Перебирая яркие наряды, вдруг заметила среди разноцветья странное белое платье – мятое и даже чуть-чуть грязное, но именно его ей захотелось сразу примерить. И хотя ткань не пестрела цветами, но до чего тонким и невесомым было кружево, из которого она была соткана! Словно из сотни тысяч ажурных снежинок! Мария расправила его и ахнула, едва не ослепнув от блеска. Все платье было густо расшито драгоценными камнями – перламутровыми жемчужинами, прозрачными, как слеза, бриллиантами, голубыми, как небо, топазами – и украшено узорами из серебряных нитей. И хотя дорогой, но явно несвежий наряд не мешало бы вначале постирать, Мария не удержалась и тут же надела его на себя поверх домашнего сарафана: уж очень хотелось узнать, впору ли ей эта красота. Подошла к большому зеркалу, чтобы полюбоваться собой, – оттуда на нее смотрела королева! Но что это? Как вдруг стало холодно! Неужто знобит? Простудилась? «Наверное, потому что платье только с мороза!» – подумала Мария и поежилась. Торопливо сняла наряд, но холод не только не исчез, а, наоборот, еще усилился. Сердце будто в ледышку превратилось, а в животе, казалось, появились сосульки. Вся кожа покрылась мурашками. Мария уронила снятое платье на пол и, посмотрев на свои руки, обомлела от страха: – пальцы стали прозрачными и совсем не сгибались. Она захотела крикнуть, позвать мужа на помощь, но шею словно сдавило ледяным обручем. Не сумев издать ни звука, женщина вдруг пошатнулась и с оглушительным грохотом упала на пол.

Петр, уплетавший на кухне горячий борщ, вздрогнул и выронил ложку, которая шлепнулась прямо в тарелку, разбрызгав бордовую жидкость по белоснежной скатерти. Дети, перебиравшие конфеты, подняли головы и посмотрели в сторону кладовой, откуда раздался стук.

– Мария! – крикнул отец семейства. Ответа не последовало. Странно. Детишки уже помчались посмотреть, что произошло. Вскоре оттуда раздался вопль дочки:

– Мама ледяная! Папа! Беги сюда скорее! Мама ледяная!

Петр вскочил и, не чуя под собой ног, бросился на зов. Сердце оборвалось в груди, когда увидел страшное зрелище: его Мария лежала на полу, вся прозрачная, сквозь лицо, шею и руки просвечивали синие узоры коврика, а рядом валялось то самое платье, найденное им в снегу по дороге домой.

– Мама! Мама! – испуганно кричали дети, теребя ее за твердые ледяные руки, но та продолжала неподвижно лежать на полу.

Петр опустился на колени возле жены и посмотрел в страшное застывшее лицо. Он не мог поверить в то, что видел. Подумал, что, наверное, это просто кошмарный сон, ведь не может же быть такого на самом деле. «Ледяная! – стучало в голове. – Ледяная, ледяная, ледяная!»

– Мама! Мамочка! Встава-ай! – рыдали дети.

Вдруг Петру показалось, что ткань платья на груди жены шевельнулась. «Неужто дышит?» – мелькнула радостная мысль. Вспыхнула надежда – и тут же погасла. Нет, грудь не вздымалась от дыхания. Ткань продолжала шевелиться, и выглядело это так, словно под платьем что-то ползло. Маленький бугорок перемещался от середины груди к вырезу. Петр в оцепенении наблюдал за ним, гадая, что это может быть. Из-под края ткани выползла букашка размером с муху, только крыльев у нее не было. Петр присмотрелся и вскрикнул: то была совсем не букашка, а крошечный человечек! Худая женщина, старуха c редкими белыми клочками волос на голове. «Ну все, это точно сон! – решил Петр. – Или я вижу кошмар, или у меня с головой что-то не в порядке! Чудится всякое!» Он с любопытством продолжил наблюдать за странным существом. Женщина подняла голову и посмотрела Петру прямо в лицо красными злыми глазами. Она вытянула тонкие синие губы, словно хотела его поцеловать. Ледяной холод тотчас сдавил сердце Петра. «Леденюха! Ведьма!» – успел подумать он, догадавшись в последний миг, и свет померк перед ним.

Дети завизжали, когда их отец с громким стуком упал на пол рядом с матерью. Вдруг они заметили безобразную старуху-карлицу, ковыляющую к ним на четвереньках. И откуда только взялась? Все трое в ужасе уставились на нее, даже не подумав убежать прочь. Страшная незнакомка по очереди заглянула в глаза каждому, и через мгновение еще три ледяные фигурки упали на пол рядом с родителями. А карлица заметно подросла, почти достигнув человеческого роста.

