Сознание прояснилось, жжение в лёгких утихало. Всё ещё чувствовался привкус крови. Мысли были мрачны, и вовсе не из-за неприятных ощущений. Обоняние не успело восстановиться, и ему по-прежнему чудился горький удушающий запах дыма. Он мог себе позволить изменить облик, не завершая превращения. У сфинксов такой возможности просто не было.

Усилием воли Элуниар обратился вороном, хотя ещё несколько мгновений назад ему казалось, что он просто не сможет больше прибегать к оборотничеству. Боль, вспыхнув на короткий миг сильнее, ушла. В этом облике он мог довольно ясно мыслить и использовать те же виды чар, что и в человеческом. Он пролетал над чьи-то телами, отмечая, что их не должно было быть здесь. И это заставило угасающий гнев разгореться с новой силой.

«Не только моими словами пренебрегают» — мрачно думал он.

Он понимал, что если эта сила придёт снова, то он не сможет никому помочь. Даже себе. Пусть она его и не убьёт.

Дверь была заперта, но Миэна это не остановило. Он дымом проник в просторную светлую комнату и, вернувшись к человеческому облику, выдохнул. Нетронутая чистота и порядок. Конечно, видев жутковатую особенность Жемчужного Замка, он мог заподозрить, что тот уже успел скрыть следы. Но слишком мало времени прошло.

Помощь Ленца была необходима. Это ему, Миэну, следовало бы выяснить мотивы Фариды. Нет, это пустые сожаления: она бы ничего не сказала, только совершила бы какую-нибудь глупость, пытаясь избавиться от преследователя. Он думал, что ошибкой для неё было сюда возвращаться, но, по крайней мере, не совсем напрасно он напросился в помощники. Миэн просто не мог поступить иначе.

Так как Ленца в комнате не оказалось, Миэн почти успокоился, решив, что тот всё же ушёл через портал. Изнутри дверь легко поддалась. Вновь обернувшись вороном, Миэн поспешил обратно. Учуяв отвратительный горький запах дыма, он подумал, что его магия теперь даёт сбои. Но не успел он пролететь дверную арку, как что-то выбило воздух у него из лёгких и пригвоздило к стене.

Электрическая волна прошла по поверхности тела птицы, окончательно лишая возможности двигаться и мыслить, а серебряное лезвие — дышать и упасть на пол.

***

Сон как рукой сняло. Фита открыла глаза и увидела окруживших её фей. Те спорили, перебивая друг друга, так что уловить суть было невозможно.

— Что случилось? — спросила она на их языке.

— Что-то страшное, — ответила Леванда. — Какой ужасающий вопль!

Фита ничего не слышала, но слова феи не могли её не встревожить.

— Чей вопль? — спросила она.

— Не было раньше такого, — не обращая внимания на Фиту, утверждала одна фея.

— Наверняка было, — возражала другая. — Неспроста же остальные отказались здесь жить.

— Так почему не сообщили нам? — голубая фея ударила кулачком по изголовью кровати.

— Они перестали с нами говорить, когда мы отправились в Жемчужный замок.

— Фита, загляни в зеркало, — попросила Леванда.

— Конечно, — кивнула волшебница, подходя к тумбочке. — Но что вы хотите увидеть?

— То, что за дверью. Мы не уверены, можно ли сейчас выходить наружу.

Обрамленное овалом отражение лица померкло, сменившись клубами чёрного дыма. Фита ждала, что они приобретут знакомые очертания, но те не торопились становиться знакомыми залами, коридорами и лестницами.

Фита задумалась, могло ли Зеркало прийти в негодность. Всё же этот магический предмет был создан задолго до того, как Веринтар стал проявлять признаки нестабильности. Для чародея, а тем более волшебника, лучше уж сомневаться в предмете, даже таком могущественном, чем в собственных силах.

— Или ты мне хочешь что-то сказать таким образом? — пробормотала Фита.

Даже феи перестали следить за изображениям, предложив воспользоваться собственной магией. Леванду не привела в восторг эта мысль, но численное преимущество сестёр было неоспоримо.

Феи взялись за руки, и их свечение на миг смешалось и стало ярче. Фита предпочла воспользоваться этим временем, чтобы привести себя в порядок.

— Там безопасно, — сообщили они, когда она вернулась, но в их голосах не было уверенности.

