Бегу к двери, увязая в песке, что, как всегда, не хочет меня отпускать. Распахиваю дверь, вскакиваю и чуть не падаю из-за онемевших ног. Сколько же я так просидел? Ковыляю на веранду. Небо на востоке посветлело, а звёзды поблёкли, но им на смену пришли всполохи северного сияния. Беззвучного, красивого и отчего-то страшного, словно ткань реальности прорвалась, показывая истинное чудовищное нутро, и всё, что казалось глупой детской сказкой и невежественными россказнями стариков, оказалось правдой.

В доме за спиной шум, суета, шаги. Откинув занавеску, вышел и встал рядом папа.

— Слушай меня очень внимательно и не перебивай. Скоро начнётся паника. Бери Кабира и отправляйся к куполу, оружие, еду и вещи я для вас уже собрал. Поедете на велосипедах, пока трасса безопасна. Вы должны спешить и покинуть город, прежде чем он утонет в хаосе насилия. Спутники уже вышли из строя, но совет страны молчит, скоро отключится наземная связь, электричество, и всё будет кончено. В права вступит закон силы. Мы с матерью едем в приют за городом, соберём детей и пойдём за вами. Не ждите и не ищите нас. У тебя только одна задача: выжить и сохранить ребёнка. Любой ценой! Это самое главное, он наше будущее. До купола почти две тысячи километров, но вы должны дойти во что бы то ни стало! Сторонитесь любых людей, городов и магистралей, двигайтесь только вдвоём, никого не подбирайте, чтобы не замедляться, и никому ни слова о куполе. Если вас попытаются остановить или начнут угрожать, убивайте сразу, не раздумывая. Они и так уже все трупы, просто ещё не знают об этом. Собак я заберу с собой. Карта с маршрутом в рюкзаке.

Отец развернул меня к себе и крепко обнял. А мне хотелось оттолкнуть его, закричать: «Это всё взаправду?! Ты серьёзно?!» Но небо, сияющее небо…

— Я люблю тебя и верю в твои силы, а теперь простись с мамой и найди Кабира, передай ему мои слова. Он должен защитить тебя и ребёнка любой ценой. Даже ценой жизни, но не своей, иначе вы не доберётесь. Я люблю его, люблю вас всех, иди, иди к матери, да хранит тебя Великая Тьма.

Я бежал по улицам просыпающегося душного города, что казался таким же, как всегда, с его запахами свежих лепёшек, пережаренного масла, вони нечистот и экскрементов, трепещущего на пыльном ветру выцветшего белья, деланого смеха мальчишек-попрошаек, пьяной ругани, первых сигналов вечно спешащих такси. Да, всё было как обычно, кроме обращённых в небеса лиц: восторженных, равнодушных, встревоженных, хмурых, помятых со сна или беззаботных. Они видели, но не понимали, не знали, перекликались, шутили, строили догадки, а я бежал к Кабиру, и ветер гнал за мной клубы пыли и мусора.

Я нашёл его в полном раздрае, измученного и отвратительно пахнущего. Мы поплелись домой, и он рассказал, как умер отец, а я поведал о стычке с дядей.

— Значит, это я виноват, что дядя осквернил храм и теперь миру конец?

— Не думаю, наш секс был не настолько плох, чтобы разгневать солнце.

— Великая! Ты можешь думать о чём-то другом, кроме траха? Разве не понимаешь, что происходит?! Исход! Нашего мира больше нет!

— Но мы всё ещё есть, поэтому не раскисай и шевели ногами.

— Это я-то раскисаю? Да ничего подобного, — хрипло проговорил он, украдкой вытирая набегающие слёзы.

Я бы и сам поплакал, но потом, потом.

Мы подошли к дому. Рыжих нигде видно не было, значит, родители уже ушли. Увижу ли я их ещё когда-нибудь?

— Так, губитель человечества, не разбредаться, хватаем рюкзаки — и в дорогу.

— Моя мама, — сглатывая, выдавил он.

— Уехала с дядей.

Кабир уронил голову, но тут же собрался.

