– Я в поезде! Еду к месту встречи! Разве вы не показали ему фотографии?

– Конечно, показал, но Гунтрам начал кричать на Линторффа, и тот напал на меня. Полагаю, что он ушел, пока мы дрались.

– Невероятно! Вы не представляете, где он может быть? Что, если Линторфф навредит ему сейчас? Он знает о смерти своей семьи! Что, если Линторфф думает, что он может пойти в полицию? Гунтрам должен знать многое о его делах! Он жил с ним!

– Вы не знаете, где он может быть?

– Вы потеряли его и хотите обвинить в этом меня? Ищите, и вам лучше найти его в ближайшее время, или я возьму дело в свои руки, сэр!

– Не смейте…

– Что? Найдите мальчика, или будете умолять Линторффа пустить вам пулю в голову! –произнес Мишель голосом, которого Гунтрам никогда не слышал у своего отца, и мальчик ахнул, когда тот бросил трубку с Константином на связи.

– Отец! Это был Репин!

– И что?

– Он убивал людей за меньшее!

– Он должен лучше делать свою работу, и никто не будет кричать на него. Представь, каким нужно быть тупым, чтобы потерять двадцатитрехлетнего парня в пятизвездочном отеле?!

«Он сошел с ума!» – подумал Гунтрам.

– Отец, он убийца.

– Не первый, которого я встречал. Постарайся отдохнуть еще. Мы скоро будем во Франкфурте, а там еще час езды.

*

– Мы ничего не нашли, мой герцог, – в ту же ночь признался Горан. – Мы все еще ищем машину, но до сих пор нет ничего.

– Спасибо, Горан, продолжайте поиски, – ответил Конрад в темноте люкса, который он делил с Гунтрамом. Мягкий стук закрывающейся двери сообщил ему, что серб ушел.

«Он ничего не взял с собой. Ни денег, ни документов, ни одежды, ни даже пальто. Кто мог забрать его? Очевидно, что он не с Репиным, потому что они тоже его ищут».

Ашаффенбург

Черная «Ауди» припарковалась перед большой виллой рубежа веков, частично скрытой за обвитой плющом высокой кирпичной стеной и железными воротами. Гунтрам вышел с машины и удивился, почему отец оставил ее на улице.

– Где мы?

– Дома. Он находится в нескольких минутах ходьбы от Residenz (Резиденции (нем.)), епископского замка. Ты сможешь увидеть реку из окна своей спальни, Гунтрам. Завтра я покажу тебе город. Он маленький, но приятный. Давай зайдем внутрь. Здесь холодно.

Услышав, как скрипнули ворота, Гунтрам вздрогнул, опасаясь, что это насторожит соседей и заставит их выглянуть из окон на пустынную улицу.

– Гунтрам, здесь все меня знают. Не волнуйся. Кроме того, это жилой район. Немцы рано ложатся спать. С другой стороны только дорожка для велосипедов и пешеходов вдоль Майнца, и нас от нее отделяет четырехметровая стена, – объяснял Мишель, пока искал в кармане ключи. Он вошел в дом и быстро набрал код безопасности, в то время как его сын смотрел большими глазами на каждую деталь в фойе, где все было расставлено так, что стиль очень напоминал его прежний дом.

Место было одновременно элегантным и комфортным, с хорошей тяжелой мебелью и коврами, несколькими картинами, все подобрано с классическим вкусом в стиле бидермейер (художественный стиль в немецком и австрийском искусстве (архитектуре и дизайне), ответвление романтизма. Для интерьеров в стиле бидермейер характерны интимность, сбалансированность пропорций, простота форм и светлые цвета. Стены комнат с глубокими оконными нишами окрашивали в светлые тона, оклеивали тиснеными полосатыми обоями. Рисунок на оконных занавесках и мебельной обивке был одинаковым. Эти тканевые детали интерьера были цветными и содержали рисунки с изображением цветов. Дополнительный уют жилому интерьеру придавала окрашенная в теплые тона мебель и настенные акварели, гравюры, а также большое число украшений и сувениров. Предпочтение отдавалось предметам меблировки, соответствующим представлению о функциональности и комфорте. – Прим. пер.). В гостиной были большие окна с видом на сад, завешенные легкими муслиновыми и парчовыми шторами.

– Пойдем со мной на кухню. Файруза, должно быть, приготовила что-то для тебя.

Гунтрам проследовал за своим отцом через большой коридор, который пересекал дом и заканчивался на кухне, современно оформленной и обставленной, с деревянным полом и белой мебелью. Все еще очень замерзший, он снял пальто, оставил его на мраморной стойке и подошел к радиатору, чтобы немного согреться.

– Табуле (восточный салат. Основные ингредиенты – булгур (крупа из обработанной кипятком, высушенной и раздробленной пшеницы), очень мелко порезанные овощи и зелень петрушки и мята. Иногда вместо булгура используется кус-кус. – Прим. пер.) с запеченными баклажанами или цыпленок? – спросил Мишель, быстро осмотрев содержимое холодильника.

– Прошу прощения?

– Это моя экономка оставила. Я бы предложил цыпленка. Она кладет слишком много перца в табуле.

