– Не промахнулся бы. Тоже хочешь попробовать?

– Где ты, черт возьми, научился этому?

– У Юрия Римского, моего бывшего телохранителя, и у Масаева тоже. Бывший КГБ и бывшая французская армия. Я могу разоружить одного из вас, если нужно. Это израильский метод. Меня тошнит от их постоянных шуток и обзывательств типа «неженка» или еще хуже.

– Да, мы слышали, но ты не должен был этого делать! Что, если бы ты навредил ему? Он сын Альберта фон Линторффа!

– Что, если бы он ранил меня? Думаешь, у меня есть шансы в драке с моим сердечным заболеванием и комплекцией? Он 1,85 ростом, а я 1,73! Он проходит боевую подготовку у Горана! Ах да, я забыл, он богат и может быть отродьем, трахать четырнадцатилетних девочек и топтать всех, кто ниже его!

– Все не так! То, что ты сделал, было глупо и опасно!

– Хорошо, в следующий раз я застрелю кого-нибудь, – ответил я и вынужден был вытащить свои таблетки, потому что из-за криков мне стало хуже и боль усилилась.

– Ты не смог бы получить оружие ни от кого из нас! – сказал он с большой долей самоуверенности. Что ж, пора испробовать методы наших аргентинских карманников. Я выучил несколько приемов у детей в школе. Он припарковал машину, и Милан подбежал к нам вместе с Ратко и еще четырьмя телохранителями на буксире, почти неспособными контролировать свой смех.

– Нам остановить двух других, мистер Хольгерсен? Там бардак, – спросил Хартик.

– Конечно! Отправляйтесь туда!

– Жаль, еще несколько минут, и мы получили бы победителя этого года в номинации «Фильм для взрослых», – фыркнул Милан. – Я определенно купил бы его! Где ты научился так бить? Прямо в центр! Почти мой стиль, – с гордостью сказал он.

– Подожди, пока мы расскажем Горану, – с огромным удовлетворением добавил Ратко. Наверное, я никогда не видел его таким счастливым.

– Пожалуйста, у меня снова будут проблемы с герцогом, – произнес я, понимая, в какое дерьмо вляпался.

– Уже не такой дерзкий, а? – Хайндрик ухмыльнулся. – Он даже заявил, что может разоружить нас! – фыркнул он.

– Ты ничего не потерял, Хайндрик? Что-то большее, чем твой рот? – спросил я тоном невинной овечки, доставая его «Глок» (австрийский пистолет. – Прим. пер.) из своей куртки и протягивая ему. Все побледнели.

– Дай сюда, прежде чем навредишь себе, маленькое ничтожество! – крикнул Хайндрик, двинувшись на меня, и я понял, что настал момент, когда нужно провести черту для всех этих людей.

– Назад, или я выстрелю.

Он атаковал, и я выстрелил в один из фонарных столбов в направлении к замку – я не стал бы делать это в сторону места, полного людей. Сербы присвистнули в унисон, когда на расстоянии около двадцати пяти метров лопнула лампочка. Хайндрик остановился, когда я прицелился, на этот раз в его голову. Я без затруднения вытащил обойму и бросил ему оружие, а затем и остальное.

– Я бы не промазал, Хайндрик. Первое место в соревнованиях по стрельбе четыре года подряд. Вышел в отставку в восемнадцать лет, потому что мне пришлось работать. Мои медали все еще в России.

– Не хочешь пойти с нами на охоту? – спросил Милан.

– Не смогу выстрелить в животное, – ответил я.

– Видишь, Хайндрик? Ты и Strolch (Плут, Негодник (нем.)) никогда не были в опасности! – хохотнул серьезный Ратко. – Иди в дом, прежде чем убьешь одного из этих ничтожеств, хотя они того заслуживают.

Я кивнул и вошел внутрь, чтобы получить нагоняй от Фридриха за то, что шел под снегопадом. Он сказал, что я посинел от холода, и отправил меня в постель… Да, с горячим чаем и яблочным пирогом. Он ничего не сказал о стрельбе или драке с Армином, но я уверен, что он об этом знает. Я пошел в нашу спальню, и, честно говоря, мне было все равно, станет ли Конрад кричать на меня. Меня тошнит от них всех! Раньше они игнорировали меня, но с тех пор как я с ним, некоторые из них хихикают или презирают меня. Не сербы или Алексей, конечно, но Хайндрик и все его парни.

