Коля пристально присмотрелся к котёнку, замедлил движение в магазин и через несколько секунд остановился прямо возле малявки.

– Ах ты, рыжий! – заорал он с глупым безумием. Он развеселился от такой неожиданной встречи, заулыбался прямо до ушей. Забыв о водке и наказе приятеля бежать в магазин побыстрее, он бешено, как угорелый, подскочил к малявочке и поставил свой грязный ботинок между котёнком и лужицей, из которой можно было напиться. Котёнок испугался, поднял головку и так обиженно мяукнул, что нормальный человек не мог бы не пожалеть его в этот момент.

– Что мяукаешь? – жестокосердно сказал Коля и, подойдя к котёнку и наклонившись, схватил его двумя пальцами за ушко и рывком вздёрнул до самых своих глаз. Ушко котёнка сильно натянулось под тяжестью тела и ему стало нестерпимо больно. А Коля оскалился от удовольствия. Он с наслаждением наблюдал, как рыжий котёнок болтается в воздухе и перебирает лапками в надежде вырваться на свободу. Если бы он мог говорить, то сказал бы примерно так: «Да что тебе надо от меня, придурок? Что я тебе сделал плохого?» Котёнок без конца сучил лапками, извивался, вертелся вправо и влево по оси. Он жалобно мяукал, прося пощады, но обидчику от этого мяуканья было очень весело и приятно. Рыжий уже устал бороться и мяукать. Он бессильно обвис и замолчал, отдавшись воле судьбы. Но Коле его молчание не понравилось. Он прижал ушко котёнка ногтем к своему пальцу. Котёнок неистово запищал от боли. Не переставая наслаждаться и скалиться, Коля наблюдал за ним и одновременно думал, какую пакость ещё сделать котёнку. В голову приходила одна варварская мысль за другой. Ему хотелось сделать котёнку ещё больней. И он с ещё большей изуверской силой вонзил свой ноготь в его ушко. И начал резко поднимать вверх и опускать вниз. Потом начал дёргать, как какую-то тряпку. Котёнок запищал ещё громче и жалостливее.

– Нe пищи! – по-жандармски приказал Коля, скаля зубы.

Старушка в это самое время, пригревшись на солнышке, задремала, привалившись к жёсткой коре липы. Спала она всегда чутко, как видимо, и все немолодые люди. И при малейшем звуке всегда просыпалась. Последний сумасшедший возглас разбудил её. Она раскрыла глаза и не могла сначала понять, что происходит. И тут увидела рыжего котёнка, которого Коля дёргал, крутил в воздухе, трепал за ушко.

– Что ты к нему привязался? – обнаружила она издевательство над котёнком. Старушка собрала все свои силёнки и вступилась за рыжую малявочку. – Отпусти котёнка! – повысила она голос. – И ступай своей дорогой. Иди, куда хочешь. Как шёл, так и иди! – негодовала защитница котёнка.

Только сейчас Коля обратил внимание на старушку, сидевшую на брёвнышке под липой.

– Ты что там квакаешь, бабка? – окрысился Коля. – Сиди там и помалкивай побольше! Без тебя обойдёмся!

– Отпусти котёнка!

– А я хочу, чтобы он попищал. Хочу его помучить. Пусть попищит! – прокричал Коля и, приблизив котёнка и своему уху, стал слушать, как он пищит. – Это он песенку поёт, – и заржал по-лошадиному. – Эта скотина живучая. Всё выдержит.

– Сам ты скотина! – прозвучал слабый голосок старушки.

– Помолчи, бабка! – злился Коля. – Не твоё дело!

– Отпусти котёнка! Я сказала тебе, дураку! Отпусти! Зачем ты его мучаешь?

– А мне хочется его помучить! Гы – гы – гы…

– Да отпусти котёнка, скотина ты этакая!

– Бабуль, – иезуитски лыбился Коля, – ты глупа, как этот котёнок. Тебе уже давно пора подыхать, а ты там что-то пытаешься соображать. Помолчи лучше. Не влипай не в свои дела!

– Порядочный ты придурок! Вот кто ты! И подыхать не мне надо, а тебе, чтобы дурачков на земле стало поменьше. А то сколько их расплодилось!

Как раз в этот момент из подъезда вышел довольно энергичный, интеллигентного вида мужчина лет сорока, в тёмном костюме, при галстуке. Это был супруг Людмилы Петровны. Он работал научным сотрудником городского зоопарка и сейчас торопился на работу.

– Здравствуйте, Татьяна Алексеевна! – громко сказал научный сотрудник, зная, что бабуля несколько недослышит.

– Здравствуйте, Игорь Андреевич! – отозвалась Татьяна Алексеевна. – На работу торопитесь?

Коля, как только Игорь Андреевич вышел из подъезда, швырнул котёнка и заторопился в магазин. Он очень сожалел, что не успел высказать старушке ещё несколько омерзительных словечек.

У Игоря Андреевича ни секунды не было свободного времени, поэтому он не заметил, не обратил должного внимания на случай с котёнком. Помахивая портфелем, он быстро пошагал на автобус.

Перевернувшись несколько раз в воздухе, котёнок сумел всё-таки благополучно приземлиться на все четыре ноги. Сделал мягкую посадку. Его маленькие ножки вовремя сумели выполнить роль надёжных, спасительных амортизаторов. Он сел на задние лапки, почесал болевшее ушко. Затем осмотрелся, ещё почесал зудящее от боли ушко и уставился на Татьяну Алексеевну. Он ещё как следует не очухался после такого непомерно резкого потрясения. И не знал, куда идти. Вид у него был растерянный и упрашивающий, будто он хотел посоветоваться со своей защитницей по этому вопросу. Только вот не умел говорить.

– Иди, напейся водички, – сердечным голосом сказала Татьяна Алексеевна, понимая, что котёнку нужна помощь. – Этот придурок ушел. Он теперь тебе не помешает. Иди, напейся.

– Кто-то, наверно, подбросил котёнка в наш двор, – услышала Татьяна Алексеевна женский голос, прозвучавший рядом с ней. Она повернула голову и увидела свою хорошо знакомую старушку, с которой была в очень хороших отношениях. Это была Зина, женщина очень рассудительная, уважительная, за что её уважали все жильцы подъезда. Недавно ей исполнилось сорок лет. Жила она почему-то в полном одиночестве, если не считать маленькую собачку Юльку. Несмотря на это, она отличалась довольно высокой жизнерадостностью весёлым, неунывающим нравом, высокой порядочностью. Татьяна Алексеевна души в ней не чаяла, безмерно обожала одинокую женщину и относилась к ней с неиссякаемой материнской любовью. Зина была для неё как дочь. А может и лучше дочери. Смотря какая дочь. Татьяна Алексеевна частенько прибаливала: годы берут своё. В такие дни лежала в постели и не могла сама дойти до магазина за продуктами. В такие трудные моменты ей бескорыстно помогала Зина. Помогала от души, не думая ни о каких вознаграждениях. Старушка однажды вознамерилась ей заплатить за проявление такой тёплой заботы. Однако Зина наотрез отказалась от денег. Сказала, что совесть не позволяет ей брать деньги от больного и старого человека, что помогает ей исключительно из гуманных соображений.

– Это ты, Зина! – встрепенулась старушка. – А я не слышала, как ты ко мне подошла. Ты что-то у меня спросила?

– Котёночка кто-то подбросил в наш двор? – усилила голос Зина.

– Кто-то подбросил, – сказала Татьяна Алексеевна, глядя на малявку, продолжавшую сидеть на задних ножках. – А мне, знаешь Зин, очень жалко его, – плаксиво разжалобилась старушка.– Он ведь как ребёночек маленький, несмышлёный. Я всю свою жизнь работала воспитательницей в детском доме. Сразу после войны пришла в детский дом – и до самой пенсии. Дети были сиротами, без отцов, матерей. Жалко мне их было, – дрожал её голос. – И этот котёночек напоминает мне малого ребёнка. Никакой разницы. Такой же слабенький, беззащитный. А этот дурак, – разволновалась она, – схватил его за ушко и стал над ним издеваться. Мучил, мучил и швырнул на землю. Из гаража этот дурак, – и указала трясущимся указательным пальцем на гараж. – Ты хорошо знаешь этого придурка.

– Знаю, как же не знаю, – сказала Зина. – Этого придурка весь наш дом знает. Его и все шофера так зовут. Он на самом деле придурковатый. Там ещё Вася есть. Тоже хорош, – язвительно сказала она и нахмурила брови. – Они частенько выпивают в нашем подъезде. Всeгда ночью. Узнали наш код и спокойненько открывают дверь.

– Иди, иди, напейся водички, – уговаривала Татьяна Алексеевна котёнка, который всё смотрел на неё. – Я его покормила булкой. Он пить хочет теперь. Подошёл к лужице и хотел напиться. А этот придурок всё испортил. Так и не напился, бедный. А пить хочет. Булку сразу съел. Сильно проголодался. А теперь боится подходить и лужице. Я бы поднесла его к этой лужице, чтобы он напился, но трудно мне вставать. Спину что-то всю разломило.