— Тогда в путь? — спросил он, глядя на меня блестящими, вобравшими и отпустившими весь мир глазами.

— Да, в путь!

Мы выкатили нагруженные велосипеды. Окинули прощальным взглядом свои дома, покинутый куб храма.

И поехали навстречу сияющему и безжалостному солнцу.

========== 8. Кабир ==========

Проснулся среди ночи с чувством тянущего беспокойства в сердце. Прислушался: звенящая тишина. Сквозь ставший прозрачным купол просвечивали далёкие звёзды. Купол менял проницаемость, поддерживая температуру не выше двадцати семи градусов. Повернул голову: вторая половина кровати пуста. Злючка пропала. Вечером она втиснулась между мной и Киримом и толкала его ногами, пока он не свалился с края и со словами: «Как-то у вас там слишком мягко, спать невозможно» — улёгся на своё покрывало, с которым так и не расстался.

Стараясь не шуршать простынёй, я подполз к краю и посмотрел вниз. Девочка свернулась клубочком в объятиях Кирима, зажав в зубах его большой палец, как собака — кость. Вокруг них плотным коконом шевелились сторожевые нити тьмы. Ощутив мой взгляд, Кирим шевельнулся во сне, а Злючка тут же крепче сжала зубы, отчего мальчик проснулся и очень бережно погладил её.

Я отвернулся, пережидая острое желание спуститься и лечь вместе с ними, ощутить живое тепло. Что же меня разбудило? Откинувшись на спину, вновь посмотрел на звёзды и уловил стремительное движение скользнувшей прочь тени. Зверь? Человек? Скорее уж ребёнок. Но так владеть Мраком! Как ни старался, я не мог сфокусировать на нём внутренний взгляд. Он играючи ускользал от моего внимания и появлялся в отдалении, выпустив лучик сияния, словно поддразнивая: «Я здесь, поймай меня». Но я не смог, и через пару минут он совсем убежал или затаился.

Я больше не сиял намеренно, но, видимо, «бабочки» запомнили направление и продолжали слетаться на увиденный огонёк. Сад с лёгкостью мог прокормить до десяти человек, а то и больше, если использовать землю рационально, но это бы слишком усложнило быт, отвлекая меня от исследований, что помогут спасти не десяток и даже не пару десятков, а всех выживших. Завтра же продолжу тренировать Кирима, а сейчас — спать, спать. И не забыть предупредить его о госте, чтобы не бросал дверь открытой и был осторожен снаружи.

*

— Арун, подожди меня здесь, а я схожу к деревне. Слышал там лай собак, может, удастся на них поохотиться.

Обессиленный исхудавший Арун, закрыв глаза, сидел, привалившись к дереву. По лбу катились капли пота. Ребристая мальчишеская грудь, обтянутая болезненно-прозрачной кожей, и большой живот. Уже три месяца мы пробирались через опустевшие умирающие джунгли. Почти все дикие животные ушли на север, спасаясь от невыносимого зноя, или погибли. А мы двигались в пойме реки Вольной на юго-восток, к плато с заветным куполом. По моим прикидкам нам осталось пройти несколько десятков километров, но Арун был совсем плох, и большую часть дня мы прятались в тени, совершая небольшие переходы в сумерках.

— Кабир, моё тело стремится выжить и возвращает мужскую форму. Сначала грудь, а теперь это. — Он оттянул резинку грязных шорт, демонстрируя сжавшийся член. — Как мне теперь родить? — По его щекам покатились слёзы. — Моё тело и ребёнок воюют друг с другом. Если победит тело, оно сожрёт его. Что мне делать, Кабир? Я больше не могу так.

— Мы доберёмся до купола, ты восстановишь силы, превратишься обратно и сможешь родить. Я принесу еды, не плачь. — Я погладил его по голове и ушёл.

«Тьма с ним, с этим ребёнком, сожри его, только не умирай», — хотелось крикнуть мне, но я не мог. Арун, да и сам я, никогда бы не простил этих слов. А если он умрёт, что тогда? Тогда я убью себя и уйду вслед за ним. Без него мне тут нечего делать.