— Повышенное содержание элементов. Такое сочетание обычно делают для определенных рас и только строго по рекомендации медика, — Играсс встал и подошел к экрану терминала, что-то вывел на нем, стремительно прощелкав несколько окон, он подозрительно нахмурившись. — Не понимаю, как так получилось, что на транспортере появилось полное меню без разделения? Эти вообще тебе не должны были открыться, уже хотя бы просто потому, что это меню только для аранов, у которых после продолжительного пребывания в космосе в организме появляется недостаток некоторых металлов. Радиоактивных к слову.

Я могла лишь плечами пожать. Откуда мне было знать, почему список продуктов изменился. Но было искренне жаль, что перевела столько продуктов, пока нашла хоть что-то съедобное. О чем Играссу и сказала.

— Да плевать на то, сколько ты заказала, — взорвался мужчина, отошел от стола и начал мерить шагами кухонный пятачок. — Меня пугает другое. Понимаешь, если бы ты вдруг забыла проверить маркеры и съела что-то из этого, то мы сейчас с тобой уже не говорили, — на мгновение Играсс замер. — Этот гаденыш догадался, что скоро мы отсюда улетим.

— Кто? Никар? — больше все равно предположить не на кого.

— Да. И решил таким образом оставить тебя здесь, потому что считает — балласт на руках в виде тебя с тяжелым отравлением мне будет только мешать.

У меня внутренности от страха свело и только что съеденное стало комом в горле, настойчиво попросившись наружу. Мозги отказывались верить в подобное, а непредсказуемая женская душа требовала объяснения.

— И как он это смог провернуть? Он всего лишь пассажир на этом звездолете. Должна же здесь быть хоть какая-то система безопасности?

— Рида! — Играсс громко выкрикнул имя вновь пропавшей ИскИна. — Девочка моя, а не расскажешь ли ты нам, где последние сутки ошивается мой родственник? Не у медиков случайно?

Проявившая в пространстве проекция девушки на несколько секунд замерла, нахмурившись, как человек, погрузившийся глубоко в свои мысли.

— Нет. Доктор, после того как вернулся от вас, не покидал свою каюту, — отрицательно покачав головой, та сделала какое-то странное движение рукой.

На ближайшей стеной панели появилось виртуальное окно экрана. Замелькали колонки цифр, пароли доступа, время.

— Что это?

— У каждого члена экипажа есть свой чип доступа. Пассажирам тоже выдаются чипы, с ограниченным допуском естественно. Без такого дивайса ни одна дверь, не настроенная на общий доступ, на этом звездолете просто не откроется, — пояснил мне Играсс, напряженно наблюдающий вместе с Ридой за мелькающими цифрами. — А вот у нашей знакомой, в силу некоторых обстоятельств, есть доступ к общей базе головного компьютера, на котором резервно копируются все данные со всех систем звездолета. В том числе и о перемещениях экипажа. И сейчас она пытается выяснить, кто у нас такой умный, влез в программу жизнеобеспечения и внес все эти ненужные изменения. А главное, зачем?

Честно говоря, я не совсем поняла, как они собираются это выяснить по цифрам доступа к каютам. Остается надеяться, что объяснят.

— Нашла! — спустя пару напряженных минут выдала девушка, тыча пальцем в ярко выделенную строчку из списка. — Вчера, сразу после возвращения в каюту, Никара навещал второй медик. И пришел он к нему, судя по всему, не с пустыми руками, — мрачно констатировала, спроецировав изображение с какой-то камеры в коридоре, на которой был запечатлен второй медик с бутылкой в руках. — Видимо, твой соотечественник своим состоянием вызвал у них закономерные вопросы. А так как ни одна из женщин не смогла, да и не захотела, наверное, на них отвечать, они направились к тому, кто точно знал ответы. Ловко.

— Значит и изменения в программу внес тоже кто-то из медиков.

У меня волосы на голове дыбом поднялись от того, с какой интонацией это было сказано. Опасливо повернувшись к Играссу, я чуть со стула не свалилась, столкнувшись с ним взглядом. Кажется, ещё чуть-чуть и звездолет контрабандистов уже ничего не спасет от неожиданного взрыва где-нибудь в реакторе. А ведь здесь останутся Лиза с Иркой и Машей, и тем парнишкой, которого мы к медикам притащили.

