— Как облака! — тихо заметила Лонсия.

Амилона улыбнулась. Лонери кивнула, хоть сравнение и не показалось ей удачным.

Над небольшим круглым бассейном с белыми водными лилиями возвышалась мраморная статуя, изображавшая склонившегося к воде единорога, на холку которого положила руку девушка с фонарём в другой руке. От фонаря шёл мягкий желтоватый свет, тёплый, в отличие от остального освещения храма.

— Да осветит ваш путь взор Белой Госпожи! — произнесла молодая жрица, подойдя к ним.

Будучи коренной жительницей южной части Ливении, она была темноволоса и смугла, что ещё больше подчёркивалось её белоснежным одеянием.

— Да не покинет вас её благословение! — отозвалась Амилона.

Лонери обратила внимание на сходство двух девушек, хотя то же самое можно было сказать и о Лонсии.

— Привет, Ами, — улыбнулась жрица. — Лонери, Лонсия, я Онлея Лироне.

У неё были необычные глаза: малахитовые с золотыми прожилками, которые, казалось, ещё ярче искрились, когда она улыбалась.

— Покажешь нам сад? — спросила Амилона.

— Конечно! — ответила Онлея. — Пойдёмте.

Сад символизировал три времени года: весна, лето и осень. Здесь первоцветы распускались под жёлтыми и багряными кронами, цвели мимоза и сирень, сочно зеленела трава, а с фруктовых деревьев свисали спелые плоды. Когда глаза Лонери привыкли к обилию красок, она разглядела скачущих по ветвям мелких зверьков и разноцветных птиц.

— В глубине сада есть глубокий пруд в форме семиконечной звезды, — сообщила им жрица. — В нём живут красивые рыбки, которых можно покормить.

— И тут эти рыбки! — шепнула Лонсия на ухо Лонери, и та серьёзно кивнула.

Рыб им было более чем достаточно и дома.

— А можно мы здесь в прятки поиграем? — спросила Лонери.

— Конечно! — улыбнулась Онлея.

— Только недолго, — добавила Амилона. — Мы будем на скамейке у ворот.

— Ты водишь! — заявила Лонсия старшей, когда девушки ушли. — И не смотри на меня так! Сама предложила!

— Ладно, — нехотя согласилась Лонери. — Считаю до ста!

— До двухсот!

— До ста пятидесяти! Всё!

— Только громко!

Лонери прислонилась к дереву и стала считать. Произнеся «сто один», девочка почувствовала, как её мизинца коснулись маленькие коготки. Это была белка.

— Привет, — прошептала Лонери. — Жалко, что у меня ничего для тебя нет…

Белка спрыгнула на землю и стала рыться в опавших листьях. Вытащив какой-то камушек, она повернулась к девочке и вытянула лапки вперёд. Лонери села перед ней и протянула руку. Уголёк упал к ней в ладонь.

— Спасибо… — потрясённо глядя на грызуна, произнесла девочка.

Белка кивнула и вернулась на дерево, затерявшись среди ветвей.

***

Проснувшись, Ориана почувствовала, что лежит на траве. От медового запаха нектара хотелось чихнуть, и она, всё ещё не открывая глаз, раздражённо дёрнула тонким хвостом и почесала нос лапой. Открыв глаза, она увидела, что лежит головой на жёлтом цветке.

«Что-то не то…» — подумала она, распахнув янтарные глаза. От света зрачки немного сузились, пусть и не так сильно, как у взрослой кошки.

Ориана завертела головой по сторонам. И тут её накрыла тень.

«Не меня ищешь?» — услышала она приятный мужской голос.

Но этот голос всё же звучал у неё в голове. Ориане было к такому не привыкать, так как сфинксы довольно часто прибегали к телепатическому общению. Обернувшись, она увидела возвышающегося над ней гигантского белого орла.

Ориана удивилась, понимая, что птица эта, должно быть, раза в два, а то и больше, крупнее тех грифонов, на которых прилетали в их город высокие гости. Король, почти всё время пребывающий в своём человеческом облике, тоже нередко отправлялся куда-то на спине птицезверя. Ориана не боялась крупных животных, но лишь потому, что тех всегда отделяли от неё надёжная стена, прочная клетка или хороший магический щит. А теперь при взгляде на огромного белого орла страх и любопытство боролись в ней друг с другом. И самое главное — кошачий нюх улавливал лишь запахи камня и грозы.

