— Язык у вас хорошо подвешен, как и у любого мошенника.

После этих слов Гилдерой не задумываясь оставил бы бедных маглов без дождя, чтобы призвать на обидчика все громы и молнии, которые только найдутся на небе. Том же чуть наклонил голову и посмотрел на Кобольта, будто на консервную банку, которую нужно открыть без ножа, одной лишь силой взгляда.

А вот Кларисса Лэнд не могла похвастать его хладнокровием.

— Сэр, нельзя разбрасываться обвинениями направо и налево. Мистер Локхарт — герой, не раз доказавший свою храбрость всему магическому миру.

Бартоломью ответил оскорбительным «ха!».

— Наглый лжец и притворщик — вот кто ваш хваленый мистер Локхарт. Я предупреждал, что если у него хватит наглости явиться сюда и принять незаслуженную награду, то я вызову его на дуэль. И я готов прямо сейчас доказать, что его так называемое мастерство и бесстрашие не стоят и сломанного тролльего зуба.

— Пожалуйста, напомните мне свое имя, — на яростные обвинения противника Том ответил ледяной вежливостью.

— Я представлялся в прошлый раз, неужели вас так часто называли в лицо лжецом, что вы не смогли меня запомнить?

— Обличители мне попадались редко, зато чудаков с навязчивыми идеями хватало. Так как вас зовут?

— Бартоломью Кобольт.

Том любезно поблагодарил. Бартоломью дернулся, а потом то ли зарычал, то ли просто прокашлялся и наконец брезгливо скривился, будто дохлая жаба из кармана аврора Пруденса таинственным образом перекочевала к нему в брюки.

— Если вам, мистер Кобольт, хочется проверить мои магические способности, то завтра утром я к вашим услугам.

Предложение не пришлось по душе колдуну-забияке. Совсем не пришлось. Кобольт ждал другого — вспышки ярости, града упреков, оправданий и отговорок. Он рассчитывал, что лживый писака взбесится, наговорит глупостей, выставит себя трусливым идиотом, покажет поклонникам свое настоящее лицо. Но, когда Бартоломью прошипел «наглый лжец», собеседник ответил легкой улыбкой, будто после каждого оскорбления на его банковском счете прибавлялось по одному галлеону.

Том понимал, что улыбаться человеку вроде Кобальта — то же самое, что совать задницу в конуру злобного пса. И все-таки он не мог отказать себе в небольшом удовольствии позлить задиру.

— Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? Вдруг ночью вы внезапно решите рвануть в Монте-Карло? — Бартоломью ринулся в атаку с удвоенной яростью.

— Сейчас не лучшее время для Монте-Карло и для дуэлей тоже… — начал Риддл, но умолк на полуслове. Перед его глазами возник жирный шмель, у которого была морда Макдура, и его крохотные, как булавочные головки, оранжевые глаза смотрели на Тома с отчаянной мольбой. Тот без слов понял, что все плохо. Кобольт шмеля не заметил, не обратил он внимания и на отсутствующее выражение лица своего врага; он так и продолжал бомбардировать «Локхарта» оскорблениями. Том уловил только окончание его пылкой речи:

— Вы, мистер Локхарт, трусливый маглов сын. Взгляните на его руки, это руки девчонки, а не колдуна и героя! Сейчас я назову вашего отца магловским ублюдком, а вашу мать — продажной женщиной, и если после этих слов вы немедленно не примете мой вызов, значит, вы недостойны носить палочку и смотреть в глаза честным ведьмам и волшебникам!

Бартоломью метил в Гилдероя Локхарта, но случайно попал по самому больному месту Тома Риддла.

— Что ж… — протянул тот так, как это умеют делать только очень разозленные и могущественные темные маги. — Хотите дуэли — вы ее получите. Я вернусь через пятнадцать минут, и тогда мы выясним, кто из нас маглов сын.

Риддл развернулся и хотел направиться к выходу, но его остановил выкрик Бартоломью:

— Струсили, мистер Локхарт! Что я говорил!

— Пятнадцать минут, мистер Кобольт. — ответил Том тоном, от которого аврорам захотелось достать палочки.

— Тогда жду вас в аврорской учебке. Через пятнадцать минут. Надеюсь, вы не возражаете? — спросил Кобольт у Макдью. Возражать-то тот возражал, но сделать ничего не мог. Визенгамот ведь так и не принял закон, запрещающий магические дуэли.

