– Мне не нужно разрешение Конрада. На самом деле, мне не нужно ничье разрешение, чтобы выбирать себе друзей, – произнес Гунтрам голосом, который Константин никогда раньше не слышал, и дрожь пробежала по его спине.
«В каком-то смысле он гораздо больше похож на своего отца, чем я когда-либо замечал. Возможно, история о том, что он едва не убил юного Линторффа за оскорбление, правда. Он хорошо стреляет и выжил в руках Степанова. Он не такой человек, как я думал, совсем нет. Он болен, а не слаб». Русский слегка кашлянул, прежде чем сказать: «Напиши мне, когда устроишься, и мы увидимся, Гунтрам».
– Хорошо, – хотел было ответить Гунтрам, но Константин повесил трубку без дальнейших вопросов.
Русский встал со своего стула и вздохнул, ужасно уставший, уставший больше, чем когда-либо, полностью истощенный. «Линторффу приходится сложнее, чем мне, – размышлял Константин, наливая водку в стакан. – Ни секса, ни милого послушного голубка, дети громко орут и гадят повсюду, и Лакруа в качестве тестя! Гунтрам будет делать то, что ему вздумается, и в тот момент, когда он устанет от немца, переедет вместе с папой и своей Хуту, Тутси, или как их там, теперь уже посреди территории Ордена!
Он тихонько хихикнул над иронией жизни и прикончил свою выпивку. «Отчеты разведки об этих наемниках впечатляют. Интересно, сможет ли Лакруа использовать одного из них в качестве офицера связи в Сомали. Там много клиентов, а мне нужна диверсификация бизнеса. Американцы слишком сильно давят на Центральную Азию, и моя прибыль сократилась на шестнадцать процентов, я должен восполнить потери. По крайней мере, немец вычистил мой задний двор и сохранил мне расходы на развод». Его взгляд блуждал по комнате и снова остановился на картине с его детьми, и он кое-что заметил впервые за более чем год. «Тычинки цветка Софьи плохо прорисованы. Интересно, почему Гунтрам так сделал. Обычно он более точен. Я спрошу его в следующий раз, когда увижу. Это не срочно. На самом деле, это не имеет никакого значения.
С чего я взял, что Гунтрам был милым ребенком? Такие заблуждения могут стоить мне головы!»
*
Гунтрам был потрясен. Неужели Константин действительно бросил трубку? Похоже на то. Он выключил мобильный телефон и посмотрел на часы: 4 утра. «Может быть, теперь я смогу поспать хоть несколько часов. Конрад завтра взорвется, когда я расскажу ему о Константине, но он должен знать, что не может меня контролировать. Мне это надоело. Я устал от них всех, включая отца». Он выключил прикроватный светильник и перевернулся в постели. «Рисовать портреты на площади было бы не так уж и плохо».
========== Глава 32.2 ==========
*
«Не могу поверить, что она все еще здесь, – думал очень усталый Фридрих, сидевший на удобном широком кожаном сиденье самолета “Дассо”. – Ни разу за более чем сорок лет работы на Линторффов мне не приходилось сталкиваться с подобной женщиной! Кто сказал, что мусульманки покорны своим мужьям? Вопиющая ложь! Неужели она не вернется в Брюссель? Ноги ее не будет в замке. Здесь я проведу черту».
Файруза бросила неистовый взгляд на старого австрийца, все еще смотревшего на нее с видом собственного превосходства. «То, что он начальник, еще не значит, что он может так со мной обращаться. К собаке в этом доме все слуги лучше относились, чем ко мне. Как г-н Лакруа позволил Гунтраму жить с ними?»
– Файруза, как только мы приземлимся в Цюрихе, ты можешь сесть на самолет до Брюсселя. Шарль будет ждать тебя в аэропорту, чтобы отвезти домой. Отдохни до конца недели, – сказал Мишель, и она лишь бросила на него яростный взгляд, но в ответ мужчина холодно уставился на нее, задушив протест на корню.
«Так легко? – подумал Фридрих. – Этого не может быть. Мы сделали все, что в наших силах, чтобы избавиться от нее!»
«Что ж, мой отец знает, когда остановиться. Конрад бы его прикончил, если бы в его дом вошла Файруза».
– Фридрих, как ты думаешь, я мог бы использовать свою бывшую спальню? – очень тихо спросил Гунтрам сидевшего рядом с ним мужчину, пока отец и его экономка на приглушенных тонах ссорились на французском языке.
