– Спасибо, – механически ответил Конрад, все еще сражаясь взглядами с женщиной. Он мог лишь наблюдать, как только что рухнули его планы на день с Гунтрамом. «Проклятый Лакруа! Вот почему он оставил меня наедине с Гунтрамом!»

После того, как Гунтрам последовал за женщиной и закрыл за собой дверь, оставив позади разъяренного мужчину, Конраду потребовалось сосчитать до тридцати, прежде чем вылететь из гостиной в сторону библиотеки. Не утруждая себя стуком, он ворвался в комнату, чтобы обнаружить Горана и Мишеля, сидевших за его столом. Лакруа, конечно же, занял его место, а Горан делал заметки. Конрад громко кашлянул, ожидая, что Лакруа освободит место, но тот только поднял бровь и остался там, где был.

– Хорошо, что ты, наконец, присоединился к нам, мой Грифон, – сказал Мишель, слегка кивнув головой на пустое место рядом с сербом. – Когда была сделана эта фотография? – он взял серебряную рамку со стола и показал ее герцогу. – Похоже на Италию.

– Это Сан-Капистрано, семейная резиденция. Снимок сделан во дворе, – пробормотал Конрад, садясь и с ненавистью глядя на мужчину.

«Два месяца? Нет, месяц, прежде чем он водворится в замке. Мне действительно не нужно беспокоиться о том, чтобы перевести людей в Брюссель. Возможно, пошлю Мирко для видимости. Он всегда хотел посетить это место», – подумал Горан, слушая короткий обмен репликами.

– Ах да. Гунтрам рассказывал мне, когда вы были там вместе. Ему очень понравилось. Я имею в виду твою коллекцию. Он долго говорил о ней.

– Действительно, – прорычал Конрад, уже злясь на мужчину.

– Мы с мистером Павичевичем начали обсуждать мою безопасность после того, как Гунтрам ушел с тобой. Я рассказывал о своих собственных ресурсах.

– Мне было бы интересно услышать это, если вы не возражаете, мистер Лакруа.

– Нет, конечно, нет. Честность имеет решающее значение среди… как бы ты назвал это? Деловых партнеров, мой герцог?

– Гунтрам – мой супруг и наставник моих детей. Сейчас он является частью моей семьи и принят большинством из них, – сказал Конрад, чувствуя себя очень несчастным, потому что…

– По закону транзитивности мы тоже должны являться родственниками, – усмехнулся Мишель и вернул фотографию на стол. – Нет, это было бы слишком для нас обоих. Деловые партнеры подойдет. То, что Гунтрам любит тебя, – это тайна за пределами разумного. Это испытание моей веры.

– Вы рассказывали Павичевичу о своих делах.

– Конечно. У меня есть юридическая фирма совместно со старым товарищем Николя Лефебром. Возможно, вы слышали о нас: «Вулфенсон и партнеры». Мы с Николя купили ее в 1994 году, и наши офисы есть в Брюсселе, Париже и Женеве. Старый Вулфенсон стал слишком старым и решил продать ее. Мы наняли более ста пятидесяти человек и специализируемся на корпоративном праве. Среди наших клиентов есть несколько банков и предприятий. В прошлом году наш счет мистеру Репину составил более сорока миллионов, а людям, связанным с Орденом, еще…

– Вы обошлись мне в семьдесят четыре миллиона евро! У вас абсолютно ничего не было! Вы подкупили судью? – крикнул Конрад, заставив вздрогнуть Горана, глубоко погруженного в разговор с адвокатом, пришедшего в ужас от мысли, что «наши партнеры тоже его клиенты?».

– Мне льстит, что ты все еще помнишь дело Бански, – просто ответил Мишель. – Как я говорил перед тем, как меня прервали, есть несколько членов Ордена среди наших…

– Это были евреи! У тебя еврейская фирма! – взревел Конрад, ударив кулаком по столу.

– У закона нет религии, сэр. Мадам Бански только заявляла о своей законной наследственности. До войны ее семья поместила несколько ценных картин в ваше хранилище. Почему-то вы забыли их вернуть. Мне было приятно работать над ее делом pro bono (оказание профессиональной помощи на безвозмездной основе (см. примечание в гл. 29). – Прим. пер.). Лично. Я передал многих других клиентов в руки других адвокатов. Это не имеет ничего общего с религией, чего нельзя сказать о правосудии.

