Из «улова» Сашка себе не взял ничего; Колька всё закопал у себя во дворе с надеждой воспользоваться «добычей» при удобном случае.

Затем Роткин предложил, ради озорства, залезть в правление колхоза. Там стоял двадцатилитровый бидон с мёдом. Роткин придумал спрятать бидон где-нибудь, назло председателю, который недолюбливал Кольку. Роткин умел убеждать, и Сашка согласился. Бидон закопали в кустах. В результате выпала Сашке «романтика» длиной в восемь лет. В семнадцать лет он совершил свой «приключенческий» поступок; пока шло следствие, исполнилось ему восемнадцать.

И вместо армии, что в те времена действительно считалось почётной обязанностью, «засудили» Сашку.

Сколько позора пришлось пережить матери, отцу, родне, а особенно – самому Сашке.

«Чёрный ворон» привёз его к правлению колхоза как особо опасного преступника: ну как же – похититель социалистической собственности.

Опять вся деревня сбежалась.

Многим не верилось, что это сделал Сашка, замечательный парень! Но большинство склонялось в сторону осуждения и считало его чуть ли не «врагом народа».

Старшая сестра, красивая двадцатилетняя девушка, кричала ему через стенку «чёрного ворона», что «дома всё хорошо, все здоровы», спрашивала, как он? Но не слышали они друг друга через жуткую броню машины.

Позднее, через много лет, оба вспоминали о пережитых чувствах и… плакали, как тогда, в тот трагический день.

А душераздирающая сцена около пруда, куда подогнал водитель своего «воронка», чтобы помыть его…

Рядом был отчий дом Сашки. Мать, обезумевшая от горя, подбежала к водителю:

– Сынок! Открой! Дай взглянуть на кровинушку мою!

Шофёр был неумолим:

– Не положено, мамаша!

Мать рухнула перед ним, вцепилась ему в ноги:

– Сынок! Милый! Очень тебя прошу!

Шофёр сглотнул ком, подкативший к горлу:

– Не положено… попадёт мне…

И уехал, так и не помыв машины. Мать долго лежала на земле, вцепившись руками в траву и стонала.

А Сашка? Сашка чувствовал, что находится рядом с домом. Ему даже «послышался» знакомый запах жареной картошки (хотя в доме толком не питались уже несколько недель).

Да! Грехи наши тяжки…

Позже в сельском клубе (вероятно, «для острастки» местного населения) был показательный суд.

Сашка сидел на скамейке, на сцене, растерянный, улыбающийся, похудевший, по-прежнему красивый и… хороший. Он был рад, что видел родные знакомые лица, и был мужественен, потому что в эти минуты он страдал и горько плакал… но никто не видел этих слёз… кроме матери.

…Долго ещё ей придётся ходить по деревне с опущенной головой и тяжким грузом на сердце, пока постепенно не утихнет недобрая память людей…

«Вляпался» всё-таки Сашка-романтик… За участие в ограблении магазина грозила ему тюрьма. Убитые горем родители продали корову, чтобы нанять адвоката.

И вот однажды подъехала к их дому серая «Волга». Вышел из неё немолодой лысоватый мужчина, маленького роста, с брюшком, в сером плаще. Отмахнувшись шляпой от мух, он тут же прикрыл ею лысину и медленно «покатился» к дому.

Мать Сашки суетливо забегала, не зная, куда посадить высокого гостя. На ходу она лихорадочно соображала, чем его угостить, так как в доме, кроме картошки, ничего не было.

Сунув в спешке десятилетнему сыну Лёньке решето, она приказала посмотреть, не снесли ли «чего-нибудь» куры? Лёнька вернулся быстро: в решете было два яйца. Мать тут же отправила сына в магазин за «четверинкой» водки (букву «т» в этом слове деревенские почему-то опускали).

Через некоторое время адвокат (по фамилии Басов) уже сидел за столом, выпивал и закусывал. Он вяло слушал выстраданный рассказ матери о сыне, попавшем в беду. И тут… В дом вошла Анфиса, старшая сестра Сашки-романтика.

Адвокат застыл с открытым ртом и поднесённой ко рту стопкой… Его словно пронзило. Он… сразу влюбился! Да и как не влюбиться, когда перед ним возникла, будто из сказки, такая красавица!

