца тупая! — я раздраженно плюнул и вышел на балкончик, а она засмеялась.
С моего второго этажа открывался прекрасный вид на двор, залитый уже горячим утренним солнцем. На крепкую стену, оберегающую дом, и на множество таких же домов-хозяйств в округе.
Глупо было злиться на нее. Я должен был злиться на самого себя. Ведь это я пригласил ее.
Каждый раз, когда я приглашал ее, я поутру ненавидел себя — и все равно приглашал. Просто со временем одиночество становилось совсем нестерпимым, оно так страшно сжимало сердце, что я сам приезжал к ней и предлагал прийти на ночь. И вся тоска заключалась в том, что других вариантов не было. Я знал, что меня ждет вот такое вот утро, но все равно звал ее, чтобы хотя бы на несколько вечерних часов создать иллюзию личной жизни.
Она вышла обнаженная на балкон и потянулась, выставив себя солнцу.
Азор, бежавший с ведрами воды через двор на кухню, засмотрелся на нее и упал, растянувшись на земле. Нио, выглянув из сарая, посмотрела на меня так, словно бы я только что принес в жертву младенца.
Я отвернулся.
Когда-то она меня даже возбуждала. Как же давно это было! Сейчас же она не только не возбуждала, не вызывала никаких жарких чувств, но даже отталкивала от себя. Последнее время мы всегда по-быстрому делали однообразный секс, так, для галочки, а потом я молча напивался, слушая ее бесконечную болтовню.
По проселочной дороге мимо дома проехала патрульная машина, притормозила, и я грубо впихнул ее в комнату:
— Эй! Аккуратнее! У меня синяк будет!
— Ты совсем одурела, дебилка? Ты хочешь, чтобы тебя высекли на площади за непристойное поведение?
— Я тебя больше совсем не возбуждаю?!
— Идиотка! — заорал я. — Сколько раз я тебе повторял?! Я ухожу! И ты тоже собирайся! — я швырнул в нее ее вещи. — Тупица!
Меня трясло. Я выглянул на балкон. Машина, вроде, проехала.
Она сделала обиженное лицо и принялась одеваться:
— Дай мне денежек, — начала она.
— Заткнись! Ты же знаешь, что денег я тебе никогда не даю!
— Дай бутылку спирта. Я знаю, у тебя еще есть.
— Алкоголь запрещен, идиотка! Ты нажрешься, спалишься, и тебя забросают камнями на площади! Ты этого хочешь, дебилка? — меня уже трясло по полной программе.
— Ну, тогда шоколадку. И хватит обзываться! Вообще больше никогда не приду!
— Сделай милость… — шептал я, обуваясь.
— Что? Ты дашь мне шоколадку?
— Бери, только вали уже!
Вместе с шоколадкой я дал ей ее обычную «норму» — большой, запаянный в серебристую пленку армейский продуктовый набор.
Она полезла ко мне целоваться, я попытался отодрать ее от себя, но это было непросто. Дверь открылась, и зашла старая Абда.
— Алик, дорогой, как ты мне сказал, я тебе сделала список, вот, посмотри, пожалуйста! Ох, что тут у вас!
— Это ничего, она уже уходит! — я выпихнул ее за дверь. — Так, что ты мне тут? — я взял листочек. — Масло, мука…
— Масло, мука, — как молитву нараспев стала повторять за мной беззубая Абда. — Конфеты ребятишкам, соли… фрукты…
— Хорошо, все сделаю. Селянин с травой еще не приехал?
— Кто? Селянин? Какой селянин? Ах, Варух! Приехал, дорогой, только что приехал, только тебя ждет!
И мы спустились во двор.
Моя семья работяг уже сгружала с телеги стальные бочки из-под сока, наполненные «волшебными» листочками. Варух сидел в тени на корточках и наблюдал. Я подошел к нему и расплатился, но этого было мало, нужно было еще побалагурить:
— Как семья, как здоровье?
— Слава Богу, все хорошо.
Я протянул ему маленькую пачечку чая из солдатского пайка, подарок в знак уважения.
— Как дом? Не разбомбили при отступлении?
— Слава Богу, все цело, только все везде заминировали. Пришли солдаты и сказали, что пока не проверят, не уберут бомбы — нельзя в дом заходить!
Мои пятки были более розовыми и нежными, чем подушечки его пальцев.
— Да… — кивал я головой, думая о своем. — Большая беда… Ну, теперь уж все наладится.
— Шакалы ушли, и война ушла. Будем надеяться, что теперь уже надолго.
Слежавшиеся ароматные листики вываливали из бочек на расстеленную во дворе пленку. Потом бочки закинули на телегу, Варух взял поводья, осел тронулся и не спеша потянул телегу домой.
