Студент, которого Майоров припечатал тяжелой рукой к вертящемуся стулу, нервно озирался на представителя закона, расхаживающую по кабинету. На его ногах не было обуви, поверх носков были надеты шуршащие бахилы.

– Почему меня разули? За что арестовали? – выпалил Белов, демонстрируя скованные руки.

– Оставь мне ключ, Ваня, – попросила Петелина, желая подчеркнуть зависимость судьбы задержанного от ее воли.

Это было против правил, но, как говорится, победителей не судят, а сейчас ей нужна была только победа. И причем быстрая! А если она проиграет, то о чем горевать: семь бед – один ответ.

– Я ни в чем не виновен и требую меня отпустить! – воскликнул Белов.

Следователь проигнорировала эту типичную жалобу. Пока студента везли из общежития, она решала: промариновать его ночь в камере или допросить сразу? И если допрос, то короткий или изматывающий? Как себя вести: подчеркнуто сухо или с эмоциональным напором? В зависимости от обстоятельств и психологического состояния подозреваемого к успеху вели разные тактики. Как поступить сейчас?

«Жаль, что еще не готовы результаты экспертиз. Но это не беда. Неопытного человека лучше сразу брать в оборот, а вот для допроса рецидивиста нужно как следует подготовиться».

Петелина взяла ключ от наручников и села за стол напротив задержанного.

– За что меня задержали? Отпустите, – бубнил Белов.

Елена Павловна подчеркнуто громко обратилась к Майорову:

– Ваня, пришли конвоиров. Пусть подежурят за дверью.

Упоминание о конвоирах подействовало на задержанного так, как следователь и рассчитывала. Он вжал голову в плечи и затравленно посмотрел на Петелину.

«Клиент дозрел. Добавим последний штрих, – цинично подумала Елена Павловна и опустила жалюзи на окне. – Физическое давление под запретом, а вот морального никто не отменял».

Она выключила верхний свет, а единственный источник освещения – яркую настольную лампу – направила в лицо Белову. Теперь Елена могла наблюдать каждую эмоцию подозреваемого, а ее собственное выражение лица скрывала густая тень. Следователь редко использовала грубые методы допроса в стиле тридцатых годов, но нынешние обстоятельства не оставили ей времени на сантименты.

Сморщенная физиономия студента красноречиво показывала, насколько неуютно ему стало.

«Что-то есть в этих старых методах. Петля я, в конце концов, или нет? Приступим».

Петелина включила диктофон для записи допроса. После необходимых формальностей – имя, возраст, род деятельности, место жительства – перешли к главному:

– При каких обстоятельствах вы расстались с Валерией Богдановой?

– Я уже рассказывал. Вчера вечером я привез ее на Киевский вокзал на своей машине. Я уехал, а она пошла к поезду.

– Сейчас у вас есть возможность изменить показания.

– О чем вы?

– Вы можете рассказать правду.

– Я не вру! – огрызнулся парень, вжав голову в плечи.

– Если вы не причастны к похищению Богдановой, тогда почему оказали сопротивление нашему сотруднику?

– А что мне оставалось делать?

– Оперативник пришел, чтобы расспросить вас. Если вы не виновны, то почему бежали?

– Известно почему! Вам нужен козел отпущения, а я последний, кто видел Леру! Теперь вы на меня повесите ее смерть!

– Я расследую преступление и должна разобраться во всех обстоятельствах. В том числе меня интересуют мотивы вашего поведения. Вы должны четко отвечать на мои вопросы.

– Я так и делаю.

– Посмотрим, – многозначительно произнесла Петелина.

Следователь пронзила задержанного взглядом. Тот не видел этого, но явно почувствовал. Белов нервно заерзал на стуле. Елена Павловна выдержала долгую паузу, пошелестела бумагами, словно подсматривала там важную информацию, и неожиданно сменила тему:

– Белов, где вы находились сегодня в четырнадцать ноль-ноль?

Студент наморщил лоб и закатил глаза, словно его спросили о том, что случилось годом ранее. Петелина внимательно наблюдала за ним: действительно вспоминает или притворяется?

– В два часа дня? – уныло переспросил Белов.

