Ко всеобщему удивлению, Клаус перестал плакать, устремил свои большие голубые глаза на Гунтрама и устроился поудобнее на руках у молодого человека.

– Такого никогда не случалось прежде, сэр, – удивилась няня. – Сядьте на одну из кушеток, и я принесу вам его бутылочку, – добавила она, радуясь, что маленькая фурия затихла и занялась осмотром нового наставника. «Если он сможет утихомиривать его, я не стану увольняться в конце месяца. Никогда не видела ребенка с таким скверным характером, как у этого. В точности как его отец».

Гунтрам сел в кресло-качалку, шепча ребенку, что тот скоро что-то покушает. Конрад был в шоке, но почувствовал облегчение от того, что его котенку все еще нравился Клаус, после того как тот продемонстрировал свой характер.

– Может быть, он просто хотел, чтобы его взяли на руки. Он уже почти заснул снова, – сообщил Конраду Гунтрам.

«По-твоему мы этого не пробовали?»

– Думаю, ты ему очень нравишься, Гунтрам, – сказал Конрад и подошел к кроватке Карла. «Хотел бы я, чтобы меня так держали», – промелькнуло в его голове, прежде чем он слегка погладил по волосам спящего ребенка, не обратившего внимания на проявление характера своего брата.

– Пожалуйста, сэр, – няня вручила бутылочку Гунтраму, который начал кормить ребенка.

– Клаус очень милый, – сказал Гунтрам, улыбаясь ребенку, занятому молоком, но внимательно смотревшему на него. – У него твои глаза и черты лица, Конрад.

– Он очень вспыльчивый, Гунтрам.

– Нет, он выглядит как мирный парень, – возразил Гунтрам и отнял бутылочку от губ ребенка: «Эй, подожди немного, а то подавишься», – и Клаус даже не пожаловался, хотя его обычной реакцией был взрыв.

Карл решил, что настала его очередь тоже что-то получить, и начал издавать тихие вопросительные звуки из своей кроватки; Конрад взял его на руки и велел няне принести еще одну бутылочку для него.

– Когда она вернется, отдай ей Клауса, чтобы она могла переодеть его, и сможешь подержать и Карла. Он начинает улыбаться.

– Клаус тоже, – сообщил Гунтрам, его мысли сосредоточились только на ребенке, задремавшем у него на плече.

Няня вернулась и забрала Клауса, который немного похныкал, потеряв свою удобную подушку. Карл на мгновение взглянул на Гунтрама, но тут же потерял к нему интерес и сосредоточился на своей бутылочке. Гунтрам держал его на руках в течение некоторого времени и, касаясь его маленького носика, наслаждался одной из широких автоматических улыбок малыша.

*

– Очень красивые и милые малыши, Конрад. Ты, должно быть, так гордишься ими, – мягко сказал Гунтрам, когда оба мужчины покинули детскую.

– Ты им сильно понравился, особенно Клаусу. А тебе они нравятся? – нервно спросил Конрад.

– Конечно. Я полюбил их с той секунды, как увидел на фото.

– Ты останешься и будешь рядом с ними?

– Столько, сколько смогу.

– Спасибо, – от всего сердца поблагодарил Конрад. «Теперь у моих детей есть шанс на счастливое детство, которого никогда не было у меня, сколько бы ни старался Фридрих».

– Нет, это я должен поблагодарить тебя за то, что ты дал мне этот шанс, – возразил Гунтрам. «Надеюсь, что доживу до их поступления в университет». – Как ты думаешь, могу я забрать детей на прогулку после обеда?

– Да, конечно. Возьми с собой одну из нянь. Сегодня не слишком жарко. Но тебе абсолютно не нужно просить мое разрешение. Они такие же твои дети, как и мои. Ты их юридический наставник.

– Спасибо, – сказал Гунтрам, улыбаясь Конраду. «В конце концов, мы можем быть хорошими друзьями. Находиться здесь не так уж и плохо, как я полагал».

– Думаю, мы должны покормить твоего отца, прежде чем он предъявит обвинение, – очень серьезно сказал Конрад, и Гунтрам усмехнулся. – Он, должно быть, считает, что я отношусь к тебе недостаточно почтительно и что позволю оставить здесь его экономку, – добавил он без намерения быть забавным, задаваясь вопросом, почему его «восхождение на Голгофу» с грубой властной мусульманкой показалось его котенку таким занимательным.

