Забрав почти пустой стакан, он подошел к ней и, кивнув на соседний с ней стул, спросил:

— Здесь свободно?

Она осмотрела его сверху вниз.

— Я думаю, да. Вы продаете компьютеры?

Он рассмеялся и выдал свой самый самоуничижительный взгляд.

— Нет, но я программист. Почему вы спрашиваете?

— Униформа Стива Джобса — черная модная водолазка и джинсы.

— Мне не нравится утром ломать голову над тем, что надеть.

Она окликнула бармена.

— Два мартини «Бифитер» безо льда, две оливки, грязный.

— Вы покупаете мне выпить?

— А что, есть возражения?

Он немного наклонился к ней.

— Совсем нет, но откуда вы узнали, что именно я пил?

— Я наблюдала за вами с тех пор, как вы вошли.

— Правда? Почему же?

— Вы похожи на потерянного мальчика.

Гидеон ощутил, как кровь приливает к его щекам. Эта женщина, возможно, оказалась уж слишком проницательной, и он почувствовал себя разоблаченным.

— Разве не все мы немного потерянные?

Она улыбнулась.

— Я думаю, мы найдем общий язык.

Прибыли напитки, и они подняли бокалы.

— За потерянных, — провозгласил Гидеон.

Магазинчик «Редкие книги и рукописи Григгса и Веллингтона» находился в двух шагах от Портобелло-Роуд. Это был один из тех антикварных магазинов, что выбрались из Портобелло, но так и не достигли успеха, невзирая на все старания.

Войдя в магазин, Гидеон отметил, что внешний лоск британского снобизма оказался неспособен скрыть своеобразную дешевую навязчивость Ист-Энда. Владелец магазина, молодой британец, одетый в вычурный «Сэвил-Роу», подтвердил подозрения Гидеона — его сочный акцент, немного, но не слишком навязчивый, выдал принадлежность к Кокни[7].

— Чем могу помочь, сэр?

Гидеон, одетый в дорогой костюм от Ральфа Лорана, выдал хозяину типичную для американцев дурацкую улыбку.

— Ну, мне интересно, можно ли взглянуть на старую страницу рукописи, ту самую, что у вас в витрине.

В его голосе отчетливо прозвучал техасский акцент, несмотря на попытки его контролировать.

— Естественно, — отозвался собеседник. — Вы, наверное, имеете в виду иллюстрированный молитвенник?

— Да.

Владелец подошел к витрине, отпер ее и извлек небольшую страницу, упакованную в жесткий пластик. С явным почтением он положил ее на черную бархатную подставку, проворно извлеченную из-под прилавка и подставленную под пятно света от потолочной лампы. Это была страница из Евангелия с витиеватой цветочной рамкой, в центре которой была изображена Дева Мария, сидящая под аркой, и ангел, спускающийся с голубых небес. Мария отворачивалась от него в страхе. Каждая деталь лучилась изысканностью.

— Она восхитительна, — пробормотал лавочник. — У вас хороший вкус, сэр.

— Расскажите мне о ней, — попросил Гидеон.

— Она из фламандского молитвенника, датируемого примерно 1440 годом. Она прекрасна! Действительно прекрасна, — повторил мужчина, и его голос дрогнул от переполнявшего его благоговения. — Считается, что эта работа принадлежит кисти мастерской иллюстрации манускриптов Гента и Фландерса.

— Понятно, — сказал Гидеон. — Хорошо.

— Как вы видите, она изображает Благовещение, — продолжал продавец.

— И сколько она стоит?

— На эту уникальную страницу у нас установлена цена в четыре тысячи шестьсот фунтов, — голос мужчины надломился, как будто сам факт обсуждения денег был для него неприятен.

— Это же около восьми тысяч баксов? — спросил Гидеон и немного склонился к ней, изучая.

— Хотите осмотреть ее с лупой?

— Что? О да, спасибо.

Когда Гидеон закончил, продавец снова заговорил, сцепив руки в замок, его мягкий голос заполнил собой небольшой магазин.

— Как вы, наверное, знаете, — сказал он, но его тон, подразумевал, что Гидеон, разумеется, этого не знал, — средневековые молитвенники использовались в монастырях для проведения богослужений, упрощенные — для частных религиозных обрядов. Они являются одними из лучших произведений средневекового искусства. В свое время они были невероятно дорогими — стоимость молитвенника в пятнадцатом веке была примерно такой же, как стоимость хорошей фермы: с домом, надворными постройками и со всем остальным. Только королевская семья, знать и люди при деньгах могли позволить себе одну из этих книг. Вы только взгляните на детали! И цвет. Я особенно хочу заострить ваше внимание на синем цвете неба — пигмент сделан из измельченного лазурита, который в средние века ценился дороже золота. Единственным источником лазурита в то время был Афганистан.

