– Так и было, но после Рима многое изменилось.

– Он был доведенным до отчаяния человеком. Мы совершаем много глупостей в состоянии стресса. Так ты будешь уверен, что он не пойдет против детей Линторффа. Если ты простил того за ложь о Роже, почему не можешь простить Репина?

– Это разные вещи! Я люблю Конрада, но до сих пор не знаю, смогу ли возобновить наши отношения. Я еду только из-за детей. Мы не будем делить постель, так что сторожевого пса можешь оставить при себе.

– Тебе не кажется, что ты несправедлив к Репину? – спросил он меня с пустым выражением лица, заботясь лишь о мясе на своей тарелке!

– Что? Он гангстер!

– Линторфф занимается тем же, но с большим классом, это правда, – он пожал плечами и попросил дворецкого подать ему больше соуса.

– Что за игру ты ведешь на этот раз, отец? – спросил я, когда мы остались одни. Он уже не тот человек, что играл со мной в лошадки. Он может быть холодным и расчетливым до такой степени, которой, как мне кажется, Конраду никогда не достичь. Я уверен, что мой отец любит меня, но если у него появляется возможность сыграть в свою игру, он это делает.

– Ничего подобного. Я лишь подыскиваю лучшее для тебя решение. То, при котором ты сможешь прожить свою жизнь, как независимый человек, – или ты предпочитаешь до конца своих дней прятаться за спиной Линторффа, зависеть от него даже в том, чтобы сесть в автобус или пойти выпить кофе? Ему бы это очень понравилось, уверен, но это плохая идея. Успокой русский фронт, так сказать. Если хочешь, я буду присутствовать. Я верю, что Репин любит тебя так, как умеет, и он изо всех сил старался ради тебя. Дай ему второй шанс стать твоим другом. Большего он не просит. Если ты позволил Линторффу снова приблизиться к тебе, логично было бы позволить и русскому, – сказал он мне своим логичным голосом. Я мог лишь в изумлении таращиться на него.

– Если ты согласишься, я поговорю с Линторффом. Ему тоже будет полезно восстановить свою долю на российском рынке. Его ассоциаты давят на него из-за этого, Гунтрам. Ради всех нас нужно остановить то, что назревает. Это может закончиться плохо для всех нас, и могут пострадать невинные люди. Каждый раз, когда Линторфф нападает на Репина, как в 2005 году, он теряет свои компании, а люди – свою работу, и это если не учитывать «военные решения». Нравится тебе это или нет, на тебе огромная ответственность, Гунтрам. Я никогда не хотел для тебя такого, но ты как-то оказался втянут и теперь должен нести это бремя как можно лучше. Ты уже не ребенок. Ты дважды согласился стать супругом Линторффа, и твоя ответственность заключается в том, как ты поддерживаешь его. Слепое послушание ему не выход, сынок. У тебя есть возможность предотвратить долгий и кровопролитный конфликт.

– Конрад не хочет, чтобы я был втянут в дела Ордена.

– Конечно, не хочет! Этот сценарий я уже читал в 1985 году! – фыркнул папа. – Но ты втянут. Дай Репину шанс и останови то, что назревает. Это единственный способ контролировать Репина.

– Константин будет поступать так, как ему заблагорассудится! Разве ты его не знаешь?

– Репин будет уважать твои желания. Он прикасался к тебе в Риме?

– Он накачал меня наркотиками! Он пытал и убил моих телохранителей! Он похитил маленькую девочку!

– Зато у тебя не было сердечного приступа! А что касается похищения, Линторфф практически закинул тебя в свой самолет и запретил тебе покидать свой дом! Ты был не совсем свободным человеком! Ты мог просто взять и выйти наружу?

– Нет, – признался я, – но это плохая идея. Конрад не позволит.

– Ты хочешь поговорить с Репиным? Это могло бы спасти позицию немца. Он тоже исчерпал свой кредит. Ничто не порадовало бы меня больше, чем его падение, но я уверен, что ты будешь страдать из-за этого.

– Да, буду. Он всю свою жизнь отдал этой организации.

– Пустая трата, если хочешь знать мое мнение, но это его жизнь. Я беспокоюсь только о тебе, Гунтрам. Не Линторффу выбирать тебе друзей. Ты свободный человек, а не его игрушка.

