– Он работает, не беспокой его. Ты можешь пригласить эту «древность» в сад или в гостиную. Мистер Лакруа запрещает тебе вести его в свою спальню!
«Слишком много любви со стороны шестидесятивосьмилетнего! – подумал Конрад, его начинала раздражать дерзость мужчины. – Я назвал Гунтрама моим супругом! Чего еще он хочет?»
– Думаю, мы должны делать то, что она говорит, Конрад. Крики моего отца могут быть очень впечатляющими. Я несколько раз слышал, как он говорит по телефону, – Гунтрам поднял бровь и улыбнулся. – Подозреваю, что он становится все больше похож на моего деда, – прошептал он.
– Да, ставлю сто евро, что он позволит мне выпить чашку кофе и выставит в семь, – улыбнулся Конрад, частично успокоившись.
– Комендантский час с 7:30, Конрад.
– Полезное знание.
Они сидели в саду за столом под деревьями, Конрад рассказывал Гунтраму о рождении своих детей и о том, как он едва не потерял сознание, увидев их обоих спящими в своих кроватках в детской.
– А мать?
– Она не настоящая мать, лишь суррогатная. Я поблагодарил ее, и мы расстались. У нее есть другие дети, и психологи рекомендуют, чтобы у нас не было длительного контакта. Юристы позаботились обо всем. Она будет прекрасно обеспечена, не беспокойся, Гунтрам.
– Что, если она захочет вернуть детей?
– Она не может вернуть их: они не ее. Они мои и твои тоже. Я планировал привезти их в Швейцарию 5-го, и, возможно, ты мог бы встретить меня в Цюрихе, – предложил Конрад и взял маленькую руку в свои ладони. – Рисунки, которые ты нарисовал для них, вставлены в рамки и повешены в детской. Они очень хорошо смотрятся.
Громкое покашливание заставило Конрада практически отскочить, выпустив руку Гунтрама. Проглотив свою ярость из-за того, что его прервали тогда, когда его котенок начал снова понемногу принимать его прикосновения, он посмотрел на старшего мужчину.
– Это мой дом, и это мой ребенок. Буду признателен, если вы воздержитесь от ненадлежащих контактов с ним, пока он не окажется под вашей опекой, герцог, – пролаял по-немецки Лакруа голосом, который бы заставил позавидовать Фридриха или старого герцога. – Гунтрам, иди и скажи Файрузе, чтобы он подала кофе в саду, – сказал он по-французски, и его сын быстро повиновался ему.
– На секунду я подумал, что слышу виконта, – ухмыльнулся Конрад.
– Мой отец был суровым, но приземленным человеком. Он очень хорошо знал, как иметь дело с людьми, подобными вам. Вы должны проявлять некоторое уважение к моему сыну. Он еще молод и находится в доме своего отца, – свирепо посмотрел на него Лакруа.
– Мистер Лакруа, будьте уверены, я проявляю высочайшее уважение к вашему сыну. Он мой Консорт, и он снова принял кольцо моей семьи, – запротестовал Конрад.
– Я ожидал от вас гораздо большего, сэр. Вы попросили у его отца разрешения предложить кольцо? Позвать его с собой? Обстоятельства изменились за последние месяцы. Я не позволю тебе относиться к нему как к одной из своих интрижек. Я далек от снисходительности. Гунтрам – мой единственный ребенок, и только по одной причине я держался от него подальше, – из-за тебя. Если я и согласился уйти снова, то только потому что он любит тебя, а я сделаю все для его счастья, но отныне запомните, что вы будете относиться к нему с уважением и держать свои руки при себе, сэр, пока я не дам свое разрешение.
Единственный раз в жизни, получив такую отповедь, которую произнес бы сам, если бы вокруг одного из его сыновей кружил стервятник, Конрад почувствовал себя так, словно получил нож в спину. В обычных обстоятельствах он уничтожил бы человека, посмевшего сказать такое, но это был отец его возлюбленного, и Конраду пришлось стерпеть.
– Я буду уважать ваши пожелания, сэр.
– Я прекрасно знаю тебя, Линторфф. Не пытайся провернуть с ним один из своих фокусов.
– Я могу забрать твоего сына обратно в Цюрих 5 июня? В этот день из Америки прибудут мои дети.