– У вас не было ничего, кроме нескольких старых фотографий! Ни одного документа, подтверждающего ее владение картинами! Думаешь, я открою сейф для первого, кто придет ко мне со слезливой историей? Из-за этого дела вы совершили налет на мой офис!

– Я – нет! Постановление суда исполняла полиция. Просто немного надавили на вас, чтобы договориться. Ваши адвокаты вели себя очень неприятно по отношению к нам и отказывались разговаривать. Ей было почти восемьдесят, а процесс мог затянуться более чем на десять лет. Бедная женщина заслужила получить свои деньги. Что касается документов, когда люди убегают, спасая свою жизнь, они не собирают чемоданы. Не жалуйся так сильно. Для всех нас это стало хорошим урегулированием вопроса. Через 15 лет вы можете проверить, что находится внутри ее сейфа, и продать содержимое как собственное. Если я правильно помню, оценки составляли более тридцати пяти миллионов.

– Ты нарушил одно из наших правил! Ты встал на сторону врага! Мы не контактируем с подобными людьми! Ты помог одному из них пойти против меня!

– Я не часть Ордена и волен выбирать своих клиентов. Бедная женщина находилась в доме престарелых без поддержки своих детей. Теперь она очень счастлива благодаря своим деньгам.

– И ты тоже, – очень раздраженно сказал Конрад.

– Конечно, мой Грифон. Мы поделили: тридцать пять процентов, хотя она хотела дать мне пятьдесят процентов и не оставить ничего своим детям. Она купила очень красивую виллу в Каннах. Она приглашала меня несколько раз, и думаю, она доживет до своих 90 лет.

– Де Лиль, это…

– Лакруа, если позволишь, – резко прервал тираду герцога Мишель. – Как я уже говорил во время нашей предыдущей встречи, у меня есть доступ к новому грязному белью многих твоих братьев и к кое-чему из твоего тоже. Не испытывай мое терпение, потому что если ты схлестнешься со мной, то эти семьдесят четыре миллиона, законно принадлежавшие кому-то другому, покажутся ничем по сравнению с тем, что я могу сделать с твоими финансами. Мы договорились о том, чтобы разоружиться ради Гунтрама, но я не потерплю от тебя ни одного неуместного слова. Ты все еще должен мне жизни всей моей семьи.

– Вся твоя семья – предатели!

– Даже мои племянницы? Даже мой сын? Будь осторожен с тем, что говоришь, мой герцог, потому что это всего лишь перемирие ради Гунтрама. Я дал тебе слово, что больше и пальцем не шевельну против тебя, но ты по-прежнему упорствуешь в своей вендетте против нас. Вспомни, кто первым начал нас искать. В моем возрасте я не стану принимать приказы от такого испорченного ребенка, как ты.

– Я очень рад, что твой род прервется на тебе, – Конрад почувствовал, что его ненависть к этому человеку снова всплыла на поверхность.

– Возможно, прервется, сэр. Возможно.

– Я сомневаюсь, что Гунтрам твой сын. Он не похож на тебя.

– Ты закончил? – сухо сказал Мишель.

– Прекрасно. У тебя есть что еще сказать?

– У «Вулфенсона и партнеров» отличная репутация. Даже вы доверяете нам свои дела, несмотря на то, что мы не являемся частью Ордена, – Конрад лишь оскорблено фыркнул, все еще в ярости. – У меня есть своя служба безопасности, и мне совсем не нужна твоя. Было бы очень глупо с моей стороны доверять твоим людям.

– Как только ты выйдешь за эту дверь, Репин убьет тебя.

– Он не настолько глуп. Убить меня – подписать себе смертный приговор, и он знает это. Я могу позаботиться о себе. Завтра я продам мою часть юридической фирмы инвесторам.

– Какова твоя доля?

– Около шестидесяти девяти процентов, у Николя пятнадцать процентов, остальное – в руках других партнеров. Он тоже продаст все и уйдет на пенсию, потому что устал от всего. Он не будет помогать мне в Фонде.

– Он станет одной из первых целей Репина.

– Николя думает иначе, и он покидает Европу. Он предпочитает что-то более солнечное. Я останусь в Брюсселе.

– Со всем уважением, мой герцог. Перенос Фонда в Брюссель принесет всем нам много проблем, – сказал Горан, и Конрад сверкнул на него глазами.