Башня, в которой они жили, снаружи осталась такой же, какой неотоняне её увидели изначально. На стене зала, в котором их семья собиралась по вечерам, барельефом выступала какая-то надпись. Но не исключено, что это был только декоративный орнамент. Но одно выяснили точно: магии в нём нет.
Фарида замечала, что мать иногда подолгу глядит на ту самую стену, будто надеялась, что тайна, заключённая в ней, выйдет на свободу. Но белый сверкающий камень стены оставался равнодушно нем.
========== Глава первая. Невозможное ==========
На берегу, перед самой линией прибоя, замерла смотрящая вдаль девушка. Дыхание её было прерывисто от сотрясавших тело рыданий и быстрого бега, а из покрасневших светло-бирюзовых глаз катились быстро высыхающие на солнце и ветру слёзы.
Чувство потерянности переполняло её, когда она смотрела на лазурное небо с белоснежными перьями облаков, и зеленеющий лес, подступивший к узкой песчаной полосе, упирающейся с обеих сторон в буровато-серые, покрытые паутиной трещин, из которых выбивалась изумрудная трава, скалы. И острая обида сжимала сердце, стоило взглянуть на синее море. Тёплый, но достаточно сильный ветер пас на его волнистой поверхности стада пенных барашков. Он же трепал выбившиеся из причёски пряди рыжевато-каштановых волос и края длинной, но лёгкой туники, подпоясанной кожаным ремешком.
Под босыми ногами был нагретый палящим солнцем белый песок. Пока девушка бежала, то не замечала под ступнями раскалённой земли, но теперь, когда парус скрылся за горизонтом, она будто опомнилась и шагнула в набегающую волну. Морская вода была тёплой, почти горящей, но всё же после раскалённого солнцем песка успокаивала обожжённые стопы.
Девушка кинула в сторону скрывшегося корабля пустую створку ракушки, вложив в этот бросок всю оставшуюся в ней злость и обиду. И, как ни странно, это нехитрое действие ей помогло.
Теперь, успокоившись, она задумалась, а что, собственно, тут делает? Что это за бухта? Что за корабль оставил её здесь? И почему? И кто собственно она сама?
Нужно ли о чём-то теперь жалеть? Но о чём, если память пуста, а все мысли и чувства вдруг пропали, потонули в морском прибое?
Девушка вошла в море по пояс и легла на воду. В небе над ней пролетела чайка. Качаясь на волнах, девушка прикрыла глаза. Вода приглушала звуки, волны убаюкивали, а состояние невесомости расслабляло. Течение медленно сносило её в сторону скал, но девушку это не пугало. Когда нога оказалась в кочующих водорослях, девушка сделала пару гребков руками. Однако морская трава и не думала отпускать свою добычу, а попытка избавиться от неё второй ногой закончилась неудачно. Она лишь сильнее запуталась.
Резкие движения привели к тому, что держаться на поверхности стало куда более трудной задачей. Но по-настоящему страшно ей стало, когда водоросли, оплетя ещё и руки, потянули девушку в глубину.
Горько-солёная вода обожгла носоглотку. Девушка всеми силами рвалась вверх, к светлому небу, яркому солнцу, а главное, к воздуху, которого стало катастрофически не хватать. Уши болели, а голову будто сжали в тиски. Краем сознания она заметила, что бирюзовая пустота вокруг сменилась глубокой синевой.
***
Из высокого и широкого окна лился яркий холодный свет. Он заставлял сверкать гранёные капли горного хрусталя, россыпь которых соединяла в себе свисающая с потолка люстра.
Фарида, откинув одеяло, сидела на кровати и глядела на свои детские руки, будто всё ещё не могла поверить, что сон был всего-навсего игрой подсознания. На часах было раннее утро, а за окнами – середина лета. Сон немного потускнел, но, своему удивлению, девочка как наяву помнила раскалённый песок под ногами.
— А вот и весточка от Данны, — заметила она вслух, хотя в комнате никого, кроме неё, не было.
Не считать же живым существом зависший неподалёку маленький, не больше её кулака, полупрозрачный огонёк. Но даже если предположить, что элементаль, он же осколок духа стихии, разумен, обращаться к нему вслух не было нужды. Впрочем, Фарида принадлежала к числу тех немного странных людей, которые нередко разговаривают с неодушевлёнными предметами, при этом вполне ясно осознавая, что те не ответят.