Лицо Бартоломью расплылось в самодовольной улыбке, и он бросил в спину противнику, который спешил к выходу.

— Не заблудитесь!

Но тот даже не обернулся.

*

Макдур летел впереди, басовито жужжа, будто небольшой моторчик, так что Риддл не боялся его потерять. Тусклые магические лампы не столько освещали коридоры, сколько создавали зловещую и таинственную атмосферу. Том ждал, что из ниши выпрыгнет приведение, как в дешевом балагане ужасов. И нечто все-таки выпрыгнуло, едва не сбив его с ног, но это оказался не призрак, а вполне живой, пусть и смертельно бледный, Локхарт.

— Ты, паршивый, ничтожный!.. — запальчиво начал он.

— Успокойся, — Том окинул его беглым взглядом, убедился, что любовник цел и невредим, хоть и жалок на вид, и поспешно отвел глаза. — Что случилось?

— Ты отправил меня к чокнутому кретину, а теперь спрашиваешь, что случилось!? Да он меня чуть не убил! — Локхарту очень хотелось перейти на крик, его лицо скривилось от гнева и возмущения, но, помня, что он не у себя дома, он сдержался. У Тома появилось чувство, будто он смотрится в заколдованное зеркало и видит жалкую карикатуру на себя любимого. Это было не смертельно, но очень действовало на нервы.

— А твой никчемный слуга… — продолжал Гилдерой. Его праведный гнев ничуть не уменьшился. Наоборот — едва он заметил брезгливо-презрительное выражение на лице, которое Риддл у него украл, как кровь вскипела так, что любая саламандра смогла бы купаться в ней, как в лаве. — Он даже не сумел меня защитить. Видишь?!

Локхарт сунул под нос Риддлу указательный палец с длинной и глубокой царапиной. Макдур уже принял человеческий облик, тяжело вздохнул и приблизился к хозяину. На его морде появилось виноватое выражение, хотя мало кто сумел бы разглядеть его под грубой щетиной. В руках демон держал пузырек с заживляющей мазью и бинт. Гилдерой ожег его убийственным взглядом, но пальчик все-таки протянул.

— Это все из-за тебя… Ай! Осторожнее! — заживляющая мазь щипала. У Гилдероя на глаза навернулись слезы, он вырвал свою руку из лап Макдура. И преувеличенно долго дул на свою царапину.

— Как ты поцарапал руку? — спросил Том, стараясь говорить спокойно и без злости. Но Гилдерой то так, то этак вертел свой пальчик, изучая каждый миллиметр несчастной царапины, и вопрос остался без ответа. Горестно вздохнув, будто отдавая ценное сокровище в жадные трольи лапы, Гилдерой снова протянул руку Макдуру, и тот тут же принялся обматывать палец бинтом. Теряя терпение, Том повторил свой вопрос.

— Не знаю, у меня не было времени, чтобы оглядываться по сторонам. Я пытался унести ноги из логова этого полоумного Петрахрякса.

— Петрашракса, — поправил Том. А слой бинта вокруг царапины все рос и рос, пока палец Гилдероя не исчез в большом белоснежном коконе, тогда Макдур решил, что он в полной мере продемонстрировал свою услужливость, отрезал бинт и завязал концы бантиком.

— Петрахрякса… Петрашмакса… Пертакрякса… — Локхарт небрежно взмахнул освободившейся рукой, будто разгоняя надоедливых пикси. — Сам виноват, мог бы придумать себе имя поблагозвучнее. И кстати… — рана была перевязана, и к Гилдерою возвращалась привычная самоуверенность. Взгляд снова стал надменным и вперился в риддлловский жилет. — Где мой орден Мерлина?

— В кармане, — рассеяно буркнул Том.

— Умнее ничего не придумал? Поверить не могу, что ты показался в этом наряде на моей церемонии. А я ведь просил тебя не надевать белый жилет под синюю мантию. Подумать только сам министр Фадж, госпожа Забини, леди Ранкли…

— Умолкни, — бросил Риддл, и, о чудо, Гилдерой подчинился. — Ты оставил там свою, то есть мою, кровь?

— Кажется, да… Несколько капель, но я не уверен… А в чем проблема?

— Если у него есть моя кровь, то он наверняка использует ее, чтобы наслать на меня проклятие.

За одну секунду угрюмое выражение исчезло с лица Гилдероя, морщинки разгладились, глаза засияли, а рот растянулся в довольной ухмылке.