Впрочем, в следующий миг никто из них и не вспомнил о своём беспокойстве.

***

Глупо бояться отражений. А вот тех, чьи они? Тут то же самое, что с темнотой. Но что касается самих зеркал… Когда они разлетаются на осколки, просто взрываются и, на огромной скорости врезаясь в тело, разрывают мягкие ткани…

Но на этот раз всё было иначе. Теперь, когда он сам не больше, чем отражение, он мог лишь наблюдать. Вот только одна возможность видеть не привносила понимания.

***

Почему-то немели руки. Сердце стучало ровно, но будто что-то сжалось в груди. Фарида не могла списать это ощущение на холодную саламандру — чёрная ящерица, свернувшись в стороне, подпитывалась теплом белого пола.

Фарида рассматривала зеркально-чёрные бусины глаз и спираль длинного хвоста. Саламандра казалась существом из другого мира, проталиной среди свежего снега. Но это лишь мнилось. Ведь не она и даже не её предки пришли в этот мир с далёкого Неотона. И ей было здесь место.

Зрение начало подводить. Видимые образы переставали быть различимыми, сливаясь в единую серую мглу. Но как раз это нисколько не страшило. Наоборот, объятия ужаса понемногу размыкались.

Фарида прислушивалась к своему размеренному дыханию и шагам за пределами того небольшого пространства, в котором с ней была лишь саламандра.

Фарида всё меньше ощущала своё тело, зато чувствовала каждый угол и изгиб окружающего её белого камня.

Нет, камень не способен ни говорить, ни думать. И он не слышит сам по себе. На то есть маг стихий.

Остро не хватает глаз, и раздаётся заполняющее собой всё шипение. Зрение будто возвращается, но Фарида осознаёт, что её собственный взгляд слепо устремлён в потолок. Сущность изменяется, отделяется от каменных стен и вместе с потоками воздуха летит по залам и коридорам. В звуке стен и движении воздуха.

Фарида понимала, что не одна. Кто-то звал её, при этом она не слышала и не видела никого, просто понимала. Словно она сама стала одной из бестелесных сущностей, которым не нужны для общения ни слова, ни жесты. Она не раздумавала над вопросом доверия, это не имело значения.

Магией стихий в таком состоянии реагировали на малейшее движение воздуха. Она ветром пронеслась по длинному коридору, но поняв, что другая сущность пытается ей сообщить, замедлилась. Не сделай она этого, должно быть, ей удалось бы сбить женщину с ног, а дальше уже разбираться.

Вместо этого Фарида попыталась сопоставить нынешние ощущения и воспоминания о недавнем прошлом.

Но промедление стоило слишком дорого: та исчезла.

***

Боль была невыносима, но она отступала. Мышцы потряхивало. Фариде понадобилось собрать всю волю в кулак, чтобы заставить тело слушаться и подняться на ноги.

— Нет, я не для того сюда пришла, — сказала она, стряхивая слёзы.

Она проверила сумку, в которую отец накануне поместил магические камни и свитки. Их магия отозвалась едва слышным хрустальным звоном, завораживая и успокаивая. Но созерцание продлилось лишь пару мгновений. Фарида, надев на большой палец перстень с аметистом, повесила мешок за плечо.

Она шла настолько быстро, насколько позволяли заплетающиеся ноги. Дверь в комнату Ленца была распахнута настежь. Теперь она своими глазами видела прибитого к дверному косяку ворона. Фарида, задержав дыхание, схватила серебряную рукоять и потянула на себя. Кинжал поддался легко, а тело птицы пеплом осыпалось на пол.

Тот самый кинжал, что метнула в неё Фита. Фарида видела эту серебристую молнию лишь мельком, но она была уверена, что это тот самый предмет. Теперь она могла хорошо рассмотреть и геометрические узоры на серебряной рукояти, и сверкающее на солнце прозрачное лезвие.

Фарида вздохнула и заметила на тумбочке наручные часы Ленца.

***

От мгновенного перемещения между этажами у Фариды заложило уши. В просторном круглом зале со статуями отсчитывали время круглые часы. Из-за приоткрытой двери доносился шум воды. Но Фарида не смогла себя заставить даже заглянуть туда и воскрешать в памяти эти жуткие первые мгновения, после которых мир так и не вернулся на круги своя.