Было ещё довольно рано, обычно Фарида просыпалась несколько позже, но странный сон не выходил у неё из головы. Она сняла со спинки кровати цепочку с кулоном-жемчужиной, и, надев его, побежала умываться. Под струями воды она явно ощущала путы водорослей, и это пугало. Сон будто решил преследовать её наяву. Фарида спешно переоделась и выбежала из комнаты.
Беспричинный страх охватил её посреди коридора. Хотелось спрятаться или убежать, следуя крику матери, что раздавался у неё в голове. Но она знала, что это не может быть настоящим голосом. И мысленный зов вряд ли мог быть таким. Фарида, которая как раз хотела поговорить с матерью, замерла и помотала головой, отгоняя наваждение. Уши заложило, но в голове звучал тонкий писк, а перед глазами заплясали тучи чёрных точек.
«Да что со мной?» — со страхом думала она, садясь на пол и сглатывая обильно выделившуюся слюну.
Когда в глазах вновь прояснилось, Фарида спрятала за ворот выбившийся жемчужный кулон и, опираясь на перила, спустилась по широкой лестнице. Царские покои находились этажом ниже. Время было раннее, потому Фарида бы очень удивилась встретьона на лестнице не только какого-нибудь гостя, но и кого-то из родных. С одной стороны, она была рада, что её не увидят в таком состоянии, но с другой, навеянные сновидением чувство одиночества и ужас развеялись бы значительно быстрее, увидь она хоть кого-то. Например, кота, как вчера.
Фарида нечасто ходила по башне босиком, но сверкающий белый пол в коридорах и на лестницах был гладким, камень хранил в себе тепло Жемчужной реки.
Для обитателей Северного Континента словом «жемчуг» назывался несколько иной материал, пусть и имеющий сходство с теми камнями, что добывали из моллюсков обитатели других мест. Поговаривали, что это застывшая вода из чудесной белой реки. Но в это мало кто верил, потому как Жемчужная вода испарялась, не оставляя следов. А находясь в каком-либо сосуде, через некоторое время теряла мягкое белое свечение, становясь образцом чистоты и прозрачности. Фарида задавалась вопросом, как из Жемчужной воды сделали твёрдый как камень материал, но никто не мог этого объяснить. Ей оставалось надеяться, что когда-нибудь они, пришельцы, смогут постигнуть эту тайну.
Оказавшись в зале, девочка привычным взглядом скользнула по тёмно-синим с золотым орнаментом в виде птиц стенам. На этом фоне белели скульптурные группы, изображавшие семьи представителей живущих в Жемчужной стране антропоидов. В центре располагался окружённый креслами деревянный стол, на котором стояла ваза с жёлтыми и красными цветами. Когда Фариде было лет пять, они со старшей сестрой и матерью часто сидели за ним, читая или рисуя.
Тиканье двуцветных часов, висящих над проёмом двустворчатых дверей, ведущих на главную лестницу, раздавалось особенно громко. Но оно не заглушало шума льющейся из крана воды, доносящегося из-за приоткрытой дальней двери.
— Мам, пап, доброе утро! — направившись на шум воды, воскликнула Фарида, она понимала, что кто-то из них точно не спит.
Так и не получив ответа, она распахнула дверь и увидела склонившуюся над умывальником мать. Она не ответила.
— Мама, доброе утро! — повторила Фарида.
С каждым шагом улыбка сползала с лица девочки, сменяясь выражением беспокойства.
Мать стояла спиной ко входу, прислонившись головой к зеркальной поверхности шкафчика. Даже оказавшись сбоку от матери, Фарида не могла видеть её лица из-за упавших тёмных волос, достающих до прилегающего к стене бортика раковины, одна рука Лонсии облокачивалась на зеркало, а другая лежала на вентиле.
— Мам? — Голос Фариды дрожал, поскольку она заметила, что тёмно-зелёное платье матери побурело в районе живота.
Когда Фарида коснулась локтя матери, то почувствовала, как от руки по телу прошлись тысячи мелких игл, а сердце болезненно сжалось. В этот миг будто исчез стержень, поддерживающий мать, и её ладонь заскользила по стеклу.
