– Вот отрава! Ну не гадёныш ли?! – и, вздохнув, добавила: – Пойдём, Нюрок, чхнём на них по разочку.
Не соображая, на кого предлагает «чхнуть» Варвара, Аня вышла на сцену и замерла: на неё уставился целый «миллион» пар глаз. Чтобы вывести несчастную из оцепенения, Варвара легонько и незаметно ущипнула её. Аня вздрогнула. Вероятно, это выглядело очень комично, так как по залу прошёлся смешок. Зрители зааплодировали, и Аня очнулась.
Варвара строго посмотрела на неё и бровями «дала отмашку»: три-четыре. Девчонки заиграли.
На третьем такте Варвара «споткнулась» и замолчала. По инструкции, сбившийся (если не сможет продолжить игру) должен досидеть до конца выступления. Но Варвара встала, с грохотом отодвинула стул, освобождая себе проход, и спокойно, вальяжно пошла за кулисы, «крякая» баяном в такт своим шагам.
– Бра-во! – словно камень, полетел на сцену счастливый выкрик Марусёва.
В ответ на него так и не взошедшая «звезда» (в лице Варвары) весьма театрально изобразила через плечо традиционное «Чхала я на тебя!» По «музыкальным» рядам прокатилась волна смеха.
Скрылась за кулисами Варвара в тот момент, когда Аня, с ужасом глядя ей вслед, «допискивала» (поскольку играла в высоком регистре) мелодию «до конца».
– Бис! Бис! Бис! – орала марусёвская банда, радуясь провалу.
Жалкий всхлип утопающей песни был похоронен в море вопля.
Аня попыталась взглянуть на происходящее трезвым взглядом и обнаружила, что её глаза расТРОились: один глаз заметил несчастно опущенную голову Преподавателя, второй пытался навести резкость на расплывшееся изображение зрителей, третий скользнул по первому ряду, где сидели коллеги Преподавателя и коллективно выражали всем своим видом: «Ну и ЧТО ты здесь выставил?!»
Ане стало жаль Преподавателя (ведь он просил «не подвести»).
И тут… С ней произошло невероятное.
«Ах, тебе БИС нужен? – мысленно крикнула она Марусёву – Так получай!»
Перескочив в средний регистр, Аня нарочито громко заиграла прерванную Варварой партию. Зал недоумённо затих.
А дальше… всё было, словно во сне.
Среди долины ровным,
На гладкой высоте
Цветёт, растёт высокий дуб
В могучей красоте.
Аня вдруг осознала, что играет песню, в которой двенадцать или тринадцать куплетов. Бывало, отец Ани, опрокинув пару стаканчиков в праздничный день, пел эту песню целиком, а закончив, всегда говорил: «Эх! Один куплет пропустил!»
И Аня, проиграв один куплет, заиграла второй. Играя второй, Аня вспомнила, что в песне говорилось что-то про красное солнышко, которое «взойдёт», и она, перескочив на октаву выше, утихомирила аккомпанемент и, мысленно представив свой деревенский рассвет, тоненько показала, как встаёт это самое солнышко.
Потом должна была «ударить непогодушка», и Аня так «врезала» по басам, что даже сама вздрогнула.
«Что же делать дальше?» – её мысли метались в поисках выхода, но пальцы были уже неуправляемы и сами мстительно «скакали» по трём октавам.
«Так двенадцать или тринадцать куплетов? – лихорадочно вспоминала Аня. – А сколько я сыграла?… Кажется, пять».
Понимая, что играет одно и то же (то выше, то средне, то ниже), Аня начала разнообразить окраску мелодии, опираясь на обрывки слов из песни.
«Получай! Я тебе покажу БИС! – демонстрировал свою злость Анин баян, рявкая аккордами. – Я сыграю ВСЕ тринадцать куплетов! Впрочем, нет, пусть будет двенадцать».
Высокий дуб развесистый,
Один у всех в глазах,
Один, один, бедняжечка,
Как рекрут на часах.
Играя, Аня представила себе этот дуб, похожий на неё своим одиночеством, и сердце её сжалось.
Тут же всплыл образ Марусёва, но Аня сразу «уничтожила» его, решительно надавив на клавиши. На фоне могучего красавца-дуба, защитника и покровителя, Марусёв смотрелся жалкой осинкой.
