— Меня безумно возбуждает темная магия, — сладко прошептал юноша.

— А ты не боишься, что я принесу тебя в жертву демонам? — Риддл посмотрел на него. Странные отблески света, гуляющее по лаборатории, будто неугомонные призраки, превратили смазливое личико в загадочную маску. Том не любил пустой болтовни, но обмен пошлыми фразами был обязательной частью ритуала.

— В жертву нужны девственники, а я уже давно не… — блудливые прикосновения подтверждали слова, сказанные хриплым шепотом. Том одобрительно хмыкнул, подтолкнул юнца к столу и запустил руки под его рубашку. Пальцы прошлись вдоль позвоночника, а губы прижались к шее с голодной страстью, которая заставила бы любого вурдалака пустить слезу умиления. Парень застонал, может, излишне громко и чуть фальшиво, но Тому было плевать. Его никогда не интересовало, сколько удовольствия на самом деле получали его любовники.

В этот момент юноша неосторожно поднял взгляд вверх, и все его возбуждение как бесы сперли. Он попытался отстраниться, задергался, как пойманный зверек. Том разжал руки, потому что, видит Мерлин, легче было удержать перепуганную кошку.

— Там… там…

Под «там» подразумевался потолок чердака, спрятанный под серебристой паутиной, которая источала тусклый свет. К несчастью, в эти сети попался не один лишь лунный свет. Прямо над колдунами висел огромный, похожий на червя демон. Его тело будто покрывали многочисленные рты, зияющие, словно кровавые раны. Маленькие зубки тихо щелкали, пытаясь перегрызть нити паутины, но пока их усилия были тщетны.

Маги-конкуренты постоянно отправляли Тому Риддлу послания, к которым неизменно прибавляли свои наилучшие пожелания. Всего пожеланий набралось штук шесть, включая многоротого червя, а также один теплый привет — странное нечто, по виду напоминавшее пыльный мешок. Оно не двигалось и вообще не подавало признаков жизни. Остальные же нагло пялились глазами-плошками на юнца, который, к их немалой радости, трясся, как замерзший щенок, и злобно скалили свои бесчисленные клыки.

— Д-демоны… — заикаясь, выдавил парень.

— Демоны, — согласился Риддл, брезгливо кривя губы. Но его гримаса выражала отвращение не к исчадиям ада, а к современным колдунам, которых испугать проще, чем бойскаутов.

Впрочем, как бы злобно демоны ни щерились, шевельнуться они не могли — паутина держала крепко. Парень начал успокаиваться и даже попробовал выдавить из себя бодрую улыбку. Ему бы точно удалось это сделать, если бы не новая напасть. Сеси упорно подбиралась к нему со спины, ее лапы отчаянно молотили воздух, будто сопротивляясь сильному течению, несущему ее к водопаду. Но добычу ей все еще было не достать; тогда она изловчилась и мазнула хвостом по затылку мальчишки. Тот взвизгнул, как девица, которую застали без одежды, и упал в обморок. Сеси шлепнулась рядом — Риддл снял с нее заклятие. Мантикора тут же встряхнулась и вспрыгнула бесчувственному юноше на грудь. Там она и уселась, всем своим видом говоря: «Все, хозяин, не успел — моя добыча».

Том раздосадованно поморщился. Впрочем, пусть случившееся послужит парню уроком — будет знать, как связываться с незнакомцами. Эта мысль его развеселила, и Риддл решил, что пора будить спящего. Пусть он выполнит хотя бы часть своих необдуманно данных обещаний. Перед этим не мешало бы запастись успокоительным. Он собирался призвать бутылку бренди и два бокала, но подумал: зачем что-то делать самому, если теперь у него есть слуга. Перед ним возник маленький серебряный колокольчик, звонко тренькнул раз-другой — безрезультатно. Видимо, Портсмут опять был занят, вопрос — чем?

*

Вормсвуд удобно развалился в кресле Гилдероя, поверхность стола, за которым он сидел, почти полностью скрылась под многочисленными стопками писем. Совы кружили вокруг дома круглые сутки, напоминая гигантскую воронку. Локхарт втайне гордился, что крышу его дома приходится чистить от помета чаще, чем крышу министерства. В основном конверты были розового цвета, и напрашивался вывод, что поклонниц у знаменитого писателя намного больше, чем поклонников.

