Однажды, когда сооружался очередной стог, отец «подложил» Наде… змею.
А дело было так…
Приняв сено, Надя начала граблями распределять его, и вдруг заметила серую ленточку, которая стала самопроизвольно извиваться.
Наученная быстро уворачиваться от острых вил, Надя (хотя в глазах уже рябило от сена) моментально отреагировала.
– Змея! – завопила она и столкнула заброшенную отцом охапку обратно.
Отец тоже «отреактировал» мгновенно, отскочив в сторону. Прежде чем продолжить работу, отец убедился, что змея сброшена. Это была длинная серая красавица-гадюка.
Отец не стал её убивать.
– Пусть живёт! На земле нет ничего лишнего, – рассуждал он.
– Па! А если она кого-нибудь укусит? – переживала Надя.
– Сапоги надо надевать резиновые… да и расходиться с миром, – мудро объяснил отец. – Не она к нам пришла, а мы к ней.
После встречи со змеёй работали молча и с удвоенной осторожностью.
И вот – конец, делу венец!
Был ещё один момент, замечательный для Нади, – спуск с высокого стога на землю.
Отец подставлял к краю стога две длинные гладкие оглобли, и Надя, «как по рельсам», с визгом съезжала вниз.
Утешая себя этими приятными воспоминаниями о метании стога, Надя тащила с отцом последнюю копну и думала: «Хорошо, что скоро будет приятная работа…»
Хмуриться не надо, Надя!
Хмуриться не надо, Надя!.. —
послышались ей обрывки песни, в которой ветер переименовал Ладу в Надю.
– Шабаш! – сказал, наконец, отец. – Домой!
По привычке пружиня, как на трясине, Надя шла вслед за отцом по знакомой тропинке.
И всякий раз, когда она, усталая, возвращалась домой, от земли исходила необъяснимая сила, которая брала Надю за руку и вела сквозь лес, через поле в синеглазых васильках, подмигивающих ей, к родному крыльцу.
На крыльце усталых тружеников, как всегда, встречала почти неразлучная парочка: пёс Цезарь и слегка заспанный, но важный и мудрый, кот Васька, знаменитый своей белой «манишкой».
– Ж-ж-и-вут ж-же… – жужжал над головой Нади шмель-сплетник, имея в виду Цезаря и Ваську.
– И правильно делают, что живут, – возражала ему Надя, гладя своих любимцев.
Спустя минуту, угощая Ваську молоком (Цезарь предпочитал другое меню), Надя назидательно говорила:
– Ты сначала понюхай! Сеном пахнет!
И, вздыхая, добавляла:
– И моим по́том…
Но не было в тот момент никого на свете сильнее и счастливей Нади…
Королева красоты и частица «не»
– Расти, коса, до пояса, не вырони ни волоса, – приговаривала мать, причёсывая дочку, и… доприговаривалась. Выросла у Кати Королёвай коса не до пояса, а… до «этой самой», в общем.
– Наша деревня отродясь косая, – говаривали местные старожилы. – Мужики косые, особенно по праздникам. Бабы, окромя косы, другой причёски делать не умеют. И названьице деревни подходящее.
Действительно: имел место тот самый случай, когда название отражало содержание, ибо деревня называлась Косово.
Что верно, то верно: косой в этой деревне никого не удивишь, поэтому и Катина коса восторгов у односельчан не вызывала, а вот заезжие городские восхищались: «Королева красоты!»
И было чему удивляться. Коса у Кати представляла собой толстый канат цвета пересохшей соломы. Сие творение природы весьма гармонично дополнялось очаровательными веснушками. Обладательница этих прелестей, тем не менее, очень переживала и расстраивалась.
В школе Катя училась отлично, но была, как многие деревенские, робкой и застенчивой.
После восьмого класса она (для облегчения своих страданий) отрезала косу и решила поехать в райцентр поступать в педагогическое училище.
Директор школы напутствовал свою любимую ученицу словами:
– Запомни, Катерина! Ты умница! Сдашь на одни пятёрки. Главное, не робей, обходи панику стороной и не слушай лишнего. Кстати, зачем косу-то отрезала?