«А почему осинкой? Осина – неплохое дерево, – спохватилась Аня, – скорее, репейником… Хотя и от репейника тоже польза есть».
Так и не найдя в природе подходящего растения для сравнения с Марусёвым, Аня окончательно убедилась в ничтожестве этого человека.
«Двенадцать или тринадцать? – продолжала вспоминать Аня. – Ой! А сколько я сыграла? Кажется, десять… Пора заканчивать. Финал должен быть праздничным и красивым».
И Аня изо всех сил, насколько смогла, изобразила это.
Сдвинув меха баяна, Аня облегчённо вздохнула и… испугалась. Она снова увидела «миллион» пар глаз, о котором забыла, и ей захотелось быстро удрать со сцены, как от Марусёва, но…
Стоп! От кого? От этого подонка? Ну уж нет!
Аня велел Преподаватель) слегка поклонилась. В атмосфере зала что-то взорвалось. Аня, обессиленная, пошла за кулисы.
– Браво! Браво! – кричали ряды «начальных классов», а особенно Нинка Ермилова, внезапно разлюбившая Марусёва.
Вспомнив о Преподавателе, Аня взглянула на него и облегчённо вздохнула: его глаза улыбались.
За кулисы вместо боязливой, не уверенной в себе девчушки шагнула… совершенно другая Аня: прежняя как будто что-то стряхнула с себя, оставила на сцене зажатость и страх; новая – почувствовала лёгкость и свободу. За её спиной ещё долго шумел зал, над которым она нелёгкой ценой одержала победу.
Внезапно перед ней образовалась растерянная Варвара… Аня тут же отвлеклась от себя и сочувственно кинулась к ней:
– Ну, как ты?
– Стыдно сознаться, но в отличном порядке… А что я плохого сделала? Никто не помер. Я, Богу жива-здорова, зрители тоже не пострадали… наоборот, повеселились, что очень полезно для здоровья. Вот тебя, правда, кинула… Прости меня, поганку! (Варвара положила свою ладонищу на худенькое плечико Ани.) Но сыграла ты шедевренно! Меня даже мороз пробрал! Представляешь? Меня! Я чуть в трусы не пискнула.
На ресничках Ани задрожали прозрачные бисеринки. И она заплакала.
– Ты что? – удивилась Варвара, округлив глаза до уровня блюдец. – Из-за Марусёва, что ль? Так он же гнида, а гниды давить надо… презрением. И всех таких же, как он.
– Варька! – прошептала сквозь слёзы усталости Аня. – Спасибо тебе.
– За что?
– Если б ты не ушла со сцены, я бы, наверно, навсегда осталась трусихой. Ты меня… как будто «плавать научила».
– Неужели?! – воскликнула Варвара. – Тогда всегда к твоим услугам! (И она «шаркнула» реверансом.) А если серьёзно… Ань, ты… настоящая подруга.
Наутро, проходя в вестибюле мимо зеркала, около которого был «пост» Марусёва, Аня не полетела стрелой, как обычно, а наоборот – замедлила шаг…
Марусёв молча смотрел на Аню. Аня молча смотрела на Марусёва.
«А он не такой уж и красавец, – с удивлением обнаружила Аня, – щеголь, одетый маменькой по блату в местном универмаге».
Затем, подойдя к зеркалу, впервые, не боясь себя, посмотрелась в него:
«А я, между прочим, ничего! Вот только стрижку надо другую, помоднее».
Злой рок Марусёва испарился из её сознания, страх был уничтожен. Поздравив себя с очередной победой, Аня уверенно и спокойно зашагала прочь от своего «тёмного» прошлого.
«А она ничего…», – шевельнулось что-то непривычно тёплое в душе Марусёва.
Наступал 1966 год. Аня не знала, какие испытания ждут её впереди, но она точно знала, как будет поступать в трудную минуту.
Номерок
– Неужели всё так и было?!
– Да!
– Тогда это сказка!
1
– Ну что, дорогие мои! – Ольга Николаевна (методист физмат факультета) окинула аудиторию весьма многозначительным взглядом. – Завтра последний госэкзамен!
Можно сказать, финишная ленточка замаячила.
– По-рвём! – громко пробасил студент Липатов.