– В это время убили Леру Богданову.

– Я так и подумал! Значит, вы все-таки хотите обвинить меня.

В этот момент в кабинет буквально ворвался Михаил Устинов. В руках он держал распечатку результатов экспертизы.

– Елена Павловна, я на минутку.

Петелина встала и включила верхний свет. По азартному блеску в глазах Головастика следователь догадалась, что у него важные и своевременные новости. Если бы они не касались текущего допроса, эксперт повременил бы с визитом. Но раз он вошел без приглашения, значит, имел на руках неопровержимые доказательства.

– Закончил экспертизу? – уточнила она.

– Да, – уверенно кивнул Устинов и перевел уничижительный взгляд на фигуру задержанного.

– Говори, Миша, – разрешила Елена, не заглядывая в бумаги.

Психологическое воздействие в виде «разорвавшейся бомбы» – незаменимый ингредиент фирменного рецепта успешного допроса.

– Отпечатки пальцев Олега Белова есть на осколках бутылки мартини и на пластиковой бутылке воды, которой пользовалась заложница.

– Очень любопытно. – Следователь оперлась на стол и нависла над задержанным.

Устинов перелистнул страницы, и Петелина поняла, что это еще не все важные новости. Так и оказалось.

– А на подошвах его ботинок обнаружена цементная пыль из здания фабрики, где произошел взрыв. Вот заключение.

Эксперт передал бумаги Петелиной. Взгляды следователя и эксперта прожгли подозреваемого с разных сторон.

Студент не выдержал давления. Он сокрушенно опустил голову в расставленные ладони и простонал:

– Ну вот, я же говорил…

Иван Майоров заглянул в лабораторию. Оба эксперта, Устинов и Маслова, были заняты проведением исследований. Бросалось в глаза различие в их темпераментах. Маслова склонилась над аппаратурой и каждое действие предпринимала после некоторого раздумья, Устинов же метался между приборами, словно у него было четыре руки и две головы.

Опасаясь задеть хрупкое оборудование, соединенное бесчисленными проводами, Ваня робко прошел за спинами экспертов и поспешил примоститься поближе к чайному уголку, где было относительно свободно. Втиснув свое большое тело в офисное кресло с пружинистой спинкой, оперативник расположился по соседству с невозмутимым Василичем.

После задержания Олега Белова Иван Майоров вернулся в лабораторию по двум причинам. Здесь они расстались с Валеевым и здесь же договорились встретиться. К тому же из декрета вернулась Светлана Маслова. Вот кого нужно расспросить о детских пособиях, продолжительности оплачиваемого отпуска и прочих особенностях жизни молодых мам. Ненавязчиво, разумеется, чтобы она ничего такого не подумала…

Пока эксперт возилась с уликами и разбиралась со сложной техникой, Майоров не решался ее отвлекать. Он скептически изучал хрупкий скелет Василича и размышлял: не завещать ли свое тело криминалистической науке? Уж он-то покрупнее будет. Интересно, как его назовут в этом случае? Ване почему-то хотелось именоваться Майором.

Он представил, как приходит в лабораторию молодая длинноногая сотрудница, а старый седой Головастик скрипучим голосом знакомит ее: «Это уголовник Василич – так себе экземплярчик. А вот наш легендарный опер Майор! Классным оперативником был, возможно, лучшим». «Неужели тот самый Майор?! – ахнет девушка. – О нем рассказывали в академии…»

Мечты Вани прервал рабочий шум. Серый принтер подмигнул индикатором, заклокотал внутренностями, подобно расстроенному животу, и высунул, словно белый язык, напечатанную страницу. Маслова подхватила бумагу и передала ее Головастику со словами:

– Клочок синей ткани из пакета номер двенадцать принадлежит куртке из пакета номер тринадцать.

– Я в этом не сомневался.

Ваня Майоров стряхнул с себя наваждение. Он догадался, о чем идет речь, и поспешил включиться в разговор:

– Еще бы! Ведь очевидно, что некий гад получил выкуп, спустился в узкий проход, зацепился и порвал куртку. А потом удрал через коллектор и выбросил одежду вместе с рюкзаком.