— Хорошо, Генри, — сдался Алистер. — Так даже проще будет тебе объяснить. Ничего у нас не выйдет. И дело не в тебе. А в нём — я слишком сильно его ненавижу, чтобы чувствовать что-либо ещё.

— Я знаю, — герцог несильно сжал ему руку. — Я ведь тоже его люблю.

Алистер отвёл взгляд.

— Так почему бы нам не любить его вместе? — герцог поднёс к лицу пальцы Алистера и коснулся их губами. — Раз порознь не получается.

Алистер от неожиданности издал нервный смешок и отдёрнул руку.

— Создадим фан-клуб Кристиана Кейма?

— Почему бы и нет? Общие увлечения, тем более такие сильные, очень сближают. — Герцог улыбнулся и тихим серьёзным голосом попросил: — Расскажи мне о нём.

Алистер пожал плечами — столь странная и неожиданная просьба его обескуражила. Весьма кстати подошёл официант с напитками, и Алистер пригубил свой кампари. Сделав медленный глоток, он неопределённо сказал:

— Мы с ним снова соседи — он подарил мне Четвуд.

— Вряд ли это можно считать подарком — он всего лишь вернул тебе то, что ты потерял из-за него.

— Ваша осведомлённость о моих личных делах меня пугает, герцог. — Алистер опять перешёл к официозу, но в его тонко-насмешливом тоне герцогу теперь слышалась не холодно-вежливая дистанция между неравными по возрасту и социальному положению людьми, а так знакомый ему, хотя и давно позабытый, их с Кристианом тайный язык.

— Так уж вышло, что я приложил к этому руку.

— Герцог?

— Это я рассказал твоему отцу про вас с Кристианом.

Алистер резко втянул воздух и, прикрыв глаза, откинулся на спинку стула.

— Значит, это был ты.

— Прости. Ты так пафосно меня отшил. Трижды причём. — Глаза герцога, сощуренные от природы, вспыхнув на миг недобрым огнём, превратились в две щёлочки. — Сначала он, потом ты. А во мне течёт кровь четырнадцати герцогов, я болезненно гордый. Если задеть мою гордость, я за себя не отвечаю. Много дров могу наломать.

— Верю, — Алистер против воли усмехнулся. — Сам такой же. И зачем ты сейчас мне это рассказываешь?

— Отчасти для того, чтобы облегчить совесть. — Герцог вскинул голову. — Отчасти — чтобы между нами не было недомолвок, особенно таких. — Герцог посмотрел в глаза Алистеру. — А отчасти — потому, что не умею долго хранить секреты. — Герцог обезоруживающе улыбнулся.

Алистер ничего не ответил.

— И раз уж я поневоле лишил тебя наследства… — прервал неловкую паузу герцог. — Не пойми меня превратно, Алистер. — Герцог, несмотря на гордую кровь предков, напоминал сейчас робкого мальчика на первом свидании. — Я всего лишь хочу искупить свою вину. Я имею в виду… ты позволишь мне?.. Без каких-либо обязательств с твоей стороны, разумеется. Рассматривай это как подарок ко дню рождения.

— Герцог, — тон Алистера был холодным, как лёд в его бокале. — Я хочу, чтобы вы уяснили себе одну вещь. Я не хаслер.

— А в этом кто-то сомневается? Алистер, я всего лишь хочу помочь… Посмотри на это с такой стороны. Все мы испокон веков живём на деньги, которые не заработали, — вся аристократия зиждется на этом. Ты же не отказался бы от родительского или чьего-либо другого наследства? Тогда какая тебе разница, чьи это деньги: отца, тёти или… друга, который искренне хочет тебе помочь?

— Такая, что третий вариант — это проституция. А я…

— …не хаслер.

— Да!

— Ты стал владельцем огромного поместья. — Герцог отпил шампанского. — Поместье надо содержать. Для этого нужны деньги. Огромные деньги, которых ты лишился из-за меня. Думаю, будет только справедливо, если…

— У меня есть деньги, — сказал Алистер, уставившись в свой бокал. — После того, как я ушёл из дому, он открыл для меня счёт на миллион.

— Миллион?! — герцог поперхнулся. — Вот уж не думал, что он настолько скупой. Алистер, ты достоин…

— Ещё слово, герцог… Ещё одна подобная попытка, и вы меня больше не увидите!

