– Только тебе? – заинтересованно спросил Саша, продолжая смеяться.

– Только мне. Всё. Погнали.

Павел умчался к Петровне, которая заведовала продуктами и находилась в столовой, что напротив коровника. До дождя здание было хранилищем молока, и сейчас как нельзя лучше подходило для хранения немногочисленных съестных запасов, тех, что ещё оставались после зимы и вновь заготовленных за лето. В коровнике заведовала Полина, а значит, он ещё раз сможет увидеть её, пока Петровна пайки готовит.

Заскочив в столовую и крикнув высокой, худощавой женщине о провианте, Павел рванул к любимой. Там вовсю кипела работа. Денис с Мишей выгоняли коров на пастбище под чутким руководством Марины и Полины. Трава еще не пожухла и стадо гоняли пастись к югу, неподалеку от поселения. Мухтар, находившийся днем и ночью рядом с коровами, лаял и бегал вокруг, не давая скотине разбрестись кто куда. Павел поздоровался со всеми и отозвал любимую в сторону.

– Мы скоро в путь, милая. Дня на три-четыре, не больше, – сказал он, когда Полина подошла ближе.

Она была сиротой, жила в детском доме, расположенном на другом берегу озера, и до дождя Павла не знала. Первый раз они и встретились в тот роковой для планеты день, когда весь мир рухнул в пропасть, когда погибла цивилизация и человечество перестало существовать в привычном понимании этого слова.

– Береги себя, пожалуйста. Я буду скучать и переживать, – грустно сказала она, шмыгнув носом, и обняла любимого.

– Не волнуйся, не первый раз, – улыбнулся Павел и поцеловал ее в губы.

Ему казалось, что Полина очень похожа на его маму, и даже голос такой же мягкий и нежный.

– Все равно, осторожнее будь. Обещай мне.

– Обещаю, – ответил он, глядя в ее голубые, как у мамы, глаза.

Своего отца Павел не помнил, он бросил семью за пару лет до всемирной катастрофы, и мама постоянно была занята, пытаясь заработать как можно больше, чтобы ее сын выглядел не хуже других детей, чтобы одежда модная и брендовая была, телефон последней модели, хотя и прежний был совсем нестарый и вполне даже рабочий.

И где это все теперь? Ни матери, ни телефона. Лишь воспоминания, которые стираются постепенно, и даже лицо мамы превратилось в образ. А много ли нужно человеку для жизни? Камуфляж, еда и автомат. Это сейчас, а тогда, в прошлом мире, хотелось другого. И телефон этот модный, и одежду красивую, и школу престижную. А зачем? Все это пыль, которую нещадно смыл огненный дождь.

– Полина! – закричала Марина, провожавшая стадо одна. – Сашке привет от меня передай, – улыбнувшись добавила она, обращаясь уже к Павлу.

Тот кивнул и обнял любимую.

– Я побежала, милый. Будь осторожен, – с тоской проговорила Полина и, прижавшись к нему, нежно чмокнула его в щеку.

– Беги, счастье мое. Мне тоже уже пора, – ответил он и проводил ее взглядом.

Стадо уже дошло до конюшни, которая была у открытых уже настежь южных ворот, и девушка побежала следом за ним.

– Паша, – позвала его Петровна, выглянув в окно.

Павел перешел улицу и через минуту принял четыре больших свертка и четыре армейских фляжки с белыми крестами из медицинского пластыря.

– Как обычно? – спросил он.

– Да. Вам хватит. Воды не забудьте набрать, – указала Петровна на фляжку, висевшую на поясе Паши, и добавила, отходя от окна, – бутыль в телегу Митяй положил. Удачи вам, мальчики. Поосторожнее там.

Павел кивнул и, взяв под уздцы гнедую, пошел к северным воротам поселения.

У ворот уже стояла телега, в которой полулежал Саша, слегка прикрыв глаза, явно собираясь проспать, как минимум, половину пути. На поводьях лошади, запряженной в телегу, сидел Гена и счастливо улыбался. Небольшого роста, пухлый, несмотря на свой юный возраст и длинную, не очень сытую зиму, с хитрым прищуром черных глаз, он выглядел довольным и сам себе казался важным, то и дело поправляя автомат на покатом плече.

Павел бегло осмотрел его и строго спросил:

– Противогаз где?