«А вы ведь меня не съедите?» — спросила Ориана осторожно, осознавая, насколько глупо и жалко звучит её вопрос.

Орёл, незаметно для себя несколько изменив строение глаз, с нескрываемым интересом разглядывал это странное существо. На ухе котёнка было колечко со светло-голубым топазом. Коринусен понял, что именно это украшение и позволяло кошечке общаться телепатически.

«Пока нет, — обнадёжил он. — У тебя окрас подозрительный, много думаешь и болтаешь, да и не наелся бы я тобой. Хотя…»

«Нет-нет! — испугалась Ориана, на некоторая время теряя способность к критическому мышлению. — Я невкусная! Правда! И ядовитая! Очень!»

«Я понял, — голос орла прозвучал насмешливо. — Поэтому заприметил тут неподалёку нескольких зелёных чудиков…»

«Зелёные… — глаза котёнка стали ещё более круглыми. — Гоблины?!»

«Может, и гоблины, — согласился орёл. — Я пока не особо разбираюсь в названиях…»

«Но они ведь тоже разумные! — возмутилась кошечка и неуверенно добавила: — Наверное…»

О гоблинах она знала совсем немного, так как никогда не интересовалась этими существами. Но знала, что, как и сфинксы, они не очень жалуют гномов. С последними у вирисов постоянно велись территориальные споры, поэтому отец поминал бородатый народец почти каждый день.

«Впредь буду знать… — рассуждал орёл. — Наверняка не очень вкусные, костлявые к тому же…»

У голодной Орианы пропал аппетит. В конце концов она предпочла думать, что у орла имеется пусть весьма своеобразное, но всё же чувство юмора.

«Я Кор», — представился орёл, решив, что впредь будет пользоваться усечённой формой данного ему Лонери имени.

«А где живут орлы вроде тебя?» — тут же решила пополнить свой багаж знаний Ориана.

«Не знаю, — кошечке показалось, что орёл был удивлён этим вопросом. — Я не видел других».

«Ты всегда был один?» — ужаснулась Ориана, представив на его месте себя.

«Не помню, — признался Кор. — Может быть».

«Это грустно», — посочувствовала кошечка.

«Почему?» — не понял её жалости орёл.

«Ну ведь жить в одиночестве очень грустно!» — пояснила Ориана, всегда окружённая вниманием.

«В одиночестве? — отозвался Кор. — Нет, это вовсе не одиночество, когда вокруг кипит жизнь… Одиночество — это осознание того, что ты один, что нет ничего, кроме пустоты. Вот тогда ты хочешь стать ещё меньше, чем есть, чтоб хоть как-то уплотниться, ибо тебе просто пусто, или же исчезнуть вовсе, не существовать, не осознавать… Что-то такое представляется под этим словом.»

«Нет, одиночество — это когда у тебя нет друзей, родных, тех, кому ты дорог и кто дорог тебе…» — глаза кошечки наполнились слезами.

«Расскажи, что с тобой произошло», — попросил орёл.

Она распахнула крылья, затем, вновь их сложив, начала:

«Ночью меня разбудила служанка, сказав, что нужно уходить, ибо столица атакована львиноголовыми. Приоткрыв штору, я увидела беготню и огненные всполохи. Служанка открыла портал.

— А как же остальные? — крикнула я ей.

— Сражаются, — пояснила она. — Его Величество приказал увести вас в безопасное место.

Разозлившись, я поверх пижамы быстро натянула первые попавшиеся штаны и кофту и выбежала из комнаты…».

«Ты носишь одежду и спишь в пижаме?» — не поверил орёл.

«Это не основная форма, — пояснила кошечка. — Кстати, я не такая уж маленькая, просто кошачье тело у нас взрослеет очень медленно».

Кор кивнул, предлагая продолжить свой рассказ.

«Так вот. Я выбежала из комнаты с твёрдым намерением помочь своим близким, не слушая бегущую за мной и умоляющую остановиться служанку. Тут я увидела львиноголовых и метнула замораживающий заряд. Но те меня тоже заметили, поэтому успели активировать щит и швырнуть огненным шаром. Я смогла уклониться, а вот она нет…

Однако от последовавшей за огнём молнии уйти было уже нельзя. Сосредоточившись на Капле, я попыталась создать силовое поле. Кажется, мне это даже удалось, но Капля треснула, выпуская водоворот чистой энергии…