— Прости, я всего лишь…

— …не смог удержаться, чтобы не пустить шпильку в более удачливого соперника.

— Алистер, извини… Я веду себя, как последний дурак. — В голосе герцога промелькнула досада, но он тут же обезоруживающе улыбнулся: — В своё оправдание могу только сказать, что все влюблённые резко глупеют.

— Этих денег мне хватит лет на пять, — рассуждал Алистер, пропустив замечание герцога мимо ушей. — К тому времени я окончу университет и пойду работать.

— И много ты заработаешь с дипломом философского факультета?

— Мне хватит.

— На ботинки. К вашему сведению, лорд Четвуд, те ботинки, что сейчас на вас, стоят примерно столько, сколько получает преподаватель философии. А что будет с поместьем?

— Поместье можно продать. — Алистер вскинул голову, и взгляд его прояснился, будто впереди внезапно замаячил выход из безысходного положения. — Так даже будет лучше. — Голос Алистера, полнясь энтузиазмом вперемешку с ожесточением, твердел и набирал решимости на глазах. — Не хочу оставаться с ним даже соседями. Я любил Четвуд, но никогда не был там счастлив. Прошлое не вернёшь, ни детство, ни то, что было после. Так зачем пытаться удержать то, что ушло безвозвратно?

— В таком случае… Я бы хотел выкупить Четвуд, если надумаешь продавать.

— Буду иметь в виду.

Герцог натянуто улыбнулся и вернулся к тому, с чего начал.

— Так ты простишь меня? За донос…

— Нет.

Улыбка тут же сошла с лица герцога. Он едва заметно покачал головой, словно признавая свою вину и готовность понести за неё заслуженную расплату.

— Потому что здесь нечего прощать.

Герцог вскинул голову в немом вопросе.

— Я рад, что всё так вышло. — В голосе Алистера теперь звучал вызов. — Это позволило мне одним махом порвать с прежней жизнью и начать ту, о которой я всегда мечтал. Я был счастлив эти пять лет. Несмотря ни на что.

— Верю. — Глаза герцога сощурились. — У меня было всего три.

— Он тебя тоже в двадцать один бросил? — Вопрос сорвался с языка раньше, чем Алистер успел его осознать, но собственная бестактность не вызвала у него ни досады, ни неловкости — с некоторых пор он утратил всякую способность что-либо чувствовать.

— Он меня не бросал. — Слова герцога прозвучали неожиданно резко. — Как и тебя, впрочем, тоже. — Герцог как ни в чём не бывало опять говорил спокойно и дружелюбно, и Алистер вдруг понял, что его неприязненный тон был вызван не столько задетым самолюбием, сколько негодованием из-за несправедливого обвинения в адрес Кристиана.

— Наша с вами проблема, лорд Четвуд, в том, — герцог пожевал губами, собираясь то ли с мыслями, то ли с мужеством, — что мы больше всего хотели быть похожими на него. А поскольку, в глубине души, мы понимали, что нам такими никогда не стать, мы так отчаянно цеплялись за него — чтобы он своим выбором сделал нас тем единственным, кто его достоин, а значит, равен ему. Самое парадоксальное, что когда он сам предложил нам то равенство, к которому мы так отчаянно стремились, мы же с негодованием его и отвергли. Потому что понимали — играть на равных могут только равные, и нам казалось, что вне секса мы не сможем удержать его интерес и внимание. Страх разочаровать его и, тем самым, разочароваться в себе оказался столь сильным, что мы предпочли потерять его, нежели собственное самоуважение.

— А ты философ, Генри, — сказал Алистер, чтобы выиграть время и унять волнение: тот оборот, который внезапно приняла их беседа, застал его врасплох. Герцог спокойно и откровенно говорил о том, в чём Алистер не решился бы признаться даже себе. И сейчас он пребывал в замешательстве, чувствуя настоятельную потребность в развитии этого разговора без внутренней готовности его продолжать.

— У меня было время об этом подумать. И мне хотелось бы, чтобы ты воспользовался моим опытом, вместо того чтобы набивать собственные шишки.

— В этом что-то есть, — задумчиво произнёс Алистер и, внезапно решившись, сделал ответный ход: — Я и жить-то по-настоящему начал только тогда, когда в моей жизни появился он.

— Аналогично, — усмехнулся герцог.