Я спустился с пригорка в низину и, не оглядываясь, уверенным шагом направился к Северному хутору по трухлявому мостику, перекинутому через прудик. В деревянном заборе, выкрашенном нежной зелёной краской, было несколько входов: восточный, со стороны Кордона, южный, куда дорога вела дальше, вглубь Болот, и обычные дыры. Я выбрал самую широкую прореху в заборе, не сбавляя хода, зашел на официальную территорию бара. Вышел я несколько неудачно, чуть не наступил на горстку еще не высохшей земли. Из неё торчала воткнутая палка, с противогазом на конце. А за свежим погребением расположены еще четыре. Вот и подтверждение одного из зловещих слухов. Уверенности оно, естественно, мне не прибавило! Продолжил идти, аккуратно лавируя между захоронениями, стараясь не наступать на них. Это лишь суеверие, привитое в далёком детстве, но дорогое как память. Маленькое призрачное смутное воспоминание; бабушка, ведя меня за руку, еще дошкольника, к могилам родителей, сказала мягко, не наступать на чужие незнакомые могилы, чтобы не расстраивать упокоенных там мёртвых. Её совет я запомнил на всю жизнь…
Избегая столкновения с подозрительными взглядами мутных типов на крыльце одного из домишек, я пересёк двор к входной двери кирпичного дома, с самодельной вывеской из противня, прибитой над косяком. На ней красной краской выведено название бара. На чёрном фоне, красное, с подтёками, смотрелось зловеще. Будто предупреждая о грозящей опасности. Изнутри бара доносилась негромкая неразборчивая речь, и редкий грубоватый смех. Через щели заколоченных окон тянул свет и аппетитный аромат чего-то жаренного, вперемешку с едва различимым запахом сигарет. Один из курящих посетителей бара, сидел на скамейке справа от дверей, плотнее завернувшись в серый пыльный плащ. Через широкую дыру на левом плече виден обычный вязанный свитер, кирпичного цвета. Ни оружия, ни рюкзака при нём не находилось. Мужчина смерил меня мутным красным взглядом, держа вонючую сигарету-самокрутку между зубами и больше никак не среагировал. Шапку на спор даю, что смолит не простой табак!
Попросив мысленно Черного Сталкера о помощи, я сжал в ладони холодную железную ручку и, с протяжным скрипом, потянул тяжёлую дверь себя. Только я сунулся в живое тепло и в дурманящие ароматы еды, путь мне перегородила широкая громада, с квадратной подбритой верхушкой на манер американских солдат. Большой нос, будто расплющен ударом лопаты, и всё внимание с лица гориллы переманивал на себя. Сам я не маленького роста, а эта горилла высилась надо мной на целую голову! Сразу захотелось захлопнуть дверь и нестись без оглядки через кладбище к своей группе. Но я же типа её лидер! Я не должен показывать страх перед своими товарищами-подчинёнными, не смотря на то, каких размеров угроза.
- Оружие, – пробасил громила в одной только чёрной футболке и пёстрых штанах хаки.
- Что? – осипшим голосом спросил я и спохватился, – а! Оружие... Сдать, да?
На пару секунд носатый здоровяк пропал из кадра и вернулся с железным ящичком, что сунул мне в руки. На зелёной крышке той же красной краской выведено число «восемь». Конечно, во избежание кровопролития, надо сдавать всё колющее, режущее, стреляющее и пердящее оружие. Даже здесь, в «Хуторке» придерживаются этого правила. Жалко, страшновато, но придётся отдать трофейный кортик и любимую «Сайгу». Покорно вздохнув, я аккуратно, чтобы не загреметь о металлические стены ящичка, сложил вещички внутрь. Крышка захлопнулась едва не прищемив мне пальцы. Охранник поставил ящик на пол и отпихнул его куда-то в бок. Теперь в руках его появился тонкий блокнот и ручка.
- Имя? – Тем же хладнокровным басом спросил он, глядя строго мне в глаза.
- Моё?.. А… Антон!.. То есть… Шаман!
- Проходи, – чирикнув ручкой в блокноте, горилла зоновского разлива посторонилась от двери. Вон оно как у них устроено! Ничего не скажешь, культурно, надёжно! Фиг попробуешь чужое упереть! Да и побоишься при таком Кинг-Конге с блокнотиком. Ему что? Тюкнет слегка кулаком по макушке и не заметит, а ты копыта откинешь. А может, те могилки с противогазами, его работа?.. Нервно выдохнув ртом я, поправив любимую шапку, дабы придать себе каплю решимости, пошёл к барной стойке. По пути старался осматривать зал так, чтобы это не выглядело вызывающе. Я в пчелином улье, не надо его обитателей злить!
