— Хочешь, подёргаю? Я умею.

— Нет-нет, не вздумай, а то это может плохо кончиться.

— Да нет же, это очень приятно, и спится потом хорошо, — копошится, пытаясь развернуться, юноша, но Кабир не пускает того, крепче прижимая к себе.

— Плохо для тебя. Короче, спи давай, завтра на плоскогорье подниматься.

Яркая звезда беззвучно прочерчивает небо.

— А как ты змейку сделал?

— Да вот подёргал, как ты предлагал, и сделал.

— Из этих малявок?

— А ты их видишь?

— Конечно, в них же столько жизни! Ты их всех в одну с помощью Тьмы слепил?

— Да, единым смыслом.

— А меня научишь? Дёргать я уже умею!

— Ты спать будешь или мне тебя… съесть?.. Чего молчишь?

— Я сплю, не буди меня.

В неглубокой пещерке у подножия старых, крошащихся и осыпающихся гор тихо, а в мёртвой, чёрной пустыне, шелестя песком и завывая, гуляет ветер.

— У тебя крепкая паутина Тьмы получается, не пробовал ловить в неё свет?

— Что? Опять ты меня будишь.

— Ты не спал, и я, из-за твоих фантазий.

— Как поймать свет, он же не живой?

— А ты только живые смыслы умеешь Тьмой поглощать?

— Раньше у нас с мамой тоже был свой оазис с большущей пальмой, раза в три выше меня. Мама высасывала из неё воду и поила меня. Пыталась научить, но я всегда был слишком жадным и никогда не мог вовремя остановиться. И ей приходилось бить меня, чтобы я потерял сознание. Маме не нравилось меня бить, ей самой делалось больно… Однажды она ушла охотиться, и я остался один. Поднялась буря и не утихала дня три. Я очень проголодался… Сидел, укрывшись, за пальмой, чувствовал её корни глубоко в прохладном песке, ветер, рвущий листья. И сам не заметил, как высосал её досуха. Очнулся только ещё через пару дней, когда буря стихла, а пальма умерла. Вернувшись, мама меня не ругала, но я чувствовал её боль и отчаяние, нам пришлось уйти. Я разрушил наш оазис, а потом и…

Кабир накрывает ладонью его лицо.

— У тебя сухие глаза, это тяжело для сердца.

— Так и надо… зря только воду переводить…

— Ты же её прекрасно впитываешь. Любишь себя мучить?

— Отстань!

Мальчишка дёргается, порываясь вскочить.

— Тихо, не трепыхайся. Я тоже умею причинять боль, вскрывать нарывы и выпускать гной. Если тебе удаётся впитывать воду, должно и со светом получиться. К тому же энергетический смысл трансформировать гораздо легче, чем вещественный. Завтра попробуем.

— Я не брошу накидку, — прижимает он ткань к груди.

— Как хочешь, спи.

— И воду я не трансформирую, а просто впитываю кожей.

— Ну хоть с логикой и пониманием у тебя проблем нет.

Мне хочется вырваться из Кирима и покусать Кабира, но мальчишке приятны его объятия, он так рад, что вновь не один, но разве я не всегда с ним, в нём, я же намного ближе? А ещё эта ужасная змея. Чтобы её создать, Кабир вырвал из меня кусок и заточил в извивающемся теле, отделив придуманным, искусственным смыслом. Это так ужасно — потерять целостность и не иметь возможности ощущать часть себя.

========== 3. Кабир ==========

Восходящее солнце превратило пустыню в засахарившееся малиновое варенье. Ещё пара десятков лет, и про малину вспоминать будет некому, если такие, как я, не найдут выход. Люди оказались слишком высокомерны и самонадеянны, чтобы сплотиться, ища его вместе, и поплатились за это. Одни на всемирном совете с пеной у рта доказывали, что нас спасут только высокие технологии, а другие призывали отдаться на милость матери природе и, эволюционируя, приспособиться к новым условиям. Первые погибли, когда вся техника вышла из строя под действием электромагнитных бурь, а вторым банально не хватило времени, чтобы адаптироваться. Никто не предполагал, что активность солнца возрастёт столь стремительно, за считаные годы, а не за сотни лет, как предсказывали учёные. Теперь все они мертвы, а мы с этим спящим мальчишкой-мулатом ещё нет.

Я смотрел на его приоткрытые пухлые губы, широкий прямой нос, трепещущие в утреннем сне ресницы закрытых миндалевидных глаз и решал, что с ним делать. К высокому лбу с упрямой морщинкой между густых бровей прилипли песчинки, а на голове проклюнулись чёрные волосы. Отзываясь на моё намерение, змейка беззвучно открывала пасть, выдвигая ядовитые зубы, а затем закрывала её. Я и забыл, какими юными, живыми и красивыми бывают люди. Да, он был красив красотой вольного зверя и безнадёжно юн.

Мальчишка был диким неучем, но имел неплохие природные задатки владения Мраком, что пригодились бы мне в исследованиях.

«Экспериментировать с податливым материалом гораздо проще».

«Но разве он податлив? Сейчас он уязвим лишь потому, что потерял мать и не обрёл нового равновесия, и потому ухватился за меня — первого встречного. А когда освоится, станет опасен, как все сияющие, что одержимы неподконтрольной им Тьмой».

«Так научи его, воспитай союзника!»

«Взращивать управителя надо с рождения, а не в шестнадцать лет, когда практически все процессы развития завершены».

«Тогда доломай и сделай служителя».

«Чтобы тошнило от одного его безропотного вида? Я ещё недостаточно для этого опустился».

«Остаётся убить».

Змейка вновь распахнула пасть и… закрыла.

«Пусть попробует поглотить свет, если у него получится, я его оставлю».

«И убьёшь на его обучение десяток лет? Не боишься, что сам раньше сдохнешь? Ты же сиял на всю катушку, чтобы привлечь самку и заделать детёныша, сам знаешь зачем, а не брать на воспитание этого хищного зверька».

«Эксперимент со светом всё решит, а сейчас надо выкопать припасы, пока мы друг друга не сожрали».

Я нашёл под стеной подходящую пластушку и принялся рыть песок в дальнем углу пещеры.

— Кабир, что ты делаешь?

— Завтрак готовлю, — проворчал я, доставая из ямы железную коробку и пару фляжек с водой.

— А с кем ты сейчас разговаривал?

— Ни с кем. — А ещё упрекал его, что это он громко думает. Увлёк он меня, раз я мыслефон погасить забыл или недооценил его способности.

Парень тем временем сложил ладони и помочился в них.

— Ты бы хоть отвернулся.

— Зачем? — удивился дикарь, отряхивая уже сухие руки.

— Хочу тебе сюрприз сделать.

— А-а. — И он послушно развернулся лицом к выходу, выковыривая из уха песок.

Я глянул на приоткрывшую пасть змейку и откинул крышку коробка. Воздух наполнил аромат вяленого мяса.

— Ого! — возбуждённо выдохнул пацан, заглядывая в коробок и облизываясь.

Я щёлкнул его по лбу, когда он потянул за мясом грязную лапу с обкусанными ногтями.

— А-у!

— Один ломтик! Второй получишь, если поглотишь свет.

Полоску мяса он заглотил в мгновение ока и уставился на меня очень нехорошим голодным взглядом.

— Ладно, бери ещё один, и пошли экспериментировать.

— А кто это такой солёненький и вкусный?

— Я.

— Как это?

— Змей было много, самую мелкую оставил, остальных заготовил.

Глаза Кирима восхищённо и умоляюще заблестели.

— Ты ведь меня научишь? Я дёргать хоть по сто раз на дню могу!