Сам писатель отсутствовал, однако его портрет, висевший над камином, выглядел даже лучше оригинала. Художник, естественно, знаменитый и берущий за свою работу столько, сколько не у каждого гоблина найдется в заначке, не пожалел магических красок. Орден Мерлина на мантии Гилдероя сверкал, как путеводная звезда в ночи.

Полумрак лишь усиливал это впечатление, горела только настольная лампа желтого стекла, весьма искусно воспроизводящая голову дракона. Высокое узкое окно всегда было закрыто плотными синими шторами: Локхарт считал, что солнечный свет губителен для призрачных фантомов, возникающих в его воображении. При взгляде на мягкий зеленый ковер вспоминались прекрасные лесные опушки, на которых в лунные ночи танцевали феи. Был в кабинете и книжный шкаф, но большую часть его содержимого составляли обманки. Книг других писателей Гилдерой в доме не держал из принципа, а своих ему пока не хватало для того, чтобы заполнить все полки.

От мастера Портсмут получил задание — разобрать накопившуюся корреспонденцию и ответить на каждое письмо. Но он то и дело отвлекался на собственные грезы, сладкие, как голоса сирен. В его мечтах все эти многочисленные благодарности и признания в любви были адресованы ему, Портсмуту Вормсвуду, гениальному писателю и бесстрашному борцу с чудовищами. Перо застыло над чистым листом, будто кинжал в руках нерешительного убийцы. Потом и вовсе упало на стол. Вормсвуд достал из кармана маленькое зеркальце и начал гримасничать, пытаясь повторить великолепную улыбку своего мастера. За этим занятием его и застал Риддл.

— Я вас звал.

Застигнутый врасплох Портсмут выронил зеркало и принялся суетливо ворошить бумаги.

— Понимаете, мистер Реддл, мастер поручил мне важное дело…

Он умолк, можно сказать, что все слова, которые он собирался сказать в свое оправдание, вдруг превратились в ледышки и застряли в горле. Портсмут откашлялся и поднял глаза. Том Риддл не походил на замогильную жуть, какой ее описывают в бульварных романах. Он был среднего роста, худой, тонкокостный, а лицо его было скорее аристократичным, чем красивым. Но серо-голубые глаза смотрели холодно и безжалостно, от их взгляда любая жуть запрыгнула бы обратно в свою могилу, не забыв накрыться сверху надгробным камнем. И Вормсвуд подумал, что зря он не запомнил, как точно произносится фамилия его хозяина. А следом пришла другая мысль: уже слишком поздно. И он зажмурил глаза, ожидая, что сейчас в грудь ему ударит смертельное проклятие. Поэтому слова «Портсмут, вы уволены» прозвучали для него, как королевское помилование для человека, уже стоящего на эшафоте с петлей на шее.

Вормсвуд не колебался ни секунды: вскочил с кресла, опрокинул его на пол и бросился прочь, даже не попрощавшись. Остановился он только тогда, когда от злополучного дома его отделяло полквартала. И, переведя дух, поклялся себе, что больше никогда не будет доставать тетю Гленду просьбами сделать из него писателя.

========== Глава 3 ==========

На следующее утро Риддла разбудило громогласное «А-а-а!»: побочные эффекты творившегося в его лаборатории чародейства малость искривили пространство и время, поэтому вопль множился, усиливался и возвращался. Насмешливое эхо передразнивало его на все лады, и казалось, что в лабораторию ворвалась орава полоумных лепреконов, по дурости выхлебавших паленую настойку из мухоморов. Сеси резко вскочила, а так как она служила Тому подушкой, то он едва не приложился затылком о дубовые доски. Грозный мантикорий рык влился в ужасную какофонию. Не открывая глаз, Риддл прошипел сквозь зубы заклятие, призывая к порядку разбушевавшийся хор. Вопли смолкли, но он рискнул сесть, только когда утих раздражающий звон в ушах.

Рядом с входом шла отчаянная схватка: хрупкая тень пыталась увернуться от магического гримуара, который выполнял обязанности сторожевого пса. Тень отпрыгнула, взметнулись то ли крылья, то ли полы мантии, звякнула железная цепь. Нрав у гримуара был злобный, а нутро — прожорливым, и без привязи он бы уже давно повадился ловить соседских собак и кошек. Сеси при виде незваного гостя грозно ощерилась и на всякий случай спряталась за хозяйскую спину. Серебристая паутина всколыхнулась, демоны оживились и таращились во все глаза. Замученные скукой, они были рады любому развлечению.