Мне было тяжело слышать сказанное отцом, но он был прав. Конрад направляет каждый мой шаг, как раньше это делал Константин. Он взорвался, едва я решил рискнуть своей шеей ради Клаудии. Это моя шея, а не его.

– Если я соглашусь на его просьбу, Константин оставит тебя в покое, папа?

– Да.

– Тогда передай ему, что я увижусь с ним после того, как обустроюсь в Цюрихе, – очень вяло согласился я. Я совершенно свихнулся, но тоже не вижу другого выхода. – Не знаю, как это сделаю. Не знаю, как буду снова жить с Конрадом. Когда его нет рядом, меня терзают все эти сомнения, – признался я отцу.

– Гунтрам, тебе не обязательно жить с ним. Я более чем в состоянии защитить тебя от Линторффа или от Репина.

– Знаю, папа, но я хочу вернуться к нему и к детям. Я действительно хочу иметь детей. Я люблю их, возможно, больше, чем отец.

– Я знаю, хоть и не понимаю этого. Если ты хочешь детей, почему не заведешь своих? Такое возможно.

– Потому что осознаю, что долго не протяну. Когда Конрад рассказал мне о Клаусе и Карле, я подумал, что Бог дал мне шанс, и я воспользовался им. Я не смог бы оставить после себя ребенка. Кто будет заботиться о нем, когда я умру? Я хочу жить так долго, как смогу, ради этих детей, но не стану обманывать себя, ожидая, что мое здоровье улучшится. Доктор Вагеманн долго со мной беседовал, и мне нужно быть очень осторожным в течение следующих месяцев.

– Ты поправишься, когда окажешься в менее напряженной обстановке. Ты увидишь младенцев и посетишь меня, как только я обживусь в Цюрихе.

– Ты собираешься взять Файрузу в Цюрих? – хихикнул Гунтрам, уже представляя, в какой ярости будут Фридрих, Горан, Мирко, Ратко и Милан. Она начала кампанию против пяти мужчин, и, по мнению Гунтрама, побеждала. [Так у автора. Предполагается, что это дневник Гунтрама, но здесь о нем говорится в третьем лице. – Прим. пер.]

– Конечно, ведь она моя экономка, – самодостаточно сказал мне папа. Когда об этом узнают немцы и сербы, может приключиться огромный и эпический взрыв. Почему-то они не любят ее, а она их.

– Фридрих терпеть ее не может. Она целый день ругается с ним и с Конрадом! Представляешь, она выгнала его из собственной гостиной! Файруза несколько раз велела Фридриху убираться! Она не позволяет Мопси спать в моей комнате!

– Хорошая и разумная женщина. Иногда тебе нужна твердая рука. Фридриху стоит быть любезным с ней, или она останется с ним в замке. Она уже выразила желание продолжать присматривать за тобой.

– Отец, Конрад мог бы согласиться раз в год приглашать Константина на чай, но жить под кулаком Файрузы для него будет слишком! – засмеялся я.

– Жизнь с Файрузой очень помогла бы ему, – рассмеялся мой отец. Могу представить, каково было бы Конраду – жить под командованием женщины! Наверное, его хватил бы удар меньше чем за месяц! В некотором смысле мне жаль Конрада. Если я соглашусь возобновить наши отношения, как прежде, он получит моего отца в качестве тестя. Полагаю, он понятия не имеет, во что ввязывается. Если подумать, никто из них не знает, чего ожидать от другого.

Им обоим не помешала бы жизнь с Файрузой.

*

Гунтрам перепробовал несколько методов, но так и не смог заснуть. Он считал овец, рисовал до изнурения, смотрел телевизор, но все это привело лишь к головной боли. Он беспокоился и переживал из-за грядущего дня и своего возвращения в Цюрих. Сумка и одежда на стуле, готовые на завтра, служили болезненным напоминанием о том, что последует дальше.

«Я должен сделать это сейчас, иначе, как только я окажусь там, это станет невозможным. Почему я такой трус? Это всего лишь разговор, и он находится за несколько тысяч километров отсюда».

Гунтрам открыл свой мобильный телефон и долго смотрел на фотографию Конрада с Карлом, крепко спящим у него на руках; он улыбнулся, когда вспомнил, что «невозможно сделать хоть одну с Клаусом. Он был в ярости, потому что настало время для его бутылочки. Он слишком темпераментный!» «Ты тоже, Конрад, ты тоже», – шептал Гунтрам, прослеживая пальцем контуры их лиц, и наконец решился.