– Чего я буду там позориться-то с косой, – объяснила Катя.
– Понятно, – сказал ничего не понимающий в причёсках директор, – тогда в добрый путь!
Без косы, зато в новом платье и в новых босоножках, Катя бодро шагала по центральной площади райцентра.
– А я одной тобой любуюсь,
И сама не знаешь ты,
Что красотой затмишь любую
Королеву красоты! —
кричал из репродуктора ей вслед Муслим Магомаев[1], которого она тайно обожала.
Катя приосанилась и, посмотрев на себя в витрину магазина, где стояли манекены, согласилась со знаменитым певцом: «А я и впрямь без косы хорошенькая! Не хуже этих…» – и она высокомерно, снизу вверх, покосилась на манекены.
Внутри у Кати встрепенулось что-то королевское, благо и фамилия этому способствовала. С гордо поднятой головой, на которой с лёгкой руки Магомаева тут же «выросла» «корона», она дошествовала до училища.
Около входа гудела огромная толпа, безжалостно заражающая подходивших неуверенностью и страхом. Катя почувствовала, как её «корона» дрогнула и, щекоча макушку, начала сползать набекрень.
Внезапно кем-то невидимым прокричалось приглашение «На диктант!», и все нервно ринулись в открывшуюся дверь.
Толпа «схватила» Катю за рукав, затем за подол платья и… потащила. «Хорошо, что косу отрезала», – успела подумать только что коронованная королева.
«Корона», между прочим, едва держалась на голове, и кто-то в толкучке окончательно сбил её, поэтому в здание Катю втолкнули как… простолюдинку, не годящуюся даже в служанки королевы.
Уже в вестибюле, плывя по течению, Катя вдруг отпрянула, увидев рядом помятое существо с веснушчатым лицом и копной соломы на голове. Существо отдалённо напоминало ей кого-то из знакомых.
С трудом признав саму себя, Катя притормозила и вывернулась из потока. Перед ней было огромное зеркало, которое красноречиво укоряло её за вид растрёпанного молоденького домового.
«Здесь без граблей не обойтись», – вспомнила удобный инвентарь Катя, лихорадочно разгребая расчёской «солому» на голове.
Пока она занималась «сельхозработами», народ захватил аудиторию. Естественно, Кате досталось единственное место под носом у комиссии, в центре которой сидела большая сердитая женщина.
«Наверно, Главная», – подумала Катя.
Главная посмотрела на Катю и металлически произнесла:
– Всё лишнее оставить при входе!
Катя не шелохнулась.
– Я Вам говорю! – разгневалась Главная.
Раздумывая, что же может быть лишним, Катя вытащила из кармана носовой платок, расчёску, мелочь на обратную дорогу домой, авторучку.
Главная выплыла из-за стола, обошла Катю вокруг, особенно внимательно посмотрев почему-то на заднюю часть её тела, а затем, не найдя ничего, обиженно поджала губы и ушла обратно, в комиссию.
Диктант оказался настолько простым, что Катя не верила собственным ушам. Проверив его вдоль и поперёк, она, привычно уверенно, первой пошла сдавать работу.
– Всё? – возмутилась Главная, взяв листок.
И недовольно добавила:
– Что ж, свободна.
Катя запоздало испугалась.
Через несколько минут толпа снова гудела на улице. Со всех сторон доносилось:
– Частица «не»… частица «не»…
– Ничежописе! – негодовала девица интеллигентной наружности с модной стрижкой. – Диктантик! Сплошные частицы «не»!
– Да что они?! Совсем что ли!? Зарезать нас хотят! – вторил чей-то вопль.
Кто-то невидимый выкрикнул, что через полтора часа огласят результаты.
Время ожидания повергло Катю в ужас. Наслушавшись окружающих, она окончательно уверовала в то, что в сельской школе её учили по совершенно другим правилам, так как частицу «не» (из того, что ей удалось расслышать) она написала с точностью до наоборот.
