Ладно. Вскоре братец рака повстречал. Хотел рак от братца попятиться, а братец ему говорит:

— Не пяться, рачок-ползунок: я голодный, съем тебя.

— Не ешь меня, парнишка-братишка, тебе вслед поползу, в беде помогу.

Ладно. Идут себе вместе парнишка-братишка, да зайка-увалень, да волк-воришка, да осы-дудари, да слепни-кусачи, да соколок-кривой клювок, да рак-ползунок. Вошли они в лес. На второй день видят — избушка на курьей ноге вертится-крутится. Братец ей и говорит:

— Остановись, избушка, дай путникам приют.

Остановилась избушка. Вошли путники, видят — сидит старушка. Спрашивает она путников:

— Куда идете?

Ей братец в ответ:

— А ты нас накорми да спать положи, завтра мы все тебе и расскажем.

Приютила их старушка. Утром братец рассказал ей все по порядку и спрашивает:

— А не знаешь ли, где мои сестрицы?

Старушка в ответ:

— Я, братец, не знаю, где твои сестрицы. Но коли сходишь к моей сестре, она, пожалуй, скажет.

Они и пошли. На другой день в глухом бору увидали другую избушку на курьей ноге. Братец говорит:

— Остановись, избушка, дай путникам приют — отдохнуть немножко.

Избушка остановилась. Зашли путники, видят — другая такая же старушка сидит. Спрашивает старушка:

— Куда идете?

А братец в ответ:

— Накорми да спать положи. Утром все и расскажем.

Приютила их старушка. Утром братец ей все по порядку рассказал и спрашивает:

— Коли знаешь — открой, где мои сестрицы?

Старушка в ответ:

— Скажу тебе, где твои сестры. Одна за щукою замужем, другая — за орлом, а третья — за медведем. А чтоб тебе до них добраться, надобно сначала у ведьмы верхового коня заработать. А до ведьмина жилья три дня пути.

Пошли путники ведьму искать. Через три дня отыскали ее, и нанялся братец к ней в работники с таким уговором: коли устережет он три дня подряд дюжину кобылиц — получит жеребенка. Погнал утром братец двенадцать кобылиц на пастбище, а двенадцать жеребят на конюшне остались. Пошли с братцем и попутчики его, да все спать и залегли. Только зайка-увалень не спит: он-то, глядь, всех хитрее оказался. Говорит:

— Ты спи себе, парнишка-братишка, спите все, а я пойду да послушаю, о чем кобылы промеж себя говорят.

Прыг-скок! Подскочил зайка-увалень к кобылам и слышит: вот тебе и на! Кобылицы-то вечером домой идти и не думают — они-де не дуры: ведь им ведьма строго-настрого наказала — пока одну гонят, остальным по кустам разбежаться. Услыхал это братец — и мурашки по спине пробежали. А слепни-кусачи да осы-дудари смеются:

— Не кручинься. Пойдут они по кустам бродить, а мы их — жалить. Загоним их домой, вот увидишь.

Так и сделали: вечером кобылицы бродят-плутают. Но слепни-кусачи да осы-дудари как принялись им шкуры колоть! Мотыльками кобылицы домой понеслись.

Ругает их ведьма, а они в ответ:

— Пойди-ка ты сама: поглядим, что делать станешь?

И на другой день то же самое было.

А на третий день зайка-увалень с такой вестью прискакал: ведьма-де приказала, чтобы кобылы от кусачей не в конюшню спасались, а в дремучий бор, туда-де кусачам не пробраться.

У братца мурашки по спине пробежали, а волк-воришка говорит:

— Подумаешь! Будто и всего на белом свете кусачей, что слепни да осы? Это ремесло и я разумею. А для моих клыков чащоба не помеха.

Так и вышло: напали вечером на кобылиц слепни-кусачи да осы-дудари, а кобылицы от них — в лес. Но не вышло по-ихнему: выгнали их из чащи волчьи клыки, а укусы слепней да ос домой загнали. Видит ведьма — кобылы выпасены, и говорит братцу:

— Получай завтра жеребенка — и чтобы духу твоего тут не было!

Братец и его друзья спать залегли, а зайка-увалень поскакал подслушивать, про что ведьма с жеребятами толкует. А она их вразумляет:

— Вы, одиннадцать, оставайтесь, какие есть. А ты, двенадцатый, самый мой наисильнейший, — ты завтра залезь под ясли и притворись, будто хворый, полудохлый. Парню можно из вас любого выбирать, какой приглянется: так рядились. Хворый будешь — он на тебя и не позарится.

Подслушал это зайка-увалень и несет братцу свежую весть. Наутро одиннадцать жеребят по конюшне скачут — да так, что спасу нет. А двенадцатый вверх тормашками под яслями валяется, да так тяжко дышит, ровно меха кузнечные шумят. Тех одиннадцать ведьма расхваливает, до небес превозносит, а про двенадцатого говорит: «Дурной был, дурным и подохнет».

Но братец ее и не слушает: подавай ему хворого! Остальные что-то больно пугливые. Неохота ведьме отдавать двенадцатого жеребенка, да что поделаешь? Уговор дороже денег.

Забрал братец своего жеребенка и ушел из ведьмина логова.

По пути жеребенок говорит:

— Паси меня три дня на белом клевере — стану таким, как моя мать у ведьмы. Паси шесть дней на белом клевере — стану трехкрылым, взлечу ветром. Оставишь на белом клевере девять дней — буду шестикрылым, взметнусь вихрем.

Так и сталось — на девятый день шестикрылый конь поучает братца:

— Отпусти зайку, волка да слепней с осами — они тебе свое отслужили. Садись на меня верхом, сокола посади на колено, а рак пускай за мой хвост цепляется: я вас всех троих домчу к первой сестрице.

Зайка-увалень да волк-воришка в кусты убежали, слепни-кусачи да осы-дудари в дупла забились. Рак-ползун вцепился коню в хвост, братец вскочил верхом на коня, а соколок-кривой клювок взлетел к братцу на колено. Земля дрогнула, ветер в ушах засвистел — и вот уже Шестикрылый домчал их к первой сестрице, к щучьему дому! Говорит Шестикрылый:

— Слезай, парнишка-братишка, ступай со щукой-зятьком знакомиться. Там обсудите — что дальше делать-то. А мы втроем за дюнами передохнем.

Зашел брат к сестре, у ней от радости даже слезы из глаз покатились. Накормила братца, спать уложила, и ждет-пождет, скоро ли муж вернется? К вечеру щука тут как тут. Увидала следы Шестикрылого, испугалась, спрашивает:

— Смилуйся, женушка, скажи, уж не змиевы ли это следы?

— Да нет же, нет. То мой братец к нам в гости примчался.

— Значит, можно мне человеком оборотиться.

Обернулась щука человеком, входит в избу. Шурин ему навстречу, и так они обрадовались друг другу, словно давно знакомы. Да недолго у зятька глаза радостью блистали: вспомнил он про свою злосчастную судьбину, вздохнул тяжело и говорит:

— Кабы мог ты меня, братец, из змиевых когтей вызволить — вот бы счастье было! Околдовал он нас — брата орлом, другого — медведем, а меня — щукою. За мной вот меньшая твоя сестра, за орлом — вторая, а за медведем — старшая. Одному тебе змия не одолеть. Ступай к братцу-орлу, может, он поможет, а я слаб: мне ведь, как солнце взойдет, снова щукою обернуться.

Утром вскочил братец на своего коня и помчался ко второму зятю, к орлу. Конь с соколом и раком в лес отдыхать пошли, а братец к сестре зашел, в орлий дом. Обняла его сестра со слезами, накормила, спать уложила, а сама мужа ждет. Вечером прилетел орел, но, увидя следы Шестикрылого, испугался и взмолился:

— Смилуйся, женушка! Скажи — не змиевы ли это следы?

— Да нет же, нет, мой братец к нам в гости прискакал.

— Коли так, то я человеком обернусь.

Обернулся орел человеком и зашел в дом. Шурин ему навстречу, и так обрадовались оба, словно давным-давно знакомы. Но и этот зять вскоре вспомнил о своей лихой судьбе и сказал, вздыхая:

— Вызволил бы ты меня, братец, из змиевых лап! То-то счастье было бы! Но одному тебе змия не одолеть. Ступай-ка ты к брату-медведю, он тебе поможет, а я слишком слаб: ведь как солнце всходит, я орлом оборачиваюсь.

Утром братец вскочил на своего коня и помчался к третьему зятю, к медведю. Конь с соколом и раком пошли в лес отдыхать, а брат к сестре зашел, в медвежье жилье.

Обняла его сестра с плачем, накормила, спать уложила, а сама мужа ждет. Вечером пришел медведь. Увидал следы Шестикрылого и спрашивает:

— Уж не змий ли тут околачивался? Не его ли то, женушка, следы?

— Нет же, нет, это мой братец к нам в гости прискакал.