— Я догадываюсь. — Алистер прикусил губу, пряча улыбку, и невозмутимо поправил галстук. — Ну что ж, — сказал он, — герцогини Бедфорд, ради знакомства с которой я приехал, мне не суждено повидать. Что же тогда вы покажете мне вместо неё?
— Мой Уобурн.
— Звучит зловеще. Он большой?
— Вы не будете разочарованы. — Герцог легонько провёл костяшками пальцев по скуле Алистера. — Ни размером, ни всем остальным.
Галантно подхватив гостя под локоть, герцог проводил его в дом.
— Предлагаю начать с сафари-парка, пока светло, — сказал он после лёгкого ланча. Алистер с энтузиазмом согласился. Он был наслышан об этом частном заповеднике, служившем прибежищем для восьмидесяти видов африканских животных, — парк был одной из главных достопримечательностей Бедфордшира и известен далеко за пределами графства. «Превратил родовое гнездо в зоопарк», — презрительно фыркала старая аристократия на эксцентричную выходку молодого герцога. «Мнение обитателей зоопарка меня не интересует», — парировал молодой герцог. Заповедник был доступен для публичных посещений, но в те дни, когда герцог желал показать его своим гостям, парк закрывали. И сейчас Алистер имел уникальную возможность насладиться поездкой по «дикой и безлюдной Африке».
Погода, как для сентября, стояла отличная, и Алистер открыл окно, с наслаждением подставляя лицо не по-африкански свежему ветру, но герцог тут же закрыл его, не отказав себе в удовольствии перегнуться для этого через гостя. «Я слишком ревнив, сэр Алистер, чтобы позволить вам целоваться с обезьянами», — сказал он со смешком. Будто в подтверждение его слов, на крыше лэндровера, который герцог предпочёл для пущей аутентичности, что-то дважды глухо стукнуло, и по лобовому стеклу, сцепившись, скатилась пара юрких мартышек, чудом не попав под колёса.
Узкая асфальтовая дорога петляла посреди трёхсот шестидесяти акров прекрасно ухоженных заповедных угодий. На капоте, не переставая, гримасничали и кривлялись обезьяны, в окна заглядывали любопытные жирафы, а путь им то и дело перегораживали лениво развалившиеся посреди дороги зебры или чинно переходящее её солидное носорожье семейство. Герцог как заправский рейнджер ловко объезжал препятствия, подбираясь к животным на минимально возможное расстояние и развлекая гостя весёлыми байками из истории заповедника. И Алистер, мысли которого с момента приезда были заняты неизбежным грядущим объяснением с герцогом, напрочь забыл о своём двусмысленном положении в его доме и глазел вовсю по сторонам, как семилетний мальчишка, впервые попавший в зоопарк. Впечатления не портил даже отнюдь не африканский вылизанный пейзаж, мелькавший за окном.
Миновав зоны саванны, африканского леса и пустыни, герцог подъехал к просторным вольерам. Там у небольшого пикапа их уже поджидал смотритель зверинца. Герцог заглушил мотор и, поздоровавшись со смотрителем, представил ему своего гостя.
— Добро пожаловать на наш главный аттракцион, сэр Алистер, — заулыбался тот, подхватив из пикапа два внушительных ведра. — Будем кормить львов.
— Что, серьёзно? — Алистер с опаской покосился на вёдра, содержимое которых — крупные куски сырого мяса — обитатели зверинца, кажется, почуяли раньше, чем Алистер увидел. Навстречу им из недр вольера с зычным рыком бросился огромный лев, и крепкая на вид металлическая сетка прогнулась под его напором. Алистер отпрянул.
— А это не опасно? — с сомнением спросил он, отходя от ограждения.
— Ничуть, сэр Алистер, — сказал герцог, принимая из рук смотрителя ведро. — Я уже немного приноровился к вам и смогу защитить бедных зверушек, если понадобится.
Герцог ехидно ухмыльнулся. Алистер приподнял локоть, чтобы пихнуть его под бок, но, вспомнив о смотрителе, вовремя спохватился. Смотритель, пряча в седых усах улыбку, подал ему специальное приспособление для кормёжки львов, и Алистер под его присмотром принялся раздавать сквозь прутья клеток мясо голодным хищникам. Герцог заботливо придерживал его при этом за плечи. Алистер не возражал, но едва с кормёжкой было покончено, тут же освободился от его рук.