– У тебя здесь есть экономка?

– Я не умею готовить. Никогда не мог и не смогу. Радуйся, если мне удастся включить микроволновую печь. Ее зовут Файруза. Хорошая женщина. Она со мной семь лет и согласилась остаться с тобой, когда я уеду.

– Когда ты уедешь? – ахнул Гунтрам и снова почувствовал головокружение.

– Всего на несколько дней. Я должен продолжать вести свою обычную жизнь, чтобы не вызывать подозрений. Мы скоро уедем. Все готово. Иди садись за стол. Я постараюсь приготовить тебе ужин, – говорил Мишель, доставая из холодильника пластиковые контейнеры, ставя один из них в микроволновую печь и включая ее.

– Подожди! Сначала его нужно открыть, или он взорвется внутри! – предупредил Гунтрам. «Он действительно не умеет готовить!»

– А, точно. Никак не запомню эту часть, – Мишель пожал плечами и сделал, как ему сказали. – Одна из причин вынудить тебя работать с раннего возраста. Ты должен был научиться справляться самостоятельно. Лучано сказал мне, что рядом с тобой он неизменно чувствовал себя бесполезным. Ты всегда знал, что делать, и никогда не просил совета. Он несколько раз говорил мне, что ты умен не по годам, и я гордился тобой. Иди сядь и поешь, – сказал Мишель, достал блюдо из деревянного шкафа и подал теплую запеченную куриную ножку с картофелем. Он положил только часть табуле и сел рядом со своим сыном, наблюдая, как тот ест в полной тишине.

«Он подчиняется каждой команде», – вздохнул он.

– С тобой все в порядке? Ты принял таблетки?

– Да, отец, – ответил мальчик и достал из пиджака коробку с таблетками, чтобы запить водой ночную дозу. Его сын напоминал робота, ничего общего с трепещущим мальчиком, которого он помнил, прыгавшим ему на шею и обыскивающим карманы в поисках конфет. Любознательного ребенка, который всегда расспрашивал его о путешествиях, о самолетах, в которых он был, или о людях, с которыми он встречался, больше не было. Влюбленный юноша, полный жизни и счастья, которого он запомнил по парижскому кафе, тоже исчез. Перед ним был больной человек, прилагающий все усилия, чтобы справиться с ситуацией и потрясением. «Господи, кто сделал это с тобой? Линторфф, Репин или я?»

– Я никогда не хотел тебя покидать и еще меньше – отдать Линторффу. Это была просто уловка, чтобы выиграть время. Я использовал его собственные драгоценные правила и его же оружие против него самого. Мне стало понятно, что мы обречены на провал, когда я узнал, что он встречается с Комтурами – это боссы мафии, управляющие территориями, – почти раз в месяц. Он звал их по именам и интересовался их мнением больше, чем мнением любого промышленного магната. Эти жалкие люди восхищались Линторффом, потому что он был таким же, как они, и сочетал в себе совокупность мафиозных добродетелей: богатый, беспощадный по отношению к своим врагам, образованный (у большинства этих людей огромный комплекс из-за недостатка образования, и они делают все возможное, чтобы их дети выглядели, как молодые аристократы), хорошо владеет оружием, отлично справляется с бизнесом и имеет больше связей, чем можно себе представить. Линторфф услышал их, удовлетворил их прихоти и притворился «демократическим» человеком. Итальянские мафиози были абсолютно помешаны на нем. Это был их шанс стать респектабельными, а строгий старомодный кодекс Ордена напомнил им об омерте («кодекс чести» у мафии, включающий следующие положения: есть только одна причина покинуть организацию – смерть; обидчик одного члена организации обижает всю организацию; правосудие вершит только организация; члены организации подчиняются главе организации беспрекословно; предательство карается убийством предателя и всех его родственников; под предательством подразумевается даже произнесение любых слов в стенах тюрьмы во время следствия. – Прим. пер.). Довольно скоро за ними последовали французские, голландские и немецкие гангстеры, точно так же, как их предки следовали за предыдущими Грифонами. Все они увидели, что их грязные деньги могут быть очищены и при этом принести прибыль. Эти деньги помогали другим уважаемым членам стать намного богаче, чем прежде, и никто из них не жаловался. Он даже придумал очень умную вещь, чтобы облегчить их совесть, – Фонд Линторффа: часть легальной добычи идет туда на благотворительность, все согласно принципам католической церкви и кое-что от протестантов. Итальянцы, самые сильные из всех, просто полюбили это, а некоторые из их жен были приняты в Ватикане. В точности как было в Германии Мартина Лютера. Много раз я задавался вопросом, когда епископы начнут подписывать папских золотых тельцов за свои грехи. Так же было при Тевтонском ордене: они могли делать все, что захотят, на балтийских и русских территориях, как угодно управлять ими в обмен на колоссальные налоги в треть своей прибыли, чтобы поддержать крестовые походы и позже Ватикан. Эти немцы были достаточно умны, чтобы смешаться с местной элитой и устанавливать относительно слабую систему, пока они платят налоги. Линторфф многому научился у своих предков и основывал свою власть на Комтурах и их «солдатах», используя остальных в качестве каналов для этого невероятного богатства.