– Мой отец знает свои рамки. Сегодня утром он отправил Файрузу в Брюссель. Она была очень расстроена его решением, потому что ты ей не нравишься.

– Не нравлюсь? Эта женщина ненавидит меня, котенок, – вздохнул Конрад и заметил, как Гунтрам напрягся, услышав прозвище. – Извини, я не хотел тебя огорчать.

– Все в порядке. У тебя не было дурного умысла, но я бы предпочел, чтобы ты называл меня моим христианским именем. То, другое было в письме, которое я читал.

– Понимаю, подобного больше не повторится.

– Не думай, что избавился от нее. Она вернется через неделю, чтобы проверить, куда собирается переехать отец и где поселится она, поскольку с ним она жить не может. Полагаю, она хотела привезти сюда двух своих племянниц и племянника.

«О, миг счастья».

– Боюсь, что весь мой штат сотрудников укомплектован. Тебе стоит переговорить с Фридрихом.

– Пожалуйста, не стоит. Я люблю Файрузу, но это твой дом. Ты был так добр, что позволил ей остаться со мной во Франкфурте, но я понимаю, что она больше соответствует стилю моего отца, чем твоему. И для нервов Фридриха ее присутствие было слишком.

– Он угрожал уйти на пенсию, Гунтрам. По какой-то причине в этой ситуации он винит меня. Он больше никогда не станет приносить мне кофе по утрам, – пожаловался Конрад, и Гунтрам снова засмеялся над его печальным лицом. – Давай присоединимся к твоему отцу, прежде чем я потеряю еще и своего повара.

– Он пообещал хорошо вести себя с тобой, если бы ты мог сделать то же самое, все было бы в порядке.

– Я буду относиться к нему с любезностью, которую он заслуживает, как отец моего Консорта.

Они вошли в большую гостиную, где вели любезную беседу Мишель и Алексей.

– Мишель, ты должен увидеть малышей! Они очень милые! – поспешил к нему взволнованный Гунтрам.

– Возможно, в другой раз. Сегодня мне нужно вернуться в Женеву. Завтра мы можем пообедать, если захочешь, Гунтрам, – прервал бурные излияния радости своего сына Мишель. – У меня встреча с Элизабеттой фон Линторфф в Фонде, и я надеюсь, что мы сможем достичь соглашения.

«Удачи, моя тетя съест тебя живьем», – подумал глубоко удовлетворенный Конрад.

– Кажется, леди не была проинформирована об этом изменении руководства, мой Грифон, – сказал Мишель, очень недовольный Конрадом.

– Д-р фон Кляйст постарался поговорить с ней, но принцесса предпочла бы побеседовать с новым президентом: «Переживешь, это не моя проблема».

– Да, я уже разговаривал с ней, и мы договорились, что она сохранит свою должность президента и будет отвечать за общественные отношения, в то время как я позабочусь об исполнительных и стратегических решениях. Было бы жаль ее потерять, поскольку у нее хорошие крепкие отношения с большинством наших спонсоров, – сказал Мишель, поднимаясь со своего места. – Я ухожу.

– Не хотите ли остаться на обед? – предложил Конрад, втайне довольный, что избавится от него, но почему-то обеспокоеннный тем, что они с Элизабеттой избежали столкновения и сотрудничали друг с другом.

– Нет, спасибо. Мне нужно ехать обратно в Женеву, – коротко отклонил приглашение Мишель и подошел к Гунтраму, чтобы обнять его – к великому удивлению Алексея, потому что герцог не бросился душить мужчину за то, что тот коснулся «его» Консорта. – Береги себя, и мы скоро увидимся. Не стоит переутомляться из-за детей, Гунтрам.

– Тебе обязательно нужно идти? – расстроился Гунтрам.

– Так будет лучше. Ты должен привыкнуть к этому и немного отдохнуть. Завтра мы увидимся и, возможно, вместе отправимся на охоту за домом для меня.

«Что? А как же та часть договора – про визиты дважды в месяц?»

– Мой шофер отвезет вас в аэропорт, мистер Лакруа, – сказал Конрад вслух, не упустив выражения глубокой грусти в глазах Гунтрама.

– Спасибо, но здесь есть мои собственные люди с моей машиной. Мы уезжаем.