В «Хуторке» на удивление было тепло и уютно, в основном благодаря негромко тарахтящему в тёмном углу генератору и потрескивающей чугунной печи буржуйке. Дымоход её выходил в маленькую круглую дыру в заколоченном окне. Под высоким деревянным потолком висели три дорожки лампочек. Парочка из них уже не горели, но это не мешало подавать яркое освещение, коим может похвастаться не каждый сталкерский бар. Если снаружи я уловил лишь запах жареного и дыма сигарет, то внутри отчётливо витал дух разлитого на полу пива. Как я и предполагал, посетителей в баре сидело достаточно много, однако столов хватало на всех и даже нашлись для одиноко сидящих. Места для выпивки и просто трапезы стояли ближе к правой стене от входа, а слева расстелили матрасы, для тех, кто уже не в состоянии ползти до соседнего дома-ночлежки, и поставили пару скамеек, тем самым образовывая проход к барной стойке. Некто в драной фуфайке, уже похрапывал, уткнувшись носом в стену. Одну скамейку занял молодой парень, с россыпью угрей на щеках и по-женски пухлыми губами, настраивал потрёпанную Зоной гитару. Какой-то мутный мужик, в тёмном драном плаще, свистнул с соседнего стола старую глиняную кружку и спрятал её под плащ. И никого похожего на Гефеста. Этот медведь сразу бы выделялся на общем фоне и заглушал бы всех своим рёвов-хохотом.
Пока я беседовал с громилой у входа, в баре еще царила привычная для него атмосфера: громкая блатная беседа, хохот, пошлые шуточки и тюканье боков гранёных стаканов. Но стоило мне гордо направиться к бармену, как по мне скользнули с десяток пар глаз, в секундную тихую паузу. Раздались негромкие презрительные хмыканья, смешки и даже колкие фразы в мой адрес. Самое безобидное – «опа, наёмыш нарисовался!». Но это можно проглотить. Со скрипом, но смолчать и проглотить.
За длинной барной стойкой сидел только один скучающий лохматый бородач, с виду обычный городской бомж. Подперев щеку он, сонными глазами смотрел на пустой замутнённый стеклянный стакан. Опустившийся сталкер, пропивший все деньги и снаряжение. Странно, что его пустили в бар и поят. Из жалости, что ли? С этим товарищем сейчас бесполезно говорить, а лучше сразу подойти к постоянному человеку в баре – Букмекеру. Хмурый крепкий мужик в кожаной безрукавке, поверх светло-серой рубашки, стоял за стойкой, записывая что-то в обычную зелёную тетрадь, склонившись над ней. Седая щетина скоро перерастёт в недлинную бороду, но, похоже, не сильно волнует своего хозяина. На правом глазу чёрная повязка, в пиратском стиле, а щеки от границы подбритых волос и до широкого подбородка, расчерчивает глубокий кривой старый шрам. У хозяина «Хуторка» не менее устрашающий вид, чем у его охранника. Но как бы Букмекер не выглядел отталкивающе, мне надо с ним поговорить.
Подвинув высокий стул без спинки, я сел на него, положив ладони на чистую лакированную столешницу. Гадкое хихиканье за спиной возвращалось в привычное русло: гости бара быстро теряли ко мне интерес, вспоминали тему своего разговора, спора или прерванного анекдота. По струнам гитары мелодично прошлись пальцами, и парнишка затянул известную песню из советского фильма «Белое солнце пустыни»:
- Ваше благородие, госпожа разлука. Мы с тобой родня давно, вот такая штука. Письмецо в конверте, погоди, не рви! Не везёт мне в смерти, повезёт в любви…
Хозяин бара с видной неохотой закрыл тетрадь, убрал её под стойку и подрулил ко мне.
- Чего заказывать будешь, наёмник? Ассортимент богатый, – Букмекер кивнул себе за спину на широкий стеллаж с разнообразной выпивкой и посудой. На электрической плите, пыхтела пузатая кастрюля, гремя подрыгивающей крышкой. Ароматы пробуждали аппетит, потому как я воздержался сегодня от завтрака, но всё же отказался от заказа. Я не пировать сюда пришёл.