– Конечно, дитя мое. Она будет готова к нашему прибытию. Антонов останется в соседней. Мне отправить туда твою собаку?
– Если тебя не затруднит.
– Нет, абсолютно. Дитер позаботится об этом.
– Не думай плохо обо мне из-за этого. Я много размышлял, и мне все еще нужно время.
– Его Светлость поймет. Он рад, что ты возвращаешься помочь ему с юными принцами.
– Не уверен, смогу ли я вернуться к тому, что у нас было, пожалуйста, пойми меня.
– Я всегда боялся, что это причинит тебе очень сильную боль. Я делал все возможное, чтобы держать герцога подальше от тебя, но он влюбился в тебя и по-прежнему тебя любит. Он согласится на твои сроки, Гунтрам. Однажды он сказал мне, что будет благословлен на всю оставшуюся жизнь, если проживет с тобой хотя бы месяц, – Фридрих взял руку молодого человека и коротко сжал ее. – Ты всегда был очень хорошим и благородным по отношению к нему. Всегда честно относился к нему и выполнял свои обещания. Он не может просить у тебя большего. Он должен дождаться, когда ты примешь его снова, или же не примешь, и он знает об этом.
– Я все еще люблю его, но, понимаешь, не знаю, смогу ли я.
– Это должно идти из твоего сердца. Не по принуждению и не в спешке. Все придет в свое время.
– А если не придет? Как мне поступить?
– Это то, что вам двоим стоит обсудить между собой, дитя мое. Наедине. Тебе следует всегда быть приветливым с ним, независимо от того, насколько сурова правда. Он вверяет тебе свою жизнь, и я знаю, что ему очень стыдно перед тобой за свой обман.
– Спасибо, Фридрих. Ты всегда был очень добр ко мне.
– Я желаю лишь лучшего для вас обоих, поскольку вы оба заслуживаете шанса быть счастливы вместе.
*
– Единственное, чего я у тебя прошу сегодня, – это быть тихим. Всего на один час, вот прямо как теперь. Мы не хотим отпугнуть вашего наставника в первые же его десять минут в этом доме. Ты и так уже разогнал всех нянь, – мягко говорил Конрад своему спящему старшему сыну. – Сделай это ради меня, и я назначу тебя своим преемником. – Он осторожно погладил малыша по лицу и улыбнулся, гордясь своим сыном, но все еще нервничая из-за его знаменитого темперамента. «Ему и двух месяцев нет, а уже хорошо сформировавшаяся личность. Мы с ним будем часто ссориться в его подростковом возрасте. Карл милее. Лучше бы Гунтрам его увидел первым».
Он поцеловал своих детей в лоб и покинул детскую, на смену ему пришла одна из трех нянь, стоявшая в дверях.
– Все ли нравится его Светлости?
– Все хорошо, мисс Эль. Я вернусь в двенадцать с кое-какими посетителями.
– Как пожелаете, сэр, – женщина склонила голову перед своим хозяином и вздохнула, когда он ушел. Герцог был самым требовательным, авторитетным работодателем, который у нее когда-либо был, и словно каменным, когда дело касалось его собственных детей. В то время как большинство родителей, по крайней мере, пытались взять на руки своих малышей или хотя бы дать им бутылочку, этот только неодобрительно зыркнул на нянь, ожидая, что они будут удовлетворять потребности детей. «Этот явно никогда не сменит подгузник и не согреет бутылочку. Бедные дети – с таким-то отцом! Надеюсь, новый наставник согласится остаться, и нам больше не придется иметь дело с герцогом!»
*
Главный дворецкий пребывал в растерянности. Следует ему выстраивать слуг или же нет? Когда г-н Эльзассер возвращался в дом, он обычно производил осмотр на кухне и мог обнаружить даже малейшую ошибку. Когда из поездки возвращался герцог, это было обязательно, но для его парня? В теории, ранг г-на де Лиля был точно такой же, как и у его Светлости, но в марте они поссорились, и молодой человек оставил его в тот же день. Только в июне он согласился вернуться, но они, очевидно, уже не были парой, поскольку он собирался спать в своей прежней спальне. Следует ли спросить герцога? Наверное, нет, так как он вернулся из Штатов со своими детьми в очень плохом настроении. Старший из них кричал большую часть путешествия – по словам двух нянь, которые не смогли его успокоить, несмотря на все свои усилия, – и это могло послужить причиной его плохого настроения сегодня утром.