— Понимаю.

— Вы коллекционер? — спросил продавец.

— О нет. Я просто ищу подарок моей жене на юбилей. Она весьма религиозна.

Гидеон снисходительно посмеялся, давая понять, что он сам таковым не является.

— Могу я представиться? — спросил продавец. — Я сэр Колин Григгс.

Гидеон взглянул на парня, протягивающего ему изящную белую руку. Тот слегка вздернул подбородок и выпрямил спину. Он был примерно таким же «сэром», как Гидеон был «герцогом». Но он все же с готовностью схватил его протянутую руку и энергично встряхнул ее.

— Я Гидеон Кру. Из Техаса. Извините, но вам не следует произносить «сэр» по отношению ко мне, я даже не мистер, — рассмеялся он.

— Ах, Техас, штат одинокой звезды. У вас отличный вкус, мистер Кру. Что еще вы бы хотели узнать об этом раритете?

— Как я могу удостовериться, что это подлинник?

— Я заверяю вас, что это действительно так, даже не сомневайтесь. Мы даем гарантию на все, что продаем. После покупки вы можете отнести ее на экспертизу к специалисту, и если на ее счет возникнут какие-либо сомнения, мы немедленно вернем вам ваши деньги.

— Это хорошо. Но… ну, я должен заметить, что четыре тысячи шестьсот фунтов — это большие деньги… как насчет того, чтобы сбросить цену до четырех тысяч, так сказать, для ровного счета?

Сэр Колин подобрался, всем своим видом излучая неодобрение.

— Извините, мистер Кру, но в «Григгсе и Веллингтоне» мы не ведем торгов.

Гидеон одарил британского сноба дружелюбной техасской улыбкой.

— Ой, да ладно, вот только не надо притворяться! Обо всем можно договориться, — он помахал своей кредитной картой. — Четыре тысячи или я ухожу отсюда.

Неодобрение на лице сэра Колина немного смягчилось.

— Полагаю для такого ценителя, как вы, мы можем сделать исключение и снизить цену до четырех тысяч четырехсот.

— Четыре двести.

Выражение лица сэра Колина демонстрировало, что вся эта дискуссия в целом была для него болезненна и неприятна.

— Четыре триста.

— Продано.

После спешного возвращения в свой гостиничный номер с целью переодеться Гидеон вновь отправился в путь, прихватив с собой драгоценную страницу, чтобы показать ее в лондонском офисе «Сотбис[8]», где его план должен был претерпеть финальное испытание. Это была затяжная прогулка длиною в три мили, которая провела Гидеона по множеству уединенных местечек, включая Гайд-Парк. Стоял великолепный клонящийся к вечеру летний день, и древние деревья в парке поражали красотой своих раскидистых крон. В небе неспешно проплывали кучевые облака, напоминавшие парусные корабли, а аллеи были заполнены прогуливающимися людьми, наслаждавшимися природой. Лондон — необыкновенный город, — сказал себе Гидеон, тут же задумавшись о том, что стоило бы проводить здесь больше времени. Возможно, даже пожить.

В следующий миг он вспомнил о своем треклятом диагнозе, и светлые мысли о возможном долгом будущем спешно покинули его разум.

Здание «Сотбис» представляло собой довольно простое сооружение постройки XIX века — это было недавно побеленное, аккуратное четырехэтажное строение. Местные сотрудники, увидев небольшую страницу манускрипта, которую Гидеон собирался выставить на аукцион, преисполнились небывалой заботливости и препроводили его в небольшой аккуратный офис на третьем этаже, где его встретил очаровательный, напоминавший неваляшку, мужчина в очках с золотой оправой и огромной копной волос в стиле Альберта Эйнштейна, одетый в старомодный твидовый костюм-тройку, из кармана жилета которого выглядывала золотая цепочка часов. Этот человек чем-то походил на персонажей романов Диккенса. Но, не смотря на немного комичный внешний вид, он считался — если верить исследованиям, которые Гидеон провел, готовясь к этой встрече — одним из величайших мировых экспертов в области иллюстрированных манускриптов.