Принц Гарри и его свита — enfants terribles Итона — всегда были страстно желаемой, но недосягаемой компанией для Алистера. Но после того как по Итону поползли слухи о его «дружбе» с председателем правления школы — чему Алистер сам всячески способствовал, — свита принца наконец заметила его существование. Сам Гарри к нему, правда, так и не снизошёл, но на него вышли его ближайшие дружки, Том ван Страубензее и Гай Пелли.
Случилось это незадолго до выпускных экзаменов. Посланники явились вечером, вдвоём и не с пустыми руками. Угощали портвейном из королевских подвалов. Говорили о том, какой он, Алистер, классный чувак, и никак не могли взять в толк, как это так получилось, что учёба подошла к концу, а они, проучившись пять лет на одной параллели, познакомились только сейчас. Впрочем, лучше поздно, чем никогда: настоящая жизнь только начинается, впереди университет, и уж там они наверстают всё, что так непозволительно упустили в школе. Просили за себя и за принца. После полуночи вино сменилось травкой — «подарок Гарри, сам принц, к сожалению, не смог прийти, о чём очень сожалеет, но он обязательно отблагодарит лично». У Алистера кружилась голова — не от выпивки и не от дурмана: принц Гарри не просто станет его другом, принц будет ему обязан. И the last but not the least — неожиданное посольство от принца полностью снимало подозрения с Кристиана: будь у него что-либо с Гарри, тот сам попросил бы его замолвить словечко перед экзаменационной комиссией.
Проснулся Алистер поздним утром, в объятиях своих ночных собутыльников, впервые в жизни проспав занятия. В голове было тяжело, но на душе — легко. Алистер с досадой отметил засос под левым соском — Кристиан приезжал послезавтра, — но его несколько утешили засохшие белёсые потёки вокруг рта Гая. Доказательств, что это именно его следы, у Алистера не было — о том, что последовало за «угощением» принца, он вообще ничего не помнил, — но если исходить из цели визита посланников, у Пелли было гораздо больше причин ублажать его, нежели Тома.
Алистер переговорил с Кристианом. Разговор закончился серьёзным скандалом. Алистер считал, что обладатель титула принца вправе рассчитывать на некоторые привилегии, к коим, безусловно, относится определённая снисходительность на экзаменах. Кристиан же придерживался мнения, что высокому титулу сопутствуют не менее высокие обязательства, к коим, вне сомнения, относится прилежание в учёбе, и «содействовать» его королевскому высочеству наотрез отказался.
Алистер был готов простить Кристиану измену с Гарри, если бы таковая имела место, но он так и не простил ему его глупое упрямство, из-за которого он лишился благосклонности принца.
Пелли потом с гаденькой ухмылочкой сказал ему, что надо лучше сосать, тогда лорд Кейм, возможно, был бы посговорчивей. Алистер ответил, что если принц может лучше, то пусть сам и отсосёт лорду, а заодно и всей экзаменационной комиссии. Сосал Гарри, видно, ещё хуже, чем учился, потому что не прошло и месяца, как он опять прогремел на всю страну — в этот раз скандал подняла его преподавательница истории искусств Сара Форсайт, которую попросили «помочь» принцу с курсовой работой. По школе упорно курсировали слухи, что простая учительница дерзнула выступить против королевского отпрыска только потому, что за ней стоял некий могущественный лорд, you-know-who, не желавший мириться с падением высочайших образовательных стандартов главной кузницы британской интеллектуальной элиты. Алистер не понимал, кому нужен был этот бессмысленный и обречённый на поражение конфликт — было проведено разбирательство, и с Гарри, разумеется, сняли все обвинения, — но в то же время его пьянила связь с человеком, который не побоялся бросить вызов королевской семье.
Сам Алистер с таким блеском сдал выпускные экзамены, что удивил даже тех учителей и одноклассников, которые никогда в нём не сомневались. Не удивлялся один только Кристиан, изначально уверенный в подобном исходе и неустанно твердивший об этом Алистеру, и этот безоговорочный кредит доверия грел душу Алистера даже больше, чем последующее реальное подтверждение его обоснованности. Он и раньше сдавал экзамены с отличием и последние два года носил почётное звание оппиданского стипендиата, присуждаемое за особые достижения в учёбе председателем правления колледжа. Тот пикантный факт, что председателем был Кристиан, обесценивал получение Алистером этой высокой награды в глазах учеников, да и многих учителей тоже, хотя они-то уж точно не могли иметь никаких оснований для сомнений в её заслуженности. У Алистера это вызывало лишь презрение: для Кристиана их связь была не смягчающим, а отягчающим обстоятельством, и чтобы получить от него своё заслуженное отличие, ему пришлось работать в разы больше, чем стипендиату, не имеющему подобных связей. Эти завистливые людишки считали постель председателя правления школы надёжным убежищем от учёбы, тогда как она являлась суровым полигоном для неё.
— Ваш выпуск — особенный для меня, — сказал Кристиан в своём обращении к выпускникам. — Я всегда подчёркивал важность и даже верховенство личного примера и персонального наставничества в обучении молодёжи. И сегодня я горжусь тем, что могу представить вам красноречивое доказательство верности своей теории. Я счастлив вручить аттестат с отличием сэру Алистеру Уинфилду, лучшему ученику этого выпуска и моему личному воспитаннику. Даже если бы за эти два года я больше ничего не сделал, того, что я вижу сейчас, было бы более чем достаточно, чтобы считать эти годы не прожитыми зря.
Все знали про них с Кристианом — и учителя, и ученики, за исключением разве что первогодков, — и все делали вид, что ни о чём не догадываются. И то, что Кристиан сейчас сам, пусть иносказательно и завуалированно, признался в этом, переполняло Алистера гордостью и счастьем. Наверное, это было очень плохо и неправильно, но сейчас, в этот миг, когда все взгляды были прикованы к ним, Алистер был рад, что всё случилось именно так, как случилось, и что рядом с ним стоит сейчас не смешной и нелепый его старик-отец, который от него отвернулся, а яркий харизматичный мужчина, который годился ему в отцы и для которого он значил больше, чем сын.
Это был день его триумфа. Пять лет назад он стоял здесь, на этом самом месте, никому не известный и не интересный, и все взгляды были устремлены на обоих принцев. Сегодня история повторялась, но с точностью до наоборот — теперь Алистер был звездой и купался во всеобщем внимании, а принц Гарри, получив свой скандальный аттестат, предпочёл исчезнуть тихо и незаметно.
Счастье Алистера не смогло омрачить даже внезапное появление герцога Бедфорда. После торжественной части они с Кристианом разделились: Кристиан от имени правления школы давал приём для родителей выпускников, а Алистер собирался на собственный выпускной. Комнату в Уорр-хаусе он освободил ещё вчера и окончательно переехал в снятый Кристианом дом, куда сейчас и направлялся, чтобы подготовиться к вечеринке.
— Сэр Алистер! — окликнул его знакомый голос. Алистер с видом пресыщенного светского льва, преследуемого надоевшими поклонниками, лениво повернул голову. Герцог отделился от леди в бежевом летнем костюме и мальчика-подростка в парадной итонской форме, в которых Алистер без труда узнал его жену и сына, и направился к нему. Герцогиня проводила мужа взглядом из-под шляпки с вуалью, но, встретившись глазами с Алистером, который тоже украдкой её рассматривал, тут же отвернулась.
— Мои поздравления, — сказал герцог, пожимая Алистеру руку. — Вы украли шоу у принца Гарри.
— После недавних скандалов дополнительное шоу ему, думаю, ни к чему.
Герцог рассмеялся.