Львы быстро управились с обедом, и смотритель выпустил их на широкую ограждённую территорию, где те могли резвиться «на свободе» весь день. Попрощавшись со смотрителем, Алистер с герцогом вернулись в лэндровер, и герцог, бравируя, сделал несколько медленных кругов по сонному львиному царству, проезжая в каком-нибудь полуярде от сыто дремлющих хищников.
— Кстати, как вам пришла в голову идея создания этого парка? — спросил Алистер на обратном пути. — И почему именно сафари? Вы так любите охоту?
— Было время, когда я обожал это дело. — Глаза герцога сузились, и взгляд его устремился в даль. Но он тут же тряхнул головой, отгоняя наваждение. — Потом прошло. Как отрезало, — скупо сказал он, меняя тему: — А заповедник я создал для сына — он без ума от диких животных. Хотя мне лично больше по душе наш старый олений парк. Мы, кстати, сейчас как раз туда направляемся.
Герцог свернул на узкую боковую дорогу, ведущую к следующей достопримечательности поместья.
— А вы любите оленей, сэр Алистер?
— Честно? — Алистер на миг задумался, прислушиваясь к себе и пытаясь разобраться в своих чувствах. — Терпеть их не могу! Возможно, потому, что мой отец был заядлым охотником и любил своих лошадей и оленей гораздо больше, чем нас с мамой.
— Простите, — смутился герцог. — Я не знал.
— Давайте лучше посмотрим ваш дом, — с виноватой улыбкой предложил Алистер.
— Ваше желание для меня — закон, сэр Алистер. — Герцог шутливо поклонился и, развернувшись посреди дороги, повернул обратно. — Мы как раз успеваем к пятичасовому чаю. Вы, кстати, в курсе, что эту традицию в Англии ввела Анна-Мария Бедфордская, моя прапрабабка?
Алистер был в курсе, но до этого момента ему как-то не приходило в голову увязать имена исторической особы и герцога, и теперь потрясённо молчал, осознавая, что сидит рядом с потомком легенды. Герцог, видимо, истолковал его молчание как признание в невежестве и с явным удовольствием принялся пересказывать фамильное предание, которое давно уже стало национальным достоянием, щедро снабжая его шутками-прибаутками, — так обычно рассказывают любимые семейные истории, которые из-за частого повторения обрастают новыми, всё более невероятными подробностями, так что вскоре даже её непосредственные участники больше не могут отделить правду от вымысла.
— Если я правильно припоминаю школьный курс истории, — полувопросительно сказал Алистер, — это случилось в 1840 году?
Герцог кивнул.
— Злые языки утверждают, что она ввела этот обычай, потому что не могла вытерпеть слишком долгий перерыв между завтраком и обедом, который в те времена подавали не раньше восьми часов вечера. Это всё клевета. Герцогиня просто очень любила вкусно и стильно посплетничать, а неформальная обстановка дружеского чаепития как нельзя лучше способствовала удовлетворению этой невинной страсти.
Герцог распорядился подать «королевский чай» в Малую гостиную, которая в доме менее притязательном вполне могла бы сойти за бальную залу. Алистер, желая приобщиться к традиции, попросил разрешения присутствовать при сервировке. На стол накрывал сам дворецкий. Ловкие слаженные движения его рук в белых перчатках гипнотизировали: было ясно, что традицию, ставшую одной из визитных карточек «старой доброй Англии» и по части ритуальности уступавшую разве что японской чайной церемонии, здесь не просто чтут — здесь ею живут.
На круглом столике, покрытом белоснежной скатертью, появился фамильный чайный сервиз из веджвудского фарфора — «Тот самый, которым пользовалась сама Анна-Мария, — заметил вскользь герцог. — Мы его используем в исключительных случаях и только для особенных гостей. Последний раз из него пили премьер-министр с супругой, когда три года тому назад гостили в нашем поместье с новоназначенным американским послом». Тонкие до полупрозрачности чашки, заварочный чайник, чайник с кипятком, молочник, сахарница, ситечко, щипцы для закусок, щипцы для сахара, вилочка для лимона и ещё несколько приспособлений, о предназначении которых Алистер не имел ни малейшего представления, заняли строго отведённые им церемониалом места. Венцом сервировки стала вазочка со скромным букетом фиалок, который очень удачно гармонировал с синим цветочным узором сервиза. Слуги внесли блюда с маленькими сэндвичами на один укус, трёхъярусный поднос с пирожными, горячими булочками и сладостями и ведёрко с бутылкой шампанского, к которому герцог питал слабость и заказывал по малейшему поводу. Дворецкий откупорил бутылку и, разлив вино по бокалам, откланялся.
