– До утра недолго осталось, дождется уж, – ответил Седобород, желая подбодрить мать.

Вдруг все вздрогнули от того, что резко хлопнула входная дверь, и незнакомый Ване человек, громко топая и тяжело дыша, ввалился в горницу вместе с клубами пара, а его брови, усы и борода были покрыты инеем и мелкими сосульками.

– Беда, братцы! Леденюха во дворце! На трон села!

В избе раздался единогласный вздох ужаса.

После секундной паузы в горнице начался переполох. Мужчины вскочили, начали хватать тулупы и наскоро натягивать валенки. Женщины загомонили, запричитали, некоторые тоже начали собираться, но мужья их останавливали. Через пару минут изба наполовину опустела. Кроме Вани и лежащей без чувств Живинки, остались лишь ее мать Добролюба, бабушка Акулина, да еще несколько старушек и женщины с ребятишками. Отец Живинки (Ваня вспомнил, что его имя – Щитобор) тоже умчался вместе со всеми сражаться с ведьмой. Ушли даже самые дряхлые старики. Седобород еще возился с застежками на тулупе, собираясь пойти за ними следом.

– Надо бы захватить кое-что, – сказал он, подошел к Живинке, и, осторожно перерезав ножом кожаный шнурок, обвивавший ее шею, снял с него деревянный свисток. – Нам сейчас любая помощь важна. Надо бы сов из леса позвать. А вы, – обратился он к Акулине и Добролюбе, – парня-то накормите, чаю налейте, оденьте, а то стоит босой, ноги посинели вон, замерз совсем…

– Ой! – Бабушка Акулина, опомнившись, всплеснула руками. – Что ж это я?! В доме гость дорогой, а я ему до сих пор чаю не налила!

Она загремела крышкой сундука, трясущимися от волнения руками вытащила из его недр охапку теплых вещей и, сунув ворох Ване, помчалась к самовару, засуетилась вокруг него, разогревая. Седобород взял Ваню за плечи, глянул ему в лицо и произнес:

– Ничего не бойся! Иди и делай то, что велит твое сердце! Все у тебя получится. Но берегись злостня.

– Злостня?! Это ещё кто такой?! – с тревогой в голосе спросил Ваня. Предостережение Седоборода прозвучало устрашающе и не понравилось ему.

– Рассказывать долго, сейчас на долгие разговоры времени нет. Ты бабку Акулину поспрошай, она знает…

С этими словами он повернулся и поспешно вышел из дома. Ваня ошарашенно смотрел ему вслед.

Чернильная синева за окном посветлела и сменилась бледной серостью утра. Бабушка Акулина и Добролюба усадили Ваню за стол, заставленный пирогами и блинами, а сами вышли на улицу, но вскоре вернулись, мрачные.

– Нет солнца. И, похоже, не будет! Небо все в тучах, – прошептала бледными губами Добролюба.

– Плохо дело! – Бабушка Акулина тревожно покачала головой. – Долго ждать нельзя – не выживет…

Последние слова старушка произнесла очень тихо, но Ваня услышал, вскочил с лавки, чуть не опрокинув кружку с чаем.

– Что значит «не выживет»?! – выкрикнул он испуганно.

Добролюба стерла с лица слезу и села на край кровати рядом с дочерью. Взяв ее безжизненную руку в свои, начала медленно раскачиваться, и по ее стеклянному взгляду Ваня понял, насколько сильно мать убита горем. Похоже, дело плохо, Живинка в опасности!

– А есть у вас самоходные сани? – вдруг спросил он, осененный идеей.

– Далеко ли собрался? – удивилась бабушка Акулина.

– Солнце искать! Оденьте Живинку, я полечу с ней туда, где туч нет!

– А ведь дело! – обрадовалась старушка. – До чего ж у тебя голова светлая, Ванюша! И вправду, зачем сидеть и ждать? Отправляйся в дорогу! И сани есть, во дворе за домом стоят.

Глаза у Добролюбы вспыхнули надеждой. Она медленно поднялась и начала помогать суетящейся бабушке Акулине, которая уже достала из сундуков походные рюкзаки и складывала в них необходимые вещи. Туда отправились знакомые Ване «хлебосольники» и «водохлебники», теплые «самогрейные» одеяла, запасные носки, рукавицы и шапки, и вскоре сборы были окончены. Живинку, не подающую признаков жизни, одели и осторожно вынесли на улицу, где уложили на мягкое сиденье обитых красным бархатом просторных саней – похоже, тех самых, в которых они с ней путешествовали в прошлый раз. Перед прощанием Ваня задал бабушке Акулине не дающий покоя вопрос:

– Мне Седобород сказал, что я должен остерегаться злостня, но не успел объяснить, кто это. Сказал, что вы знаете.

