— Нет, Горан, ты прав, — прошептал я.
— Я усилю бдительность над тобой, Гунтрам. Это очень серьезно и опасно для тебя. Я поговорю с герцогом. Оставь все здесь и вернись к своему учителю.
— Да, Горан.
— Еще кое-что. Что находится в сейфе?
— Я не знаю. По словам Репина, там должен быть один рисунок Бронзино, очень ценный, от моего отца, несколько золотых слитков, фотографии и ничего больше. Я не смогу вспомнить точно.
— Сейчас же вернись к работе.
Я провел остаток дня в студии, пытаясь рисовать, но это оказалось невозможно. В конце концов я взялся за занятия. В четыре Хайндрик отвез меня домой, и я остался в своей мастерской с Мопси. Поздно вечером приехали Конрад, Горан и Фердинанд и заперлись в библиотеке. Фридрих сказал, что они хотят меня видеть.
Они сидели, как в зале суда. Конрад посередине, Фердинанд справа и Горан слева. У всех были кислые и суровые выражения лица, и ни один из них не поздоровался со мной и не предложил сесть.
— Утаивать от нас важную информацию — серьезное преступление, Консорт, — начал Фердинанд, и я посмотрел на него, потрясенный тем, что он использовал это слово, обращаясь ко мне.
— Я не считал это важным, сэр.
— Неважно? Связь с одним из людей, которые восстали против нас и попытались убить вашего супруга и Грифона? — спросил он с недоверием.
— Я не думал, что это было в реальности, я никогда больше не видел эту бумагу до сегодняшнего дня! Я думал, что Репин поиздевался надо мной!
— Мы решаем, что реально, а что нет! Не ты, мальчик! — закричал Фердинанд. — Ты не сказал Summus Marescalus (т. е. Горану, военному лидеру Одрена. — Прим. пер.) и тем более своему Грифону, что член твоей семьи хочет связаться с тобой и что у тебя есть вещественные доказательства, которые могут привести нас к нему или к ней!
— У меня ничего не было! Бумага и ключ исчезли!
— Ты предатель, как и весь твой род! Мы приняли тебя, как одного из нас, и предоставили нашу защиту, а ты предал нас! — тихо сказал Конрад, и я посмотрел на него.
— Я не предавал ни вас, ни Орден. Я даже не знаю, правда ли это или еще одна запутанная игра!
— Ты будешь наказан за это.
— Как пожелает Hochmeister (Магистр Одрена. — Прим. пер.), — сказал я. — Ему лучше знать.
— Назови нам имя своего адвоката, — впервые подал голос Горан.
— Нет, ищите его сами.
— Это не игра, мальчик! — взревел Фердинанд и ударил кулаком по столу.
— Мне нечего сказать. Делайте то, что должны. Я не стану подвергать опасности жизнь семьи из-за вашей паранойи. — Я шагнул вперед, снял кольцо-печатку и положил его на стол. — Я ни разу за всю свою жизнь не видел дядю и никогда не слышал о нем до сегодняшнего времени. У меня нет оснований полагать, что это от него.
— Это твой плюшевый медведь или нет? — задал вопрос Горан.
— Да, мой. Теперь верните мне ключ и бумагу, потому что они мои, а не ваши, и я устал от ваших угроз.
— Ты понятия не имеешь, что мы можем с тобой сделать, — пригрозил Фердинанд.
— Я уже побывал на сеансе пыток, спасибо. Я выжил и ничего не сказал. Вы можете сказать то же самое, Фердинанд? Или вы всего лишь один из служащих? Единственный здесь, кто может говорить, это Горан.
Горан неожиданно для меня усмехнулся, заметно удивленный.
— Это правда, Гунтрам. Даже герцог не был на той стороне, в отличие от нас с тобой, братик. Делер прав, он называет тебя Dachs, барсуком, потому что, по его словам, даже если ты небольшого размера и хрупкий, у тебя больше зубов, чем у крокодила. Не многие осмеливаются выступать против нас.
— Или сказать Репину проваливать, — иронично усмехнулся Конрад.
— В следующий раз, когда ты обратишься ко мне таким тоном, мальчик, я отшлепаю тебя по заднице, чтобы научить манерам! — заявил Фердинанд с легкой усмешкой.
