Пожалуй, на сегодня хватит… Владислав Альбертович сохранил написанное, потянулся, пружинисто поднялся и вышел из своего кабинета. Было уже совсем поздно – непривычно тихо и пусто в коридорах. Мягко, по-кошачьи ступая, он спустился в подземный паркинг. Через несколько минут он уже мчался в своем черном мерседесе. Сначала он двигался по направлению к дому, затем передумал. Он представил свою уютную квартиру, теплые объятия жены, ее белокурые, вечно благоухающие какими-то цветочными ароматами волосы, представил детей – сына и дочь, которые обступят его и уж, конечно, не отпустят, пока он не обсудит с ними все их детские дела. Несмотря на солидный возраст, он был молодой отец – сыну десять, а дочурке только пять лет. Владислав улыбнулся, представив себе семейную идиллию. И, резко развернувшись, поехал в обратную от дома сторону. Хотелось еще побыть наедине с собой, обдумать одну мысль…

Вскоре он припарковался около здания музея уникальных кукол. Здание подсвечивалось, что придавало ему таинственный вид, а черные окна равнодушно смотрели на него слепыми глазницами. Владислав поднялся по высокому крыльцу, нажал кнопку вызова. Через некоторое время он заметил, что на него смотрят в глазок. Дверь отворил охранник.

– Добрый вечер, Владислав Альбертович. Решили заглянуть к нам?

– Да… Добрый вечер, – рассеянно поздоровался Владислав.

– Сигнализацию отключить?

– Да, как обычно… – он быстро взбежал по слабо освещённой лестнице на второй этаж и вошёл в небольшое помещение. Темно, только слабый свет уличных фонарей проникает в окна. И они… Они стоят и сидят, поодиночке, парами и группами и настороженно смотрят на него. Он различает в сумраке их головы, повёрнутые в его сторону. Иногда ему кажется, что они живые. Это хорошо – так легче думается.

Владислав нащупывает на стене выключатель, электрический свет безжалостно сбрасывает покровы таинственности с обитателей этой комнаты. На гостя смотрят десятки пар глаз. Это куклы. Большие и маленькие, грустные и весёлые, в роскошных нарядах и скромных одеждах. Как обычно, при виде этих маленьких, как будто живых человечков его охватили воспоминания. Коллекция кукол собиралась его, теперь уже бывшей, женой. Он искренне разделял её увлечение, помогал ей основать этот музей, где его по-прежнему считают своим человеком. Да и как же иначе? Ведь до сих пор вся эта роскошь существует во многом благодаря ему. Она уехала, а он остался. И с ним остались её куклы. Он не любил людей, но любил кукол.

– Привет! – радостно поздоровался с ними этот в общем-то несентиментальный мужчина. – Как поживаете? Соскучились? Ну, давайте поиграем.

Владислав взял фарфорового мальчика в матроске…

– Ты – наш президент.

Слева от него посадил куклу – крестьянина в подпоясанной холщёвой рубахе.

– Ну, а ты – лидер СДПРФ, сам папа Зуб – Иван Петрович Зубанов.

Справа он примостил пупсика в пелёнках.

– Это наши правые.

Затем взял в руки куклу в шёлковом пышном платье и, крутя её, пробормотал:

– А это – некая третья сила. Ну, куда бы тебя пристроить, третья сила? Нет для тебя пока места, дорогая.

Он задумчиво переставлял кукол, меняя их местами, подсаживая к ним новых… Затем радостно улыбнулся и вернул всех на свои места.

– Ага, кажется, придумал.

Главный оппозиционер страны, председатель СДПРФ, Иван Петрович Зубанов, или «папа Зуб», гордо вышагивал по длинным коридорам Кремля. Гламурный галстук фирменного красного цвета («Брэнд, батенька…») ярким пятном выделялся на фоне серебристо-серого дорого костюма. Перед дверью кабинета с табличкой «КУКЛОВОД Владислав Альбертович» он остановился на миг, придал лицу выражение сдержанной любезности и, деликатно постучав для приличия, тотчас вошёл, по-свойски, не дождавшись приглашения.

– Владислав Альбертович?..

– Да-да, Иван Петрович, жду вас… Присаживайтесь, – царственный жест на близстоящее кресло, – надолго не задержу. А переговорить кое о чём надо.