Акулина вздрогнула и наморщила лоб в раздумьях. Ваня догадался, что старушка колеблется, говорить ему или нет, а значит, она что-то, и правда, знала. Помолчав пару секунд, она ответила, махнув рукой, будто это что-то было не так уж и важно:

– Не надо тебе всякой чепухой раньше времени голову забивать, Ванюша. Ты, главное, на солнышко Живинку поскорее вывези, а она, как очнётся, так сама тебе все и расскажет.

Допытываться было неловко и некогда. После поспешного прощания Ваня усилием мысли поднял сани в воздух. Надо же, не забыл, как это делается! Правда, с тех пор прошел только один год, но это в его мире. А в Неявь-мире сколько прошло времени? Мальчик прикинул: когда в его мире проходит день, здесь – целый год. Ну а если в его мире прошло триста шестьдесят пять дней, то, что же получается, здесь – триста шестьдесят пять лет? Фантастика! Но, похоже, так и есть. Интересно, а Живинка, хоть и выглядит плохо, но совсем не постарела! Даже почти не повзрослела… Наверное, люди в Неявь-мире живут по нескольку тысяч лет, если не вечно! Когда Живинка очнется (а она обязательно придет в себя, он даже и мысли другой не допускал), Ваня расспросит ее об этом. Ну, а сейчас нужно поскорее попасть туда, где светит солнце, чтобы спасти ее!

Бабушка Акулина и Добролюба, а вместе с ними другие женщины и дети, высыпавшие из дома, чтобы проводить их, остались далеко внизу, и лиц их уже нельзя было разглядеть. Деревенские домики стремительно уменьшались, и сани с дикой скоростью поднимались все выше и выше. От такой высоты даже голова закружилась. Вдали за спиной виднелись городские башенки. Где-то там, во дворце Деда Мороза, сидела на троне ведьма Леденюха, чудом воскресшая и ужасно злая. Ваня хорошо помнил ее холодные безжалостные глаза. Ему предстояло вскоре вновь взглянуть в них, только сначала хорошо было бы найти способ, с помощью которого можно будет уничтожить злодейку раз и навсегда. А прежде всего надо отыскать солнце, чтобы вернуть Живинку к жизни. Знать бы еще, в какую сторону лучше полететь! В Весению? Но там, на границе, сани вновь, как и в прошлый раз, опустятся вниз и откажутся двигаться дальше. Живинка худенькая и легкая, но вряд ли Ваня сможет пронести ее далеко. А если и там солнца нет? Она будет обречена! Тогда лучше перелететь Одинокие Горы. Где-то у их подножия живет дракон, который однажды уже помог им. Если за горами нет солнца, дракон может перенести Ваню и Живинку через Грохочущее Море в Осению. А там, даже если небо окажется в тучах, королева Листопадия и принцесса Дождинка сумеют разогнать их, ведь обе – Повелительницы Дождя. Только надо поторопиться! Ведь сказала же бабушка Акулина: «Без солнца долго не протянет». Ваня не знал, сколько у него времени, поэтому старался не думать о плохом. Даже мысли не допускал, что Живинка может не очнуться.

Ваня направил сани в сторону горных пиков, темнеющих на фоне пасмурного неба. Низкие тяжелые тучи медленно ползли, цепляясь за остроконечные вершины, и не было в них ни малейшего просвета, а значит, ни единого шанса на то, что сквозь них украдкой проскользнет даже тоненький солнечный лучик, так необходимый угасающей Живинке. Ваня с тревогой посмотрел в ее бледное лицо. Дышит ли? С облегчением заметил, как едва уловимо дрогнули ресницы – жива. Сани мчались по небу с огромной скоростью, ветер обжигал щеки, на глаза навернулись слезы, и дышать было трудно. Но Ване казалось, что они летят недостаточно быстро. Дорога была каждая минута. «Скорее! Скорее!» – подгонял он свой волшебный транспорт до тех пор, пока не увидел проплывающий под ним Острый Пик. Далеко внизу зазеленел лесной массив. Донесся шум морского прибоя, и темно-синяя водная гладь показалась на горизонте, укутанная одеялом из плотных серых туч. Солнца не было и в помине.