— Никару можно только спасибо сказать за то, что не проговорился о моей аллергии, из-за чего я всю еду по маркерам проверяю, — нервно сглотнув, попыталась сгладить накалившуюся атмосферу. — Иначе они бы придумали что-нибудь более действенное. А так, лишь испугали немного.

— Испугали немного, говоришь? Ты слишком добрая к тем, кто чуть не отправил тебя в криокамеру на неопределенно долгий срок, — неожиданно для меня мужчина встал со стула и, повернувшись ко мне, опустился на колени у моих ног. — Девочка моя, ты просто не понимаешь, что после отравления тяжелыми металлами даже не всякий здоровый сцонк без серьезного лечения на ноги встанет.

— И что т-теперь делать? — заикаясь, спросила, потихоньку скатываясь в истерику.

Только теперь, почувствовав горячие ладони на своих бедрах, поняла, что меня дико трясет. Состояние было ещё хуже, чем в тот раз, когда Какрик, этот лягух, появился в моих серых буднях со своими ужасными, липкими прохладными пальцами, мерзкого, розового цвета. На глаза непроизвольно навернулись слезы, делая все расплывчатым и нечетким, отчего мерзкое ощущение ужаса стало лишь реальней.

— Хм. Я думаю, нам стоит уйти красиво. Не попрощавшись, но довольно громко хлопнув дверью.

Ну вот! А ведь я хотела как лучше, только получилось видимо, как всегда. И теперь вместо Никаровой истерики мы получим полноценный мордобой. Причем, из-за моей истерики. Невольно вырвавшийся всхлип разрушил напряженную обстановку, вызвав последствия, по-моему, даже большие, чем несостоявшаяся диверсия.

— Ну что ты, девочка моя? Все же позади, все хорошо, — принялся уговаривать меня Ящер, притягивая к себе. — Дыши моя красавица. Вот та-ак, медленно. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Молодец.

Спокойный, уверенный голос Играсса. Я ухватилась за него, как утопающий за соломинку. И это помогло. Медленно, но верно, потихоньку, чернильно-черный мрак ужаса и страха перед глазами расселся, открывая мне обеспокоенное лицо моего Ящера.

— И-иг…

— Тише, тише. Успокойся. Все же хорошо? Ничего страшного не произошло, все живы, здоровы, — Играсс крепко сжал меня в объятьях, позволяя, уткнувшись ему в шею и судорожно цепляясь ногтями за каменно напряженные плечи, выплакаться.

— И-иг! За-зараза. Лучше б ты мне н-нчего не го-оворил, — прогундосила через какое-то время, утирая распухший нос рукавом туники (ничего другого просто под рукой не было, а сопли до подбородка — это как-то не очень, по-моему).

— Прошу, прости меня, малышка. Я не хотел тебя пугать, — стирая слезы с мокрых щек тыльной стороной ладони, попросил Играсс, устраиваясь со мной у себя на коленях удобнее.

Вот так и получилось, что Играсс сидит на полу, скрестив ноги по-турецки, и я, в получившемся углублении, сижу к нему лицом, сцепив ноги за его спиной, крепко прижимаюсь к нему, шмыгая носом, переживаю за одного синеволосого треполога. Не знаю, как долго мы так просидели с ним в обнимку на кухонном полу, сцепившись конечностями. Просто сидели, слушая, как бьются наши сердца. Впитывая эти неожиданные чувства близости, родства и молчаливого понимания. Он осторожно гладил меня по спине, а я самыми кончиками пальцев вырисовывала у него на спине какой-то замысловатый узор.

— И что теперь? — прокаркала, охрипшим голосом.

Я хотела спросить, оставит ли он свою идею о взрыве или теперь уже просто нет другого выхода, но меня хватило лишь на это. В горле поселилось неприятное чувство, словно перед ангиной.

— Ты сейчас пойдешь, умоешься, возьмешь вещи, после чего я провожу тебя на Птичку. Это мой звездолет, — пояснил, предвосхищая мой вопрос.

Меня осторожно поставили на ноги и, придерживая за локоть, отвели к лестнице, где я случайно увидела свое отражение. Черт! Ну, кто бы сомневался. После такой истерики я буду похожа далеко не на красавицу писанную.