– Я отвезу Гунтрама в Цюрих 7-го. Тебе может понадобиться день, чтобы обустроиться, – прорычал Лакруа на пределе своего терпения к мужчине.
Файруза громко поставила поднос с чаем и вздохнула, увидев, что блондин все еще сидит с ее давним работодателем, и накрыла на стол, бормоча по-арабски. Гунтрам появился следом за ней и оставил на столе выпечку, не глядя на двух мужчин, которые с ненавистью смотрели друг на друга. «Буду счастлив, если смогу помешать им за час разорвать друг друга на куски».
*
Мужчины решили вести беседу вежливо и на нейтральные темы, такие как экономика и то, как Мишель представляет свое будущее «управление» Фондом. Конрад слушал его и лишь скорчил гримасу, когда Мишель упомянул два проекта для женщин в Судане ввиду преобладания в стране мусульман. Гунтрам был поражен легкостью, с которой отец, похоже, разбирался во внутренней работе Фонда, людях внутри Ордена, его политике и различных системах налогообложения в странах ЕС и Соединенных Штатах.
Гунтраму совсем не понравилось, когда оба мужчины решили заговорить о его будущем и карьере.
– Меня беспокоит образование сына, мой Грифон. Он перестал посещать занятия, хоть и компенсировал часть потерянного времени. Возможно, ему следует вернуться в Лондон, чтобы закончить учебу.
– Думаю, это решать Гунтраму. Я бы предпочел, чтобы он посещал университет в Цюрихе или сменил университет в Англии на Оксфорд. Думаю, я смог бы переехать в Англию на год или два, – согласился Конрад, вообще не спросив мальчика.
– Оба варианта – отличный выбор, но лучше остановиться на Цюрихе или Базеле. К следующему семестру Гунтрам может выучить немецкий язык и возобновить занятия там. Насколько я знаю, его учитель рисования тоже оттуда.
– Остерманн там – одна из главных фигур. Полагаю, у него учился их директор. На мой взгляд, научный подход у них гораздо лучше, чем в лондонском университете.
– Так было бы лучше, Гунтрам, – вмешался Мишель, прежде чем молодой человек, уже разозленный на обоих мужчин, смог выразить свое мнение. – Цюрих располагается близко к твоему дому, и ты сможешь посещать занятия по утрам и быть с детьми днем. Мой герцог, я должен настоять на том, чтобы мой сын продолжал учебу и общался с людьми своего возраста. Он не ваша собственность и не няня ваших сыновей.
– Да, я понимаю и разделяю ваши убеждения. Он начнет в Цюрихе со следующего сентября. Остерманн заверил меня, что его учеба в Лондоне будет учтена университетом. Я попрошу Монику подыскать для него подходящего учителя. Он должен изучать немецкий язык.
– Абсолютно согласен, он частично немец – по матери и с моей стороны.
– Я не хочу изучать немецкий язык! – Гунтрам сорвался на двух мужчин, решивших всю его оставшуюся жизнь, не утруждая себя спросить его мнение.
– Глупости, – почти автоматически ответили Мишель и Конрад в унисон. Гунтрам уставился на них. Он заметил, что Конрад и Мишель посмотрели друг на друга в раздражении на то, что их реакция была одинаковой, но Конрад коротко кивнул, прежде чем отступить, и прислонился к стулу, готовый насладиться шоу. Если Лакруа хочет поиграть в «отца», ему придется убеждать Гунтрама учиться в Цюрихе, изучать немецкий язык и быть хорошим и послушным сыном. Возможно, он мог бы также получить урок или два на будущее.
– Гунтрам, будет лучше, если ты станешь учиться в Цюрихе. Я не буду подчеркивать соображения безопасности моего решения, потому что верю, что ты понимаешь риски, связанные с твоими еженедельными отлучками в Лондон. Конечно, его светлость может ездить в Лондон, чтобы навещать тебя, но это злоупотребление его добротой. Ты несколько раз говорил мне, что предпочитаешь стиль Остермана, и я тоже думаю, что он лучше тебе подходит. Занятия с ним – это уникальная возможность для твоей карьеры, и ты не должен ее упускать. Если ты собираешься стать законным наставником для детей, ты должен как минимум говорить на их языке, особенно если хочешь жить в Цюрихе. Наконец, твоя мать была отчасти немкой, как и я.