– Сегодня?

– А когда еще? Я стосковалась по нему – сил нет! Ну, пожалуйста! Он допоздна не ложится – так что это удобно будет, ты не переживай.

– Я не переживаю. Я без комплексов, – Марьяна насмешливо смотрит на несчастную влюбленную. Как у нее розовеют щеки, блестят глаза, поднимается грудь… Сколько эмоций дает любовь! Вот только Марьяне не довелось еще испытать их…

– Спасибо тебе! – та готова на шею кинуться своей спасительнице и уже протягивает руки.

– Ладно ты, не балуй!

Знала бы Марьяна, к чему приведет это невинное на первый взгляд приключение, бежала бы от Жанны, спотыкаясь и падая… А может, наоборот?

…Полночь. Закрытая дверь… А что за ней? Распахнешь ее, и, возможно, жизнь твоя перевернется, словно там, по ту сторону, все не так, как в нашем мире. А вдруг, пока она еще молчаливо закрыта, самое время развернуться и бежать без оглядки, так как там… да лучше бы и не знать, что там.

Но девушки не убежали, а закрытая дверь – сим, сим, и открылась. Значит, это судьба…

На пороге – молоденький парень в шортах и футболке.

– Привет, Паша! Дэн дома?

– Привет, Жан! Давненько ты в наших краях не показывалась. Заходи, дома он.

Девушки вошли в темную квартиру. Марьяне с первого взгляда показалось, что она попала в огромный темный дворец. В темноте читались очертания далеких арочных сводов, таинственно мерцали зеркала… Бесшумно ступая по мягкому ковру, они прошли по длинному коридору прямо, затем повернули направо, затем – налево, и там перед ними возникла уединенная дверь. Над нею тихонько позвякивала музыка ветра в виде длинных сиреневых трубок и рыбок, медленно покачивающихся, словно они плавают в родной стихии.

– Ой! – сделала большие глаза Жанна и бессильно опустила руку, готовую отворить дверь. – Боюсь…

– Не боись, прорвемся! – и Марьяна решительно втолкнула ее в комнату.

Комната встретила их таинственным полумраком, в котором предметы казались призрачными, а в воздухе дрожал туман от слабо мерцающих восточных свечек. Полумрак слегка рассеивался приглушенным светом разнообразных светильников в восточном стиле, в виде фигур животных – жабы, дракона, кота… Тихо играла медитативная музыка – глухо стучали индийские барабаны. На диване полулежал молодой человек, который показался Марьяне настолько прекрасным и загадочным, что она резко остановилась и воскликнула:

– Да это же настоящий Дориан Грэй!

– Кто? Дориан Грэй? Хм… Спасибо, – улыбнулся обладатель замечательной внешности. – Давайте знакомиться. Я – Дэн, Денис.

Дэн был чуть выше среднего роста, хорошо сложен, с белокурыми волосами, отливающими в полумраке лунным сиянием, с лицом немного удлиненным и очень белым, на котором так странно выделялись глаза его – огромные, черные, опушенные очень длинными и густыми ресницами. Все остальное – тонкие губы с изящным изгибом, греческий нос – тоже казалось произведением искусства, тщательно вырезанным прихотливым резцом мастера.

– Марьяна, – девушка протянула ему маленькую энергичную руку.

– Привет! Рад, действительно рад, – Дэн бережно пожал ее пальчики.

– Здорово, – холодно кивнул он взволнованной блондинке, затем подвинулся, приглашая девушек присесть рядом с ним на диван. – Ну-с, какими судьбами?

– Мы шли с литературной студии, – заворожено глядя на красавчика, хриплым от волнения голосом ответила Жанна. – И решили зайти.

– И решили зайти… Вот так запросто! Ай, молодца! Хвалю девушек без комплексов! – Он выразительно посмотрел на наручные часы.

– Ну, мы-то с тобой не посторонние люди, – справившись с волнением, перешла на игривый тон его подруга.

– Конечно! Да мы с тобой почти родственники!.. Подумаешь, переспали пару раз… Ну-с, и что же вы там делали – на литературной студии? Обольщали мужчин? Поэтов, чтобы они вам стихи посвящали? Это же так романтично – быть музами…

– Нет, мы выше этой пошлости, – резко возразила Марьяна.

– Вот как? – он быстро повернулся к ней. – А разве это пошло – быть музами? Разве я сказал какую-то пошлость?

– А что же еще, по-твоему, ты сморозил? Конечно, пошлость! Ненавижу, когда про меня думают, будто я на студию хожу, чтобы мужиков клеить.

– А почему ты решила, что я так думаю?

– Так ты ж только что сказал…

– Думать и говорить – разные вещи. Можно думать одно – а говорить совершенно другое… Так-то… А почему ты сказала, что я похож на Дориана Грэя? Ты правда так думаешь? Скажу прямо, мне это польстило, хотя и неожиданно… Оскар Уайльд – один из моих любимых писателей. Эстетизация порока… Обожаю!

– Это первое, что пришло мне в голову, когда я тебя увидела… В тебе этакая смесь красоты, невинности, чистоты… и порока.

– Браво, девочка! В самую точку… Ты вот говоришь, что ходишь на литературную студию не для того, чтобы мужчин завлекать. А для чего?

– Я писательница. Я пишу и хожу на студию, чтобы общаться со своими единомышленниками, делиться своим творчеством, своими фантазиями, мыслями… Ну, вот как художник, написав картину, хочет, чтобы ее увидели. Ведь так?

– Так, так… Ну, и где твоя картина? Я хочу ее видеть.

– Она со мной. – Марьяна, не отрываясь, смотрела в его глаза, они словно гипнотизировали ее. Он тоже смотрел на нее немигающим воспаленным взглядом. И это очень возбуждало.

– Я хочу сказать, что Марьяна у нас пишет… – начала было Жанна, но Дэн оборвал ее:

– Я знаю все, что ты хочешь сказать. Ты для меня уже прочитанная книга. Теперь я хочу прочитать твою подругу. Ты готова, подруга?

– Готова!

Марьяна достала из сумочки рукопись и начала читать…

…Когда она замолчала, Дэн три раза медленно хлопнул в ладоши:

– Браво, – прочувствованно произнес он, не спуская с нее тяжелый взгляд. – На самом деле хорошо, поверь мне! Я – искушенный читатель. Враждебный мир, в котором живем все мы, и твой мир, в котором живешь ты одна… Я хочу знать о твоем мире все! Какой он, твой мир?

Жанна, начавшая понимать, что все происходит не по сценарию, написанному в ее голове, переводила напряженный встревоженный взгляд с одного на другого.

– Я не мешаю вам?

– Конечно, мешаешь, детка! Наконец-то догадалась…

– Так это что – действительно конец? – ее голос задрожал.

– Действительно конец.

– Нет! Нет-нет-нет, Дэн! Только не это! Не бросай меня! – она опустилась на колени перед ним, обнимая его ноги. Он брезгливо отстранился.

– Спокойной ночи, зайка. У нас сейчас будет беседа на интеллектуальные темы. Ты в этом не сильна.

– Погоди… Нет! Не отталкивай меня вот так… – она стала судорожно цепляться за него, а он – брезгливо сдергивать с себя ее руки. Нет более жалкого зрелища, чем покинутая женщина, пытающаяся вернуть своего любовника.

– Не унижай себя, Жанна, крошка! Я не стою этого, – твердил он с кривой усмешкой, пряча глаза от ее настойчивого ищущего взгляда.

– Ты не можешь бросить меня! – лепетала Жанна, задыхаясь от слез. – Не можешь, потому что я не могу жить без тебя! Я что-нибудь с собой сделаю!

– Неужели? Как романтично… Я пролью слезу на твоей могиле и воткну в снег пару алых гвоздик, на розы у меня денег нет… Я уже вижу эту картину – белый снег и алые, как кровь, гвоздики… Как это будет красиво! Мне это понравится, ведь я эстет…

Тогда Жанна впала в бешенство.

– Так вот как ты относишься к моей любви, к тому, что мне больно?! Ну, и… ну, и… пошел ты! – завопила она, захлебываясь от рыданий. – А от тебя, гадина, я такого не ожидала! – она резко повернулась к Марьяне, с ненавистью глядя на нее.

– Да я-то что ж сделала? – Марьяна недоуменно развела руками, с отвращением и удивлением наблюдая эту сцену.

– Жанна, послушай меня, – воскликнул предмет ее обожания, неожиданно засмеявшись, – помнишь, я рассказывал тебе об учении Александра Свияша? Так вот, напомню – жизнь, по Свияшу, это даже не театр, театр – слишком красиво и возвышенно, жизнь – это цирк, а люди в ней кто? Актеры? Нет! Клоуны! Так вот, ты сейчас кривляешься на арене цирка в колпаке, на котором написано «отвергнутая женщина»! Как тебе идет этот колпак! Как жалобно позвякивают его бубенцы, когда ты трясешь головой!