Окончив свой четвёртый класс и пережив одиннадцатый день рождения, Лонери надеялась, что родители позволят ей ходить без браслета. Однако Декарус и Терали были в этом вопросе единодушны и непреклонны, напоминая, что закон запрещает детям-элементалистам до пятнадцати лет пользоваться опасной не только для окружающих, но и для них самих силой. До недавнего времени Лонери чувствовала разочарование из-за этого, но потом у неё появилась цель, заставившая забыть о мелочных обидах.

Однажды, почти месяц назад, они с сестрой плескались в заводи Золотой реки и соревновались, кто дольше продержится без воздуха. На пятидесятой секунде девочка поняла, что больше не может, но сестра всё ещё держалась. Лонери уже собиралась вынырнуть, когда поняла, что вода отступила от лица, и жадно вдохнула воздух. На восьмидесятой секунде Лонсия не выдержала и вынырнула, Лонери — за ней. Девочки не могли отдышаться: младшая восстанавливала дыхание, а старшая не могла до конца поверить в случившееся.

После этого Лонери приходила к реке каждый день. Она могла бы тренироваться и в садовом пруду, но не хотела раньше времени радовать своим открытием родителей.

Настоящим элементалистом можно стать лишь призвав своего первого элементаля. Огненного духа она создала около двух лет назад. Это был всего лишь бесформенный пылающий шар размером с кулак, однако даже преподаватели, на глазах которых это происходило, слышали его шелестящий с присвистом шёпот. Этот огонь действительно был живым и самостоятельным, но в то же время являлся таким же продолжением Лонери, как рука или нога. Даже заставив пламя угаснуть, девочка продолжала ощущать его присутствие и не сомневалась, что научится, как и отец, дробить осколок духа стихии на несколько сущностей, придавать им различные формы и так же с их помощью устраивать целые представления.

Лонери шла знакомой дорогой, ведушей к Башне Легара, но не собиралась подниматься на холм. Напротив, она присматривалась к оврагам, ведь для практики подходил и неглубокий ручей.

Утренний лес мерцал от капель росы на изумрудной листве под лучами пробивающегося сквозь кроны яркого утреннего солнца. Занимались своими ежедневными заботами мелкие букашки, щебетали птицы. Вот оранжевая с чёрным узором бабочка пролетела совсем рядом, едва не касаясь волос. Лонери потянулась за ней, но летунья была уже высоко. Непонятно почему, но девочка почувствовала себя невероятно счастливой. Хотелось просто идти по лесу и петь или бежать, с восторгом глядя на несущиеся навстречу буро-серые стволы деревьев. Что Лонери и делала.

Наконец она спустилась к реке и, набрав в ладони искрящейся яркими бликами чистейшей прохладной воды, опустила в неё лицо. После чего взглянула на небо, в ясную, глубокую лазурную высь. Высоко пролетела птица, и Лонери прикрыла глаза, представив на её месте себя. И почти наяву ощутила, как упругий ветер несётся навстречу и даёт опору сильным крыльям.

Опомнившись, девочка поняла, что стоит по колено в воде, а на неё падает высокая прозрачная волна.

Стоя на берегу и выжимая подол светло-зелёного платья, Лонери проклинала свою мечтательность. Она ставила башмаки сушиться на камень, когда почувствовала на себе взгляд.

Резко обернувшись, Лонери заворожённо смотрела, как постепенно, по мере приближения, почти незримая туманная фигура превращается в красивую девушку. Длинные волосы цвета коры оплетал вьюнок, платье до земли, казалось, целиком состояло из листьев различных растений. В нескольких шагах от девочки она остановилась.

Лонери, справившись с собой, поглядела в удивительно красивые, хоть и пурпурные глаза девушки и спросила:

— Вы… нимфа?

Та кивнула. Лонери испытала странную смесь недоверия и восторга.

Может показаться странным, но даже для дочери магов подобное волшебство казалось чем-то невероятным, достойным сказок или легенд, события которых происходили во тьме давних веков.