Леденюха (а это и в самом деле была она) громко вздохнула, прокашлялась и просипела:

– Ох! Ну, наконец-то! Триста шестьдесят пять лет прошло! Уже и не думала вновь воскреснуть!

Она подняла с пола свое платье, надела на себя. Посмотрела в зеркало, в которое совсем недавно смотрела Мария, и хмыкнула:

– Ишь ты! Понравился дурехе мой наряд! Поносить захотела! Я и сама еще его поношу! Так-то вот! Нечего на чужое зариться! – Ведьма любовно разгладила складки на ткани скрюченными костлявыми пальцами. – Выручило меня мое платьице-то! Сокровище мое!

И Леденюха захихикала кашляющим смехом. Она презрительно посмотрела на пять ледяных фигур, распростертых у ее ног, перешагнула через них и направилась к двери. Ей нужно было срочно восстановить утраченные силы, а ночь – самое подходящее время для этого. Ночью люди спят, а снеговики-охранники стоят снаружи и не смогут увидеть ее. Некому будет поднять тревогу. Когда же заметят, что произошло, будет уже поздно. К тому времени Леденюха возьмет в Снеговении власть в свои руки! А после отправится в Явь-Мир, – ведь ей же теперь известен секрет, и она может попасть туда. Мальчишка, который сотворил с ней страшное зло, не останется безнаказанным! Подлец едва ее не убил! Совсем чуть-чуть не хватило для того, чтобы быть уничтоженной окончательно! Лишь самая крошечная частичка ее уцелела, затаилась в складках платья, вмерзшего в снег, и ждала. Все ждала и ждала, целых триста шестьдесят пять лет, и дождалась, наконец! Как только платье оказалось надето на живую женщину, крупица ведьмы тотчас высосала из нее все тепло, и – о чудо из чудес! – Леденюха воскресла!

Настроение у ведьмы было отличное. Она вышла на темную и пустынную деревенскую улицу и направилась к соседнему дому, тихо напевая себе под нос только что пришедшую на ум песенку:

«Я – колдунья Леденюха,

С виду дряхлая старуха,

Но тепла еще напьюсь –

Тотчас же омоложусь!

Лучшая подруга – ночь –

В этом сможет мне помочь!

Прямо с завтрашнего дня

Буду править миром я!

Всех вокруг повергнет в трепет

Скоро магия моя!»

Грохочущее море в Осении потому так и назвали, что оно никогда не успокаивалось. Волны с оглушительным грохотом обрушивались на берег, разбиваясь и разлетаясь в стороны мириадами брызг, и, схлынув, оставляли после себя белую пенную кайму по всему побережью. Мореплаватели давно оставили попытки переплыть это дикое море, к тому же на другом берегу его были лишь Одинокие Горы, в которых никто не жил. А еще ходили слухи, будто бы в тех горах обитал лютый зверь – огнедышащий дракон! Поэтому давно уже ни у кого не возникало желания отправиться туда. Те же смельчаки, которые все-таки отваживались выйти в море, чтобы порыбачить, возвращались обратно вплавь, едва живые, чудом уцелевшие. А корабли и лодки их превращались в мелкие щепки. И хотя у моря был очень буйный нрав, оно щедро выбрасывало на берег рыбу – много рыбы. По утрам приходили люди и собирали еще живой серебрящийся «улов» в большие плетеные корзины, которые потом отправлялись на рынок. Но прежде корзины, наполненные до краев, выставляли ровными рядами для погрузки, и в это время к морю обычно подъезжала повозка с королевским шеф-поваром. Тот принимался выбирать из них лучшие экземпляры. Делал он это тщательно и потому очень медленно: принюхивался, присматривался, копался в живой трепыхающейся рыбной массе, иногда брезгливо морщился, а иногда довольно щелкал языком. Ведь выбирал он рыбу не для кого-нибудь, а для самой королевы Листопадии и ее дочки, принцессы Дождинки.

В это утро шеф-повару удалось найти прямо-таки огромную рыбину. Она была гладкая, блестящая, с серебристой чешуей и ясными глазами, что соответствовало всем необходимым требованиям при отборе. Вот только брюхо у нее было какое-то раздутое, слишком большое. «Что ж, возможно, эта рыба просто хорошо пообедала перед тем, как оказалась в корзине у рыбаков!» – подумал шеф-повар и, отбросив сомнения, забрал ее.