Улыбка исчезла мгновенно с лица Гены, он начал что-то мямлить, но Степаныч, стоявший рядом, сурово рявкнул:

– Бегом!

Юнец соскочил с телеги и умчался в сторону своего дома, где он с дедом и проживал. Домом это строение можно было назвать с большим трудом: он скорее напоминал благоустроенный сарайчик, приспособленный для жизни в летнее время.

Паша поздоровался с Алексеем, восседавшим верхом на огненно-рыжем коне, и свалил в телегу свертки с пайками и фляжки с крестами. Алексей – рослый парень двадцати пяти лет, широкий в плечах и сильный, наклонился к телеге и забрал одну из фляжек. Он сунул ее в подсумок разгрузки и поправил серую бейсболку, из-под которой торчали светло-русые волосы, слегка закрывающие карие глаза.

– Сань, воду проверь в бутыле.

– Полная, Паш. Проверил уже, – ответил тот и взял другую фляжку с крестом, убрав ее в подсумок.

Павел сделал то же самое и, оседлав гнедую кобылу, проехал к самым воротам. Поравнявшись с Алексеем, он, улыбнувшись, посмотрел на друга и сказал:

– Тебе, кстати, привет передали.

– Кто? – удивленно спросил Саша, искренне не понимая, от кого этот самый привет.

– Сам знаешь, не маленький, – отмахнулся Павел.

А Саша слегка нахмурился, пытаясь сообразить, о ком идет речь.

– Ну, с Богом, парни. Вань, открывай, – сказал Степаныч.

Ворота со скрипом открылись, выпуская группу наружу.

– А Генка? – возмутился Митя, который пришел проводить внука в его первую вылазку.

Стоя рядом со Степанычем, он хотел уже перекрыть путь собой.

– Догонит. Ноги есть, – остановил его Степаныч и тихонько, чтобы тот не услышал, пробубнил себе под нос, – может, похудеет.

Всадники отправились в путь по накатанной за лето колее на старой грунтовой дороге.

Паша оглянулся и поторопил бегущего за ними Гену:

– Бегом, бегом!

Трехметровый бревенчатый забор скрывал дома и людей внутри периметра от посторонних диких глаз. Вышки у обоих ворот создавали ощущение безопасности и прибавляли солидности поселению. Сергей, находясь на северной, махнул им рукой и продолжил наблюдать за берегом озера и окрестностями.

Вспотевший и запыхавшийся Гена, догнав группу, плюхнулся в телегу. Саша тут же передал ему поводья и перебрался назад, намереваясь всё-таки доспать. Всадники перешли на рысь и стали приближаться к большому озеру, на песчаном берегу которого две женщины стирали белье под охраной Антона, вооруженного автоматом. Обменявшись с ним приветствиями, люди двинулись к лесу, видневшемуся в паре километров.

– Могли бы и подождать, – отдышавшись, буркнул обиженный Гена.

– Могли бы, – спокойно ответил ему Павел и громко скомандовал: Смотреть в оба, парни!

До трассы грунтовая дорога вела через лес и разрушенную деревню Чеховку, давно уже опустевшую. После дождя из неё так никто и не вышел, все живое там погибло. Сильная радиация окутала брошенные дома, и грунтовкой этой никогда больше не пользовались. Приходилось сворачивать налево и делать крюк по полю, объезжая стороной опасное место.

Поселение, за долгие годы ставшее для всех родным, скрылось за поворотом, и группа направилась к старому шоссе. Опасная Чеховка находилась справа, в паре километрах от черного, мертвого леса. Оттуда постоянно доносились странные звуки, на которые никто уже не обращал никакого внимания. Никто, кроме Гены, тревожно поглядывавшего в сторону черного леса.

– Что это, а? – обеспокоенно спросил он, снимая с плеча автомат.

– А ты сбегай, посмотри и нам заодно расскажешь потом, – смеясь, сказал Саша и лег на спину, удобно расположившись на мягком сене и прикрыв глаза рукой.

– Если выживет, то обязательно расскажет, – поддержал издевку Алексей и хохотнул в голос.

Геннадий же не обращал внимания на подколы со стороны старших товарищей, продолжая сжимать рукоять автомата.

– Хорош, парни, – вступился за него Павел и обратился уже непосредственно к Гене: Опусти автомат, сломаешь.