Опрокинув стаканчик, Басов наконец заговорил. Голос у адвоката оказался тонким, что никак не связывалось с его толстой фигурой.

– Не беспокойтесь, мамаша! Всё будет наилучшим образом; за это баловство ничего страшного не будет, тем более… магазину вернули всё… и ещё чистосердечное признание зачтётся… – рассеянно нёс адвокат, уставившись на Анфису.

Анфисе стало неприятно от этого взгляда, и она, взяв вёдра, ушла за водой.

– Хороша! – сказал адвокат.

Мать решила, что речь идёт о водке и пожалела, что мало взяли.

– А где она работает? Или учится? – спросил адвокат.

– Кто? – не сразу сообразила мать.

– А кто сейчас входил?

– Дочка моя… Ах, дочка? На заводе работает. Вот со смены пришла.

«Эх! – подумал адвокат. – Разве можно такому бриллианту работать?! Да ещё на заводе…»

Уезжал внезапно влюбившийся адвокат с двумя счастливыми чувствами: во-первых, в руках он держал портфель с «целой коровой», предварительно превращенной в очень приличную сумму; во-вторых, за плечами его трепетали свежевыросшие крылышки любви, несмотря на то, что дома его ждала жена (правда, давно надоевшая) и двое детей.

Короче, зачастил адвокат в деревню. Сначала мать, поглощённая мыслями о Сашке, ничего не замечала; она только и делала, что занимала деньги и угощала адвоката. «Лишь бы это помогло», – думала мать. Адвокат хорошо кушал, хорошо пил и откровенно «пялился» на Анфису.

Однажды он приехал в нарядном костюме; от него так несло одеколоном, что даже кот Тихон расчихался.

– Где Анфиса? – спросил Басов тонким голосом.

– Так она с отцом на лугах. Косят после заводской смены… для колхоза, – ответила мать, не понимая, зачем адвокату нужна Анфиса.

– Значит, Анфиса и в колхозе работает?! – изумился адвокат.

– Приходится, – вздохнула мать.

– Вот хочу её в город пригласить… погулять, – прокукарекал адвокат и почему-то хитренько подмигнул матери, чем очень насторожил её.

«И это на ночь-то глядя!» – изумилась она.

Оставив адвоката наедине с «любовным настроем», мать побежала искать Лёньку. Он на крыльце возился с собакой. На всякий случай схватив Лёньку за ухо, она приказала ему:

– Беги на луга и скажи, чтобы Анфиса домой сегодня не приходила! Пусть у тёти Насти переночует!

– За что? – спросил Лёнька (то ли насчёт уха, то ли насчёт сестры).

– Беги, кому говорят! – прошипела мать.

Не поняв, за что наказывают сестру, Лёнька побежал на луга.

Прождав Анфису до темноты, адвокат отправился восвояси. Через минуту в дом вбежал Лёнька:

– Яшка адвоката лупит!

Яшка – тайно влюблённый в Анфису парень (правда, об этом знала вся деревня). Сам он с ней не «гулял» (пока стеснялся), но и никому из парней не позволял, так как имел к Анфисе самые серьёзные намерения, а также самый крепкий кулак в округе.

Кстати, и Анфисе Яшка нравился (но вот об этом не знал никто).

Мать выбежала на крыльцо, и первое, что увидела в полумраке, – это багровую лысину адвоката. Шляпа плавала в придорожной канаве. Яшка одной рукой держал адвоката за нарядный костюм, а другой собирался нанести знаменитый удар.

– Не надо, Яша! – прокричала мать.

– Здрасьте… – робко поздоровался Яшка с матерью своей любимой и разжал руку.

Отпущенный «Ромео» рухнул на пыльную дорогу.

Больше адвокат в деревне не появлялся.

А Сашке – восемь лет дали… несмотря на «коровьи» деньги.

– Батон… Батон… – тихонечко проговорила Анечка, сидя на крыльце, и громко добавила:

– Ну, как? Слышно?

– Да вроде нет, – ответила её подруга Анфиса, вылезая из кустов. – Иди! Теперь ты послушай.

Анечка в кусты не полезла, а зашла к ним в тыл.