Я принял горячий душ, все еще чувствуя себя очень замерзшим и нездоровым, переоделся в пижаму. Выпив чай, оставленный Фридрихом, я почувствовал себя немного лучше. Вернувшись, чтобы забрать поднос, он вошел в спальню проверить, тепло ли мне.

– Насчет сегодня… – начал я, но он не дал мне договорить.

– Иногда человек вынужден делать то, что не в его природе, чтобы защитить себя. Сегодня эти люди выучили ценный урок: не судите книгу по ее обложке. Но не повторяй такого больше, потому что это не путь Господа нашего Иисуса Христа.

*

Никогда в жизни Константин Репин не был настолько взбешен, как когда Обломов сказал ему, что Линторфф отказался вернуть Гунтрама. «Этого следовало ожидать, – сказал ему Лакруа. – Линторфф не откажется от Гунтрама. Я навел справки, и юноша – это все, чего он всегда хотел. Это больше, чем физическое совпадение. Мы должны убедить Гунтрама оставить Линторффа. Если он придет на встречу, не колеблясь скажите ему правду. Он будет потрясен и уйдет с вами».

Обломов возвратился без мальчика, а Линторфф забрал деньги, но вернул проценты, показывая, что готов сражаться за Гунтрама. Оправдание было следующим: Гунтрам занят своей выставкой в Берлине, простудился и готовится к экзаменам в Лондоне. Он хотел убить Линторффа голыми руками!

– Не волнуйтесь, мистер Репин, Гунтрам хочет встретиться со своей семьей. Он написал мне в ноябре и указал студию в качестве своего контактного адреса. Очевидно, он ничего не сказал Линторффу обо мне и хочет сохранить это в тайне. Я знаю, что он отдал ему драгоценности, но оставил картину и плюшевого мишку. Он достаточно умен, чтобы отдать то, что кажется самым ценным, чтобы герцог не знал о наших контактах, – Лакруа пытался успокоить русского по телефону, после того как тот сорвался на него.

– Что было в письме?

– Ничего. Просто официальное письмо с вопросом, знаю ли я что-нибудь о его отце.

– Вы ответили на него?

– Еще нет. Я хочу посмотреть, как будут развиваться отношения между вами и Линторффом 16-го. Если он откажется, у нас есть еще одно направление, чтобы проникнуть в его защиту. Слышал, что журналисты из The Independent Times планировали поговорить с Гунтрамом во время той благотворительной акции, которую Фонд Линторффа проводит для своих сотрудников и волонтеров. Так или иначе, была приглашена журналистка Линда Харрис.

– Не будет ли это опасно для Гунтрама?

– Не думаю. Их послала Марианна фон Лихтенштайн, мать Линторффа. Они по-настоящему страстно ненавидят друг друга. Заприте их в одной комнате, и Хиросима не сравнится с их столкновением. Она работает вместе с Роже де Лилем и этими активистами. Опасная и глупая стратегия, поскольку они не профессионалы и считают, что Линторффа сможет остановить огромный скандал.

– Наверное, они получат пулю в голову, когда он устанет от их криков, – усмехнулся Репин.

– Да, я видел их в Лондоне. Линторффу было непросто, но это не помешало ему делать то, что он хотел.

– Единственный способ уничтожить Линторффа или Орден – атаковать его на личном фланге. Раньше это не работало, потому что инструмент действовал неохотно, но на этот раз Гунтрам хорошо справится со своей работой. Потеряв его, Линторфф будет опустошен, и вы позволите мне работать в одиночку.

– При всем моем уважении, вам не с чем идти против него.

– Деньги – не единственная движущая сила в этом мире, мистер Репин.

И вот он здесь, сидит за большим столом рядом с Иваном, ожидая Линторффа. И немец опаздывал. Дега на противоположной стене был хорош, но как-то неуместен в серьезно обставленной комнате.

– Прошу прощения за задержку, Константин. Мы вынуждены были ехать в объезд. Несколько людей устроили демонстрацию перед DAX, – раздраженно сказал Конрад, продвигаясь к середине комнаты, прямо во главу стола; за ним шли Фердинанд и Горан, мрачный и ворчливый, как всегда.

– Я думал, что точность – это вежливость королей.

– Я не более чем герцог. Мы никогда не были Избирателями, – Конрад издевался над яростью Константина.