Гунтрам потерял дар речи, увидев первого из очень сморщенных и частично красных младенцев. Его глаза были яростно сощурены из-за света, на голове был пучок темно-каштановых волос, а его рот и подбородок выглядели точно так же, как у его отца. «Это Клаус Мария, на пятнадцать минут старше. Следующим должен быть Карл Мария, – очень мягко произнес Конрад и осторожно вторгся в пространство Гунтрама, чтобы выбрать фото другого ребенка, с более светлыми волосами, спящего и совершенно безразличного к миру. – Да, это он. Siebenschläfer – извини, соня. Он такой мирный по сравнению с братом. Клаус очень темпераментный, и у него ноль терпения, когда дело касается его бутылочки. Если попытаешься одурачить его пустышкой, он станет еще злее».
Гунтрам нервно рассмеялся и продолжил смотреть фотографии, чувствуя, как внутри него что-то ломается.
– Карл уже держит всех нянь в своем маленьком кулачке. Обе женщины пускают на него слюни, а Клаус отпугнул их менее чем через десять дней.
– Яблоко от яблони недалеко падает, ваша светлость. Они прекрасные дети. Вы должны гордиться ими, – сказал Гунтрам и вернул смартфон Конраду, не желая больше смотреть, потому что знал, что находится в шаге от того, чтобы отбросить все и снова последовать за тем человеком, который уничтожил все в его прошлом, но хотел дать ему будущее.
– Возвращайся к нам домой, пожалуйста, – взмолился Конрад и взял руку Гунтрама.
– Я…
– Пожалуйста, ты нужен нам всем.
– Да.
– Клянусь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы компенсировать тебе причиненную мной боль. Я никогда не хотел лгать тебе, но у меня не хватило смелости рассказать об этом, а потом все запутывалось все больше и больше… Что ты сказал? – остановил он слова, льющиеся из его рта без чувства, порядка или метода.
– Начни с того, чтобы лучше меня слушать, – нервно улыбнулся Гунтрам. – Я сказал да. Я вернусь домой к тебе и к детям.
– Я никогда не любил никого так, как я люблю тебя. Никогда, клянусь. Ты изменил мою жизнь, и я не могу жить без тебя. За эти месяцы, что тебя не было, я почти сошел с ума. Я боялся, что Репин мог убить тебя или что ты сделал что-то очень глупое…
– Тсс, сердечные приступы – это моя область знаний, Конрад, – пошутил Гунтрам, тронутый нервным срывом мужчины. – Я тоже люблю тебя, но больше никогда не лги мне.
– Не буду, нет.
– У тебя есть, что еще мне сказать?
– Я достиг соглашения с твоим отцом. Он должен убедить тебя вернуться ко мне, а я назначу его президентом Фонда Линторффа через шесть месяцев, но он и вся организация должны переехать в Брюссель, Париж или Китай, потому что я не хочу, чтобы он был рядом с тобой или в моем доме, – признался Конрад, ожидая услышать, как взорвется Гунтрам. – Я также поместил для тебя деньги на счет, который он открыл в Базеле. Он не может касаться этих денег. Только ты.
– Сегодня вечером я поговорю с отцом, – пробормотал Гунтрам, слегка сердитый на Мишеля за то, что тот устраивал его жизнь, не спросив его мнения. «Ему становится слишком комфортно в роли отца».
– Гунтрам, нет. Я не хочу видеть его в Цюрихе. Он может навещать тебя или звонить тебе, но пусть никогда не останавливается под одной крышей со мной. Мы никогда не нравились друг другу и никогда не начнем. Кроме того, я поклялся ему, что никогда не позволю тебе участвовать в совете и не предоставлю тебе какую-либо власть. Еще он отдаст мне информацию, которая у него на нас есть.
– Если он сделает это, то как сможет защитить себя? Константин убьет его, как только узнает, что он помог мне сбежать от его людей в Вене. Меня беспокоят люди, работающие с ним.
– Сделавшись президентом моего фонда, он будет хорошо защищен. Горан позаботится об этом. В каком-то смысле если бы не он, ты, вероятно, находился бы в Санкт-Петербурге или на шесть футов под ним, поэтому я благодарен ему.
– Я не могу потерять его снова, Конрад.
– Клянусь, я сделаю все возможное, чтобы защищать его до тех пор, пока он не пойдет против меня.
– Мой отец в Фонде? Разве это не новая работа твоей тети Элизабетты?
– Проблема Фердинанда. Он должен сообщить ей новости. Надеюсь, он выживет, – нервно произнес Конрад, желая, чтобы его друг выпутался из ситуации относительно невредимым. «Если он хочет моей поддержки для своего развода, то должен заслужить это».
– Бедная женщина! Ей нравится ее должность! Возможно, если я поговорю с ним, мой отец согласится на вице-президентство.
– Нет, пусть он будет там, куда я его поместил. Он должен быть достаточно занят. Возможно, Элизабетте понравится заниматься связями с общественностью. Хочешь поздороваться с Гораном? Думаю, он скучал по тебе.
– Да, конечно. Где он? – спросил Гунтрам, ища мужчину глазами, но тот, как обычно, растворился в воздухе, увидев, что его герцог на правильном пути.
– И ты должен убрать эту собаку из моей комнаты! Животное заняло твой шкаф, и мы не можем ее выгнать! Она кусает всех, кто приближается к твоей одежде! Она даже пыталась укусить меня! И храпит она так громко, что мне пришлось перебраться в твою прежнюю спальню. Я правда подумывал о кардинальном решении проблемы!
– Ты бы не посмел! – запротестовал Гунтрам.
– Нет, не посмел бы. Присутствие этого монстра давало мне надежду, что ты вернешься за ней, и я смогу убедить себя, что ты просто уезжал на каникулы, – нервно признался Конрад. – Пожалуйста, возвращайся домой и избавься от нее.
– Ни в коем случае, она остается, Конрад.
– Хорошо, но не в нашей спальне, – сказал Конрад и заметил, как напряглось тело Гунтрама. – Если захочешь, конечно. Я не стану тебя ни к чему принуждать. Понимаю, тебе нужно время, чтобы снова принять меня.
– Я возвращаюсь из-за твоих детей. Я все еще люблю тебя, но должен вновь начать тебе доверять. Для меня это не так просто.
– Ты примешь наше кольцо еще раз? – спросил Конрад, доставая маленькую коробочку из кармана пиджака. – Это только на несколько лет, пока не женится Клаус.
– Я с удовольствием передам его ему, – сказал Гунтрам и протянул свою правую руку Конраду, который быстро надел кольцо, пока его возлюбленный не передумал.
– Мой отец сказал, что я должен пригласить тебя на чай, но еще слишком рано. Хочешь погулять?
– Конечно, ему нужно больше времени, чтобы положить цианид в кофе. Твой отец ненавидит меня.
– Нет, он говорил мне, что хотел тебя застрелить, – улыбнулся Гунтрам и протянул руку Конраду, чтобы он встал.
– Хорошо, буду знать; я буду носить бронежилет, когда он рядом.
– Он лучший отец, которого я бы мог пожелать.
– Да, отец – но не тесть. Существует огромная разница, Maus.
*
Сидеть в саду среднего размера перед одним из самых коварных своих противников и притворяться, что все идет гладко, стало испытанием для Конрада, уже истощившего свои нервы. Дом подходил его супругу: старинная вилла с пятью спальнями, в хорошем районе, с садом, надежно защищенным высокой стеной и старыми деревьями. Приемлемая мебель и ничего вульгарного. Не этого он ожидал от «Жерома Красного» (намек на социалистические взгляды Жерома. – Прим. пер.), как того за глаза называл его старший брат: «теперь все молодые идеалисты думают о своих пенсионных планах». «Горничная» (если бы так можно было назвать властную женщину-иностранку средних лет) осмелилась пожаловаться, что Гунтрам оставил все свои кисти в воде и не убрал акварель с кухонного стола. «Еще раз так сделаешь – и найдешь свои вещи в мусорном ведре. Это моя кухня!» Конрад собрался было высказать ей все, что он думает, но Гунтрам лишь улыбнулся и обнял ее со словами: «Не сердись на меня, Файруза, пожалуйста».
– Это твой парень? Он слишком стар для тебя! Брось его, и я поищу кого-нибудь получше, когда мы вернемся в Брюссель, – сказала она по-французски, – все немцы одинаковые, в их жилах нет крови. Позволь мне поискать среди моих людей.
– Он нравится мне таким, какой он есть. Скучный и все прочее, – прошептал ей на ухо Гунтрам. – Мой отец дома?
