Герцог красиво ухаживал. Это было приятно и льстило самолюбию. Но совершенно не возбуждало. Куртуазность герцога, вполне возможно, могла вскружить голову герцогине Бедфордской. Но не баронету Уинфилду. Потому что баронет Уинфилд не был женщиной и не вёлся на красивые слова и эффектные жесты — его возбуждали сила и власть. Не те, что декларировались на визитной карточке или в книге британских пэров, а те, что в незапамятные времена позволили предкам этих пэров убедить своих соплеменников в своём неоспоримом превосходстве и должны были быть заложены в генах — как гарант сохранности в веках однажды завоёванной власти. Титул не давал власти. Титул прилагался к власти. От герцога требовалась способность в любой момент подтвердить права на унаследованные привилегии, иначе он их тут же лишался. От обладателя герцогского титула простой баронет был вправе ожидать большей… решительности. Генетическая память потомственного аристократа: вассал мог покориться только тому сюзерену, который в случае необходимости мог его защитить.

Каждая дорогая картина мечтает быть украденной, а беспомощный вассал — завоёванным.

И если бы герцог сейчас, вместо того чтобы упражняться в изысканном словоблудии, молча затащил его в какой-нибудь укромный уголок… Разумеется, Алистер дал бы ему отпор. Но у герцога появился бы… шанс. А прояви герцог особую настойчивость, Алистер дал бы ему… не только отпор.

Кристиану не было смысла ревновать. Картина сбежать не может, а украсть её никто не решится, потому что защитой ей служит имя владельца. Кристиан знал это всегда, Алистер понял это только сейчас.

— Прощайте, герцог! — Алистер повернул к выходу.

— Но я хотя бы прощён, сэр Алистер? — донёсся до него негромкий и, несмотря ни на что, приятный голос герцога.

После улыбки кулаками не машут. Алистер обернулся.

— Да, герцог. Хотелось бы расстаться с вами по-хорошему.

— Тогда до встречи, сэр Алистер!

***

— Как выставка? — спросил во время ежевечернего созвона Кристиан.

— Так себе. — Алистер, по обыкновению рассказывавший Кристиану в красках и подробностях обо всех мало-мальски значимых событиях своей жизни, на этот раз был лаконичен: — Картины были превосходны, а публика явно недотягивала. Ты ничего не потерял.

2.

Близились выпускные экзамены, но все мысли Алистера занимало другое, куда более серьёзное испытание — ссора с отцом и последовавший за ней уход из дома. Он так гордился и кичился своей связью с Кристианом, не минуя случая намекнуть на неё окружающим, что кого-то, видимо, задушила жаба. Отцу донесли. Отец поставил вопрос ребром: или Кристиан, или наследство. Подобная дилемма для Алистера не существовала — он уже не мыслил себе жизни без Кристиана и готов был заплатить за это любую цену. Алистер был напуган и растерян, но в то же время глубоко убеждён, что сделал правильный выбор. Кристиан дал ему всё то, к чему он так страстно стремился с пелёнок, и поэтому был достоин любви, верности и преданности. И Алистер любил его — верно и преданно, как и подобает настоящему аристократу.

Оправившись от удара, он с удивлением понял, что не только ничего не потерял, но даже приобрёл то, о чём раньше мог только мечтать. После «очной ставки» в Четвуде, которую им устроил его отец, Кристиан снял дом в окрестностях Виндзора и перебрался на время в Англию, чтобы поддержать его в это нелёгкое для него время, так что они теперь могли видеться каждый день. Несмотря на то, что он лишился отцовской помощи, Алистер ни в чём не нуждался — Кристиан полностью взял на себя всё его содержание и в тратах не ограничивал. Кроме того, он выписал ему чек на миллион фунтов, который Алистер отверг так же решительно, как и отцовское наследство — его покоробила формулировка, с которой Кристиан его предложил: «Не хочу, чтобы ты хоть как-то от меня зависел. Можешь уйти в любой момент, если сочтёшь нужным». Тогда Кристиан, в качестве компромисса, открыл на его имя специальный счёт и перевёл отказные деньги туда. К счёту Алистер демонстративно не прикасался, но его наличие успокаивало и грело душу.

В прошлое, которое так тяготило, возврата не было. Суровое итонское заточение подходило к концу. Впереди маячила свободная и беззаботная студенческая жизнь, в которой они с Кристианом наконец-то будут вместе. Окрылённый надеждами, движимый честолюбием и поощряемый всесторонней поддержкой Кристиана, Алистер всецело отдался учёбе. Кристиан должен гордиться им. Алистер докажет ему, что он в нём не ошибся.

Дни его были полны самоотверженной работы, а ночи — страсти и заслуженного удовольствия.

И только одно омрачало жизнь Алистера.

Если ты ради кого-то жертвуешь всем, этот кто-то заменяет тебе всё. Влечение к Кристиану превратилось в одержимость, а одержимость требовала взаимности. Жизненно важно было свести с ума своего кумира — было в этом что-то от первобытной магии: съесть сердце вождя, чтобы перенять его качества. Если раньше, ощущая себя недостойным Кристиана, Алистер готов был играть на его условиях, лишь бы не потерять его, то после такого самопожертвования у него появилась внутренняя уверенность в том, что теперь они квиты. Алистер, разумеется, не ожидал от Кристиана неведомо каких ответных жертв, но уж на простую верность он вправе был рассчитывать.

Алистер знал, что у Кристиана были любовники помимо него, — он сам ему об этом говорил.

Поначалу это только добавляло ему азарта и упорства — хотелось расти, развиваться и совершенствоваться, и когда-нибудь Кристиан всё увидит, поймёт и оценит. И сделает окончательный выбор. Алистер рос, развивался и совершенствовался. Кристиан всё видел, понимал и ценил. Но определяться не спешил.

— Зачем я тебе? — донимал он Кристиана в моменты особо сильных приступов ревности и самобичевания.

— Затем, что мне хорошо с тобой.

— Зачем тогда тебе другие?

— А ты попробуй хотя бы месяц пить один «Дом Периньон», а потом поговорим, — отвечал Кристиан и добавлял, заговорщически понизив голос: — А ещё лучше — просто попробуй. И все вопросы сразу отпадут.

Алистер пробовал — в компании Кристиана и за компанию с ним. Не сказать, чтобы ему не нравилось. Но нравилось ровно до тех пор, пока рядом был Кристиан: пока они развлекались заодно, их совместные оргии казались Алистеру забавами пресыщенных патрициев, освежавших пресной водой вкусовые рецепторы, чтобы после ещё лучше ощутить вкус благородного напитка. Невыносимо становилось, когда он был с ними. Лондон — город самых смелых фантазий и неограниченных возможностей, здесь можно найти мальчиков на любой вкус. Но без Кристиана даже лучшие из них становились блёклыми и пресными. И Алистер изводил себя удвоенной ревностью: если бы Кристиан точно так же ничего не чувствовал во время таких механических потрахушек, они бы ему давным-давно наскучили. Значит, было что-то ещё, помимо секса, что влекло его к ним.

Алистер не знал своих соперников в лицо, а посему наделял их всеми мыслимыми и немыслимыми достоинствами, отчего ещё сильнее чувствовал собственную ущербность. Воображение неизменно рисовало ему ослепительных недосягаемых соперников: красивее, страстнее и, уж конечно, умнее и интереснее, чем сам Алистер, иначе Кристиан бы на них никогда не клюнул. Маркизы, герцоги, кто-то из принцев, а возможно, и оба, дававшие пресыщенному лорду то, чего не мог дать ему он, простой баронет Алистер.

После нашумевшего скандала с принцем Гарри Гай Пелли, его лучший друг, шепнул Алистеру «по секрету», что скандал обещал быть куда более пикантным, но королевская семья вовремя подсуетилась и из двух зол выбрала меньшее, предпочтя увидеть своего «wild child» на страницах бульварной прессы обкуренным, нежели в мужских объятиях. Алистера это сразу насторожило: что это Пелли так разоткровенничался? Даже не так: почему он откровенничает об этом с ним? Алистер тогда сразу подумал, что Гарри застукали с Кристианом, — в конце концов, кому ещё трахать наследного принца, если не лорду Кейму? Впрочем, по трезвом размышлении он решил, что это бред, — вряд ли принц Соединённого Королевства стал бы терпеть измены Кристиана. Будь Алистер третьим в очереди на британский престол, уж он бы сумел поставить лорда Кейма на место и добиться безоговорочной верности. Впрочем, принц о гареме падишаха мог и не знать и с венценосной самоуверенностью мнить себя единственным…