— Мы не верим, что ты предатель. Если бы это было так, ты бы придержал эти вещи и использовал их против нас. Ты пришел к нам меньше чем через час после того, как обнаружил их, все в порядке, братик, — сказал Горан, и я посмотрел на Конрада, полностью смущенный.
— Забери кольцо, Гунтрам, — просто сказал он мне. — Завтра вы с Гораном отправитесь в Женеву и откроете сейф. Ты, конечно же, можешь взять картину или золото, но мы заберем оттуда любой документ. Мы также выясним, кто открывал его, и ты больше не будешь вмешиваться. Это ясно?
— Нет, Конрад, я не могу позволить тебе навредить кому-либо из моей семьи!
— Мы твоя семья, Гунтрам. Они отказались от тебя в 1989 году и теперь пытаются только использовать, чтобы напасть на нас. Никогда не заботились о тебе раньше, а теперь, когда ты стал моим супругом, появляются с золотыми подарками и любовью? Ты можешь оставить игрушку, как подарок от честного человека. Возможно, твой отец даже сохранил эти деньги для тебя и попросил Роже отдать их тебе, но тот придержал их по неизвестной причине.
Конрад встал со своего стула, обошел стол, обнял меня и поцеловал в лоб перед двумя другими. Мне было очень неудобно, но они ничего не сказали и не сделали никаких жестов.
— Можешь снова дышать, Гунтрам, — пошутил он, но через две секунды произнес: — Ты всегда должен все сообщать. Нам не нравятся утечки любого рода от кого бы то ни было.
— Конрад, кем бы ни был этот человек, он вся моя оставшаяся семья. Возможно, это кто-то из Гуттенберг Заксенов, потому что обе вещи принадлежали моей бабушке.
— У Гуттенберг Заксенов нет проблем с нами. Фактически мы покупаем у них вино и финансируем некоторые из их предприятий. Если они хотят сблизиться с тобой, они могут сделать это, когда им будет угодно. Если ты хочешь встретиться с ними, могу познакомить тебя с старым Удо Гуттенберг Заксеном; он патриарх и будет рад встретиться с тобой. Ты член семьи Линторфф.
— Как я, например, — сказал мне Фердинанд. — Тебя приглашают на все рождественские вечеринки, но однажды ты обнаруживаешь, что сражаешься со своими двумя сыновьями за имбирные пряники, и понимаешь, что твоя молодость закончилась.
— Они не настолько плохие, Фердинанд. Можешь идти, Гунтрам. Фридрих позовет тебя к ужину.
Меня прогнали, как ребенка, и сейчас я пишу перед ужином. Возможно, завтра мне придется поехать с Гораном в Женеву.
*
— Ты ему веришь, Конрад? — спросил Фердинанд.
— Конечно, ведь он пришел к нам. Насколько я знаю Гунтрама, он думал, что защищает эту змею от нас, поэтому боялся не рассказать нам, но не знал, как выпутаться из ситуации, и в конце концов сорвался, когда снова увидел эти вещи, вероятно, думая, что это угроза от Репина.
— Я проверил все материалы, друзей и передвижения Гунтрама на протяжение долгого времени, и у мальчика нет и никогда не было с ним никаких контактов, — сказал Горан.
— Узнай все, что можно, про этот счет. Я ожидал, что он сделает шаг в сторону Гунтрама. Вывести его в поле зрения, ясно?
— Конечно, мой герцог.
*
Сколько бы Горан ни пытался успокоить Гунтрама в машине, молодой человек был более нервным, чем когда-либо. Это была смесь предвкушения, страха перед тем, что он мог обнаружить внутри, и желания увидеть это. Растущее беспокойство о судьбе дяди также тяготило его душу. Горан не раз повторял, что Гунтраму не о чем беспокоиться, потому что он верит в его невиновность, хоть мальчик и повел себя в Риме в некотором роде трусливо и предсказуемо: «Никогда больше не делай что-то настолько глупое, тем более для тех, кто никогда не заботился о тебе!» Рекомендации были очень простыми: «Ты можешь забрать драгоценности, золото и картину. Остальные бумаги сначала будут проверены нами, а затем отданы тебе. Мы больше не хотим утечек или проблем».
Серб припарковал машину в гараже и провел Гунтрама по многочисленным улочкам к старому элегантному зданию в тихом районе. Огромная и внушительная арка заставила юношу растерять остатки мужества, и он застыл, почти отказываясь входить.