В Ливении не было могущественных волшебников, коими так славилась заокеанская Сайверния. Или они просто не спешили выходить в свет. А в книгах чародеи были представлены людьми хитрыми и жестокими, с которыми героям приходилось бороться. Впрочем, как говорил отец Лонери, отсутствие чародеев приводило к недостаточному количеству создающих полезные в быту магические предметы заклинателей. Лонери допускала, что когда-нибудь ей придётся столкнуться с волшебником. Но встречу с нимфой она не могла предположить вовсе.

Нимфа, коснувшись ладонью головы Лонери, вновь обратилась туманом, который тут же растаял. Девочка надеялась, что нимфа появится вновь, но этого так и не случилось. Лонери вернулась к воде.

Рассказывать об этой встрече в лесу Лонери уж точно никому не собиралась. А вызвать водного элементаля ей так и не удалось. Возвращаясь, она слышала, что за спиной кто-то тихо переговаривается, но обернуться не посмела.

На следующий день её снова постигла неудача. Ни нимфа, ни водный элементаль так и не появились.

========== Глава вторая. Пленники Изнанки ==========

Три года. Трудно поверить, что уже три года прошло, как он снова способен ходить по Неотону, дышать его воздухом и смотреть по сторонам.

И ещё сложней, что все эти три года он сопровождает маленькую карнессу-чернокнижницу.

Он не сомневался, что она до сих пор считает его демоном. Ещё бы: больше похожий на оживший скелет, чем на живого человека, да со способностью оборотничества с переходом через огонь. Впрочем, учитывая его происхождение, она вполне могла оказаться права.

И эти три года он в основном пребывал в облике ворона, не давая человеческому телу более или менее восстановиться. Но пребывать в таком состоянии было слишком больно. Не только малейшее движение становилось пыткой, но даже такие непроизвольные вещи, как дыхание и биение сердца.

— Лежи в воде, больше пей, не меняй облик, — советовал его спаситель, прежде чем вытолкнул его прочь с Изнанки в открывшийся портал.

В общем, он был растерян и совершенно не понимал, как много лет минуло на Неотоне. Он успел лишь заново научиться ходить и кое-как воспринимать теринийскую речь.

Поначалу он вообще ничего не мог рассказать о себе, даже имени не помнил, но чернокнижницу, которая ожидала по ту сторону портала, это ничуть не смутило. Она звала его Вороном, так как большую часть времени он проводил именно в птичьем теле. Мысли ворона не совсем то же самое, что мысли человека, но зато ничего не болело, он мог воспринимать происходящее и даже чему-то учиться. Он мог превращаться и в других животных, но тогда просто не понимал, что она говорит. Когда-то смена облика не вела к таким последствиям, но теперь, после тридцати столетий сна-плена, когда человеческое тело находилось в ужасающем состоянии, было очень сложно сосредоточиться на чём-то. А ворон был достаточно мал, лёгок и сообразителен, чтобы оставаться с чернокнижницей. И она была совсем не против приобщить его к своему ремеслу.

— Но ты должен заставить себя быть человеком, — заметила она, — иначе может ничего не получится.

Пары часов в день было достаточно для всего, кроме настоящего восстановления.

— Мне бы маску, — сказал он, увидев своё отражение в зеркале.

— Да, — ответила чернокнижница. — Это я привыкла к тебе, а вот остальные…

Она помогла ему обвязать голову фиолетовым полотном, оставив лишь щель для глаз. И даже это теперь скрывалось в тени чёрного капюшона.

Чернокнижница уже смирилась, что не получит ответ о происхождении своего странного ученика. Но она привязалась к нему. И даже, как заметил её насмешливый бесёнок-фамильяр, полюбила как сына, которого у неё никогда не было.

— Элариан, я должен узнать, что случилось с ней, — произнёс он, когда они сидели на полу в маленькой комнате и пытались определить природу духа, живущего в одном из домов заброшенной деревни.

— Кто она? — ожидаемо поинтересовалась чернокнижница.

— Я не помню, — признался он. — Но знаю, что должен.

Только имя, неведомо почему сорвавшееся с его губ, больше ничего. Он не видел снов, а может, просто забывал их после пробуждения.