Иван Петрович прошествовал на отведённое ему место, сел, пригладив складки пиджака на округлом животе, и приготовился слушать.

– Видите ли… Разговор не очень приятный для вас, а потому я хотел бы начать издалека, для начала – вспомнить все ваши заслуги…

– Смягчить впечатление?

– Скорее поразмышлять вместе с вами… Итак, в далёких теперь уже 90-х, когда реформы вовсю внедрялись и наш народ начал понемногу понимать, что его просто-напросто обманули: пообещали западный уровень жизни, западные ценности, а вместо этого подсунули инфляцию, безработицу, нищету… Да что вам рассказывать? Сами всё прекрасно помните… Так вот, возмущение в народе тогда стало достигать точки кипения. Ещё немного, и котёл народного гнева взорвался бы. А этого нельзя было допустить…

– И с этой целью, – подхватил главный оппозиционер, – было принято решение создать новую коммунистическую – социал-демократическую партию – СДПРФ. И тем самым дать народу надежду, что правительство испугалось народного гнева и готово пойти на попятный. Народ успокоился – партия создана, есть лидер, значит, всё будет хорошо. Надо слушаться лидера, и он в итоге приведёт всех к победе социализма.

– Всё верно. Лидер был выбран удачно – философ, теоретик, не лезущий в практику. И пусть себе, как свадебный генерал, он и дальше колесит по стране, встречается с трудящимися, повязывает галстуки пионерам да создаёт в кабинетной тиши свои труды о сущности и вызовах текущего момента, о преемственности учения Маркса-Ленина и прочее. Этот лидер – вы, Иван Петрович. Во всём вы правы! Впрочем, так же, как и Маркс. Вот только от теории до практики – пропасть… Кстати, над чем вы сейчас работаете?

– Опасность глобализации…

– Вот видите – очень актуально и наверняка всё умно и обстоятельно. Как вы и умеете – одно слово, философ… Но мы отвлеклись. Продолжим перечень ваших заслуг. Вам ловко удавалось долгое время водить народ за нос. Вспомним 93-й, когда, во время расстрела Белого дома и разгона законно выбранного парламента, вы лично попросили народ успокоиться, разойтись по домам, тем самым позволив Ельцину добить зарождавшуюся оппозицию. А если бы народ вышел на улицы – тысячи, миллионы разгневанных, доведенных до отчаяния людей? Что было бы тогда? Вряд ли армия стала бы стрелять в безоружных людей, особенно если их миллионы. И тогда, возможно, новый режим был бы сметен. Но, как говорится, история не любит сослагательного наклонения. Главное, вы правильно выступили – и народ не вышел. И никто не задался вопросом, почему в тот день другие оппозиционеры не были допущены в Останкино, а вас, главного революционера, допустили и предоставили эфирное время.

– Мы напугали народ кровопролитием. Мы убедили их, что это провокация.

– И немногие догадались, кто главный провокатор. Далее. В 96-м вы, несмотря на ваши старания завалить предвыборную кампанию, сделав её отталкивающей, кондовой, однако, выиграли президентские выборы, набрав голоса благодаря идее, воплощением которой вы были. Однако итоги выборов потихоньку сфальсифицировали. Постепенно вы всё больше стали превращаться в миротворца, заявляя, что «лимит на революции в России исчерпан», вы, как наиглавнейшую заслугу, стали выставлять то, что вам удаётся удержать массы от социального взрыва. Теперь ваша партия стала вполне респектабельной, державно-националистической, сродни западноевропейским партиям социального типа, которые, как известно, не против капитализма, а лишь за его очеловечивание, скажем так, за капитализм с человеческим лицом. Вы – партия…

– Я – не партия…

– Партия, Иван Петрович. Как там у Маяковского? «Мы говорим «партия», подразумеваем, Ленин. Мы говорим «Ленин», подразумеваем «партия». Так вот, сегодня всем понятно, что партия – это вы. Не возражайте! Так и надо. Вы должны сделать партию полностью подконтрольной, чтобы удерживать недовольство масс. Никакой самодеятельности! Никакой критики и свободомыслия! Вы должны вдолбить в голову ваших товарищей, что вы непогрешимы, что вам одному известно, в какую сторону надо идти и что делать. Короче, никаких революций! Смотрите в оба! Пресекайте в зародыше! Да, вы почти убедили массы в